Когда он закончил говорить, мы молча оставили это место, мое сердце было слишком переполненным, чтобы я смог ему ответить. Мы оставили бедную женщину на попечение светлого ангела высших сфер и были уверены, что ей будет предоставлена любая помощь для её развития.

Выбравшись на окраину города, мы набрели на великолепный дворец, показавшийся мне одновременно знакомым и чужим. Бродя по городу, я был так сильно поглощен воспоминаниями о его земном двойнике, что чувствовал себя так, словно оказался в знакомом любимом месте во время кошмарного сна, и это место предстало в искаженном виде. Все, что ранее казалось прекрасным, было изуродовано. Часто в юности я разглядывал это красивое здание, испытывая при этом гордость, оттого что происхожу из славного рода, владевшего такой красотой такими обширными землями. А тут я увидел все это великолепие в полном запустении: потрескавшийся мрамор был изъеден пятнами, террасы и статуи — разрушены и обезображены, фронтоны здания — осквернены черной паутиной прошлых преступлений и несправедливостей, совершавшихся в стенах этого дома; прекрасные сады опустели, словно после нашествия саранчи. Наблюдая все это, я чувствовал горе и разочарование и с печалью в сердце последовал за моим другом внутрь дворца. По широким ступеням мы поднялись наверх, вошли в красивую дверь, которая открылась сама, чтобы впустить нас. Вокруг нас суетились и сновали взад и вперед темные духи. Мне показалось, что нас ждали. У последней двери Верный Друг снова покинул меня, сказав, что присоединится ко мне в другом месте. Обширное огненное пламя ослепило мои глаза, когда открылась последняя дверь, словно кто-то распахнул дверь огромной печи. Атмосфера стала раскаленной и удушающей. Я подумал сначала, что в помещении вспыхнул пожар, но постепенно слепящий огонь превратился в сияние темно-красного цвета, и по залу распространились волны серого тумана стального оттенка. Ледяной ветер пронзил меня до самого сердца, парализуя меня своим студеным дыханием. Странные волны, попеременно, то жара, то холода, были результатом активности интенсивного огня страстей и леденящего эгоизма и двуличия человека, который правил здесь как всемогущий принц. С самыми неукротимыми и ненасытными страстями он соединил крайний эгоизм и высочайшей пробы ум. Эти качества овладевали им по очереди, пока он был жив, вызывая в его поведении странную смену огненных страстей и холодного расчета. Теперь эти накатывающиеся волны исходили от него уже в духовном облике в этом духовном особняке и сменялись от жгучего холода до палящего жара без всякого перехода. Полновластный господин в своих земных владениях, он и здесь остался хозяином, но уже над духовными существами, окружавшими его. В конце огромного зала я увидел его самого. Он восседал на троне, которому разве что не хватало королевских знаков отличия. Стены зала были увешены древними коврами, но, увы! Все они выцвели и обветшали. Казалось, что мысли, жизнь и магнетизм этого человека вплелись в эти призрачные занавеси и испортили их своей порочностью. Вместо картин, изображающих охоту, плавающих нимф, коронованных морских богов, на стенах мелькали живые эпизоды прошлой жизни этого человека, во всей ужасающей полноте, перемещаясь, как тени волшебного фонаря на аррасских гобеленах. Огромные окна, в которые никогда не проникал солнечный свет, были завешены подобием того, что на Земле назвали бы красивыми бархатными занавесями. Теперь они более всего походили на саваны, наброшенные на скелеты, которые своими призрачными формами напоминали облик несчастных жертв его непомерных амбиций. Огромные серебряные кубки раскалялись добела при малейшем прикосновении к ним. На столах красовались драгоценные вазы. Повсюду царила атмосфера пиршества, гротескная насмешка в сравнении с земными удовольствиями. При моем появлении хозяин этого ужасного места поднялся со своего трона, чтобы произнести приветственную речь в мою честь. Я с ужасом узнал в нем духовный образ одного из предков моего рода, которым мы особенно гордились в семье, мне всегда говорили, что я очень похож на его портретные изображения. Тот же человек, то же величие красивого лица, сомнения нет! Но — ах! — Как страшно изменился его облик: печать стыда и бесчестья отмечала каждую черту, порок проступал сквозь маску, которой он по-прежнему старательно прикрывался. Здесь в Аду человек предстает таким, каков он, на самом деле, никакие силы, никакая власть не в состоянии скрыть ни одного из его пороков. А этот человек был настоящим чудовищем. Даже в ту чувственную и игривую эпоху он был известен своими грехами! Даже во времена, когда жестокость не считалась слишком большим пороком, он прославился своей крайней безжалостностью. Я видел все это отраженным на картинах вокруг него, и мне стало тяжело при мысли о таком сильном внешнем сходстве между нами. Я содрогнулся, вспомнив, с какой тщеславной гордостью мои родственники упоминали о кровном родстве с этим человеком и только по одной причине: он в свое время обладал почти королевской властью. И этот человек обратился ко мне сейчас с нескрываемым интересом, ибо я был его потомком. Он сказал, что рад видеть меня и хотел бы, чтобы я поселился с ним в этом дворце. Таинственной связью за счет нашего родства он мог оказывать влияние на мою земную жизнь и время от времени пользовался этим. Когда мной овладевали амбиции и гордыня побуждала меня встать на один уровень с сильными мира земного, каковыми некогда были мои предки, — это он являлся ко мне, питая и подстегивая мою гордость и мое высокомерие, которые были сродни его собственным. Именно он, по его собственным словам, подговаривал меня совершать такие поступки, которых я стыдился более всего и которых никогда не совершил бы, если бы представилась возможность начать всё сначала. А он утверждал, что делал это ради того, чтобы возвысить мое положение в мире, вложить власть в мои руки и сделать меня королем в какой-нибудь интеллектуальной сфере, если мне не удастся управлять страной. Через моё посредничество он хотел снова повелевать людьми, чтобы каким-то образом компенсировать своё изгнание в эту сферу тьмы и упадка. «Это ящик с гнилыми костями!» — кричал он. «Гадкое место! Но теперь ты здесь со мной и мы посмотрим, что можно сделать сообща, чтобы нагнать страху на них, живущих на Земле, если они не подчинятся по-хорошему. Я был очень разочарован на твой счет, о, потомок моего благородного рода! Я постоянно боялся упустить тебя. Годами пытался привлечь тебя к себе, но каждый раз какая-то незримая сила отталкивала меня. Как только мне казалось, что дело сделано, ты снова ускользал от меня и моего влияния, и я уже почти утратил всякую надежду. Но я не так-то легко сдаюсь. Когда я не мог быть рядом с тобой сам, я посылал тебе на помощь моих слуг. Да уж! Действительно — это были мои слуги! Ха — ха — ха! Да, так о чем, стало быть, я? А! И вот ты, наконец, сам явился. Ну, уж теперь-то ты от меня никуда не денешься. Смотри, какие удовольствия, и утехи я приготовил здесь для тебя».

Он взял меня за руку и повел к своему месту на троне, и мне показалось, что он весь пылает лихорадочным огнем.

Я поколебался, потом все же решил сесть и досмотреть спектакль до конца, молясь глубоко в сердце, чтобы меня не затронуло искушение. Я заметил, что он не предложил мне ни вина, ни еды. Он угадал, что я с презрением отвергну их. По его знаку для меня зазвучала прекраснейшая музыка, а я так долго был лишен блага вкусить от плодов Божественного искусства, что это сильнейшим образом подействовало на мои чувства. Зазвучал первобытно-призывной и чувственный мотив, похожий на пение сирены, когда она завлекает свои жертвы. Звук становился то громче, то тише, то совсем замирал, а потом нарастал с новой силой. Никакая земная музыка не может быть одновременно такой прекрасной и такой пугающей. Чаруя и возбуждая ум и сердце, она одновременно наполняла душу невыразимым чувством страха и омерзения.

Потом перед нами возникло огромное черное зеркало, и в нем я увидел гипотетическое отражение своей земной жизни и себя самого в душах и мыслях тысяч людей, которые в лихорадочном восхищении этой музыкой, которая вполне могла быть моей собственной, следовали зову самых низменных, но самых изысканных страстей. В конце концов, все они становились жертвами колдовских чар этой музыки.