Жалкие дома, или обиталища, этой сумрачной Страны Горя были в основном большими и просторными, но захламлёнными все тем же призраком нечистоты, гниения и разложения. Они напоминали собой большие дома, из тех, что встречаются в трущобах на Земле, некогда красивые и роскошные дворцы, приют роскоши, превратившиеся в пристанища отверженных изгоев общества и преступников. То тут, то там проходили одинокие сельского вида тракты, по сторонам которых теснились жалкие домишки, обычные лачуги. В других местах здания и люди сбивались в одну мрачную массу, похожую на катакомбы в огромных земных городах. Повсюду царили запустение, грязь и разруха; ни одно яркое, прекрасное или грациозное очертание не радовало глаз, не на чём было отдохнуть взгляду в этом запустении, которое стало таким из-за духовного влияния, исходившего от мрачных фигур, населявших это пространство.

Среди этих жалких созданий я бродил, неся перед собой крошечную звездочку чистого света, которая была так мала, что была похожа больше на яркую искру, мерцающую в темноте по ходу моего движения, тем не менее, вокруг меня она разливала мягкий бледный свет, как звезда надежды, которая светит тем, кто, не ослепнув от своекорыстных и злонамеренных страстей, ещё мог воспринимать его. Я натыкался на отдельные фигуры скорчившихся в дверном проеме, или прислонившихся к стене, или укрывшихся в жалкой комнате; они приподнимались, чтобы взглянуть на меня и на мой свет, прислушивались к словам, которые я говорил им, в них возникало желание улучшить свою участь, отыскать утраченные ими пути в высшие сферы, с которых они так низко пали по причине совершённых ими грехов. Мне удавалось уговорить некоторых из них включиться в мою работу и помогать другим, но, как правило, они не могли думать ни о чем ином, кроме своих мучений, и были способны лишь ностальгически желать возвыситься над окружением, в котором они пребывали. Но даже это чувство, каким бы малым оно ни казалось, было уже первым шагом, за которым мог последовать следующий шаг, наталкивающий на мысли, как помочь другим.

Однажды, во время странствий по этой стране, я забрёл на окраину большого города посреди широкой голой равнины. Почва там была черная и сухая, более всего, на мой взгляд, напоминавшая кучи сажи, которые обычно скапливаются рядом с плавильнями, где варят сталь. Я находился среди нескольких полуразвалившихся и перекошенных крошечных домиков, которые выстроились как заграждение, отделявшее несчастный город от оголенной равнины, когда внезапно услышал шум ссоры и крики дерущихся. Любопытство побудило меня подойти и посмотреть, о чём шел спор и нет ли там тех, кому я смог бы помочь.

Помещение напоминало скорее сарай, чем дом. Огромный квадратный стол занимал всю длину комнаты, вокруг него на грубых деревянных скамейках сидела примерно дюжина мужчин. Но что это были за мужчины! Они были недостойной и жалкой пародией на мужчин, более похожие на орангутангов с элементами свиней и волков или хищных птиц, судя по их грубым искаженным чертам. Такие лица, такие нелепые тела, такие уродливые конечности, что я даже не могу описать! Они были одеты в гротескные лохмотья, отдалённо напоминающие их прежние великолепные одежды; некоторые были одеты по старинной моде, которая царила много веков назад, другие — в более современном наряде, но такие же оборванцы, грязные и неухоженные, с растрепанными волосами, с дикими и наглыми глазами, которые светились неукротимым огнём страстей, порой сменявшимся мрачным пламенем отчаяния и мстительной злобы. Мне тогда показалось, что я достиг самого дна Ада, но потом я узнал, что существуют уровни, ещё ниже этого, чернее, ужаснее, которые населены ещё более дикими существами, ещё более примитивными, такими, что по сравнению с ними эти показались бы просто ручными и человечными. Позднее я подробнее опишу этих существ, когда дойду до той части моих путешествий, когда я забрёл в их царство нижних слоев Ада. Духи же, которых я тогда увидел перед собой и которые устроили потасовку в том здании, ссорились из-за мешка с монетами, лежавшего перед ними на столе. Один из них нашёл этот мешок и предложил разыграть его между всеми компаньонами. Спор возник из-за того, что каждый из них желал завладеть мешком, отказываясь делиться его содержимым с остальными. Спор мог выиграть лишь тот, кто сильнее, и они уже подступали друг к другу, угрожающе жестикулируя. Тот, кто нашёл деньги или то, что было в духовном мире эквивалентом наших земных денег, был молод, моложе тридцати лет, по моей оценке, и, если бы не печать разгульной жизни на его лице, можно было бы сказать, что он не вписывался в окружающую его обстановку и не мог быть частью компании его деградировавших спутников. Он кричал, что деньги принадлежат ему и, хотя он пустил их в честную игру, он не желает, чтобы его обокрали. Я решил, что мне здесь делать нечего, и под возмущённый хор выкриков и протестов, в которых угадывалось, что «они не хуже, чем он, знают, что значит честная игра», я отвернулся и покинул их. Но не успел я дойти до очередной заброшенной лачуги, как вся дикая шайка, затеяв жестокую потасовку, вывалила из дома, и дерущиеся, отталкивая друг друга, вцепились в молодого человека, владельца мешка с деньгами, который они пытались выбить у него из рук пинками и ударами кулаков. Это удалось тому, который был впереди всех, и на него мгновенно навалились все остальные, избивая его за надувательство и обман, поскольку в мешке оказалось не золото, а одни лишь камни. Подобно тому, как это бывает в сказке, деньги превратились в этом случае не в пожухлые листья, а в тяжелые камни.

Я ещё не успел ничего понять, когда несчастный молодой человек вцепился в меня, умоляя спасти его от этих демонов; и теперь уже вся их когорта устремилась в нашу сторону в стремлении изловить свою жертву. Быстрее мысли я заскочил в пустую лачугу, которая могла дать нам только надежду на укрытие, втащил за собой несчастного молодого человека и захлопнул за нами дверь, подперев её спиной, чтобы преследователи не проникли внутрь. Господи! Как они вопили, стучали и ломились в дверь, стараясь выломать её! Как я упирался, приложив все силы ума и тела, чтобы не впустить их! Я не знал тогда, но знаю это сейчас, что незримые силы помогали мне, удерживая ту дверь до тех пор, пока преследователи, в злобе и гневе от своего бессилия, наконец, не ушли искать повода для новой ссоры и развлечений в другом месте.

Когда они ушли, я повернулся к своему спутнику, который сидел, сжавшись в комок, совершенно окаменевший, в углу хижины. Помогая ему подняться, я предложил, что если он в состоянии хотя бы немного передвигаться, для нас обоих было бы предпочтительнее покинуть это место на случай, если те люди вдруг решат вернуться. С великим трудом я поднял его, и прошло много времени, прежде чем я отвёл его в укромное место в той темной равнине, где, пусть даже без крыши над головой, мы, по крайней мере, избежали опасности попасть в окружение. Далее я сделал всё, что мог, чтобы облегчить его страдания с помощью методов, которым меня научили во время моего пребывания в Доме Надежды. Спустя некоторое время бедняга был уже в состоянии говорить и поведал мне о себе и о том, как он оказался в той темной стране. Оказалось, что он совсем недавно покинул Землю, будучи застрелен человеком, который воспылал к нему ревностью за то, что он оказывал знаки внимание жене того человека, и основания для этого были. Одно было примечательным в истории этого несчастного духа: он, бедняга, не испытывал гнева или желания отомстить тому человеку, который ускорил его уход в мир иной. Его единственными чувствами были горе и стыд. Более всего его угнетало в этой истории и открыло ему глаза на глубину собственного падения открытие, что женщина ради любви к которой всё это было сделано, была черствой эгоисткой, которая совершенно не любила ни одного из них. Её занимала лишь мысль о том, как вся эта история повлияет на неё лично и на её положение в светском обществе. Ни одной мысли, кроме гнева и недовольства, не возникало в её голове относительно состояния своего несчастного мужа или жертвы его ревнивого гнева.