— Ударь меня. — хриплю, не отводя от неё глаз.
— Что? — моргает непонимающе.
Слипшиеся мокрые ресницы, как острые лезвия сейчас. Зарезала бы уже.
— Ударь. Накричи. Сделай хоть что-то. Назови мудаком, уродом, тварью. Крис, я такое сделал, что за это нельзя прощать. Тебе больно было, страшно, ты ничего не понимала, а я так… Как гнида поступил. Бросил тебя, наорал… А должен был обнять, успокоить, пожалеть. Просто поговорить. А я на эмоциях ушёл. Злись на меня. Ненавидь, пожалуйста. Только не смотри так.
Она кладёт ладошки на мои щёки, заставляя смотреть на неё. Слегка растягивает губы и шепчет:
— Ты первый.
— Блядь, да перестань это повторять! — рявкаю. Закрываю глаза. Рвано вздыхаю. — Я вообще никаким быть не заслуживаю. — выпаливаю уже спокойнее. Никаким, Кристина. — выплёскиваю горечь отчаяния. — Ты плакала, а я угрожал.
Она толкает меня назад. Сползает ко мне на пол и просит еле слышно:
— Обними меня. Обними, пожалуйста. Скажи другое. Скажи важное.
Шевелиться не могу. Молчу. От чувства вины сдохнуть охота. Фурия сама оборачивает плечи. Только сейчас чувствую боль от разодранной ногтями спины и плеч. Многое сказать хочется, но не в словах спасение.
Обнимаю за талию. Притягиваю к себе. Притискиваю губы ко лбу и замираю. Заржавевшая мышца в груди медленно начинает раскачиваться. Не хотелось бы, чтобы запускалась. Сам себя своим поступком убил. А Кристина, дурочка наивная, воскрешает зачем-то.
«Я не хочу терять тебя. Без тебя не хочу, понимаешь?»
Понимаю. Блядь, как же сильно понимаю.
— Я ненавижу тебя. — шелестит еле слышно.
— Я себя тоже ненавижу. — отзываюсь убито.
Как же хочется, чтобы она сейчас была той сукой, которую показывала в первые недели знакомства. Не вот этой нежной разбитой девочкой, а злобной мегерой. Чтобы визжала и скандалила. А она — нет. Хрупкая и ранимая, слабая, уязвимая. Ласковая такая. У самой слёзы из глаз, а она меня гладит, успокоить пытается. Желание оттолкнуть её и уйти зашкаливает. Не заслуживаю я её. Но не ухожу. Оставить не могу. Сильнее сдавливаю девушку. Она в ответ тоже крепче обнимает. Прячет лицо на шее. Слёзы чувствую. Дрожь её болезненную. Скрываемую панику. Лучше, чем себя, её чувствую и не понимаю, как мог хоть на секунду поверить в то, что все её действия были игрой. И меня прорывает. Качнувшись к ней, трусь мордой о плечо, позволяя накопившейся соли выйти.
— Я люблю тебя, Кристина. Так сильно люблю, что жизни без тебя не вижу. И никогда не прощу себе, что так поступил с тобой. Обещал всем стать, защищать, а в итоге похлеще насильника растоптал. Лишил девственности, а потом оскорбил, обидел… Как ты можешь сейчас всё это говорить? Как вообще прикасаешься?
— Ты не ранил. Ты исцелил. Если даже я не понимаю, то куда тебе… — её слова хлещут розгами по внутренностям. Сцепив зубы, разве что не всхлипываю. До хруста Кристинку прижимаю. — Только не отталкивай меня. Не бросай, Андрюша.
— Тогда ты брось. Оттолкни. Прогони, Кристина.
— Не дождёшься. — коротко хохотнув, хватает голову и старается от своего плеча оторвать, а я не могу ей свою слабость показать. — Посмотри на меня, Андрей. Скажи мне в глаза, что любишь. Скажи, что всё хорошо.
Как может быть хорошо? Люблю, конечно. Но нихуя не хорошо.
Как могу, стираю слёзы о футболку и смотрю в тигриные глаза. Едва увидев её меня, они по новой жидкостью наполняются.
— Только ты не плачь, любимый мой. — бомбит осипшим шёпотом. Рёбрами ладоней рваными движениями стирает дорожки. — Я за двоих выплакала. А ты у меня сильный. Очень-очень сильный. Моя стена и опора.
Она улыбается.
Как можно улыбаться?
— Какая из меня, блядь, опора? — сиплю, отвернув голову и утирая слёзы. — Разве что дряхлая. Ты лучшего заслуживаешь, Кристина. Самого лучшего. И это, как оказалось, не я. Обещал, что плакать только от счастья будешь, а сам… — голос глохнет.
— Моя опора, идиот. — невесело смеётся Фурия. — Что бы ни случилось, с тобой лучше, чем без тебя.
— Кристина. — выдыхаю и закусываю уголок губы. Как ей сказать? Кладу ладонь на её щёку. Ласково провожу большим пальцем. — Не прощай меня.
— Не прощу. Даже не мечтай. Всю жизнь помнить буду, как ты забрал мою девственность и сбежал.
Губы сами растягиваются в подобии улыбки.
— Это не смешно.
Весёлость сползает с её лица.
— Совсем. Но я могу понять, почему ты это сделал. Но я не врала тебе. Даже в самом начале, когда ту игру затеяла. Только потому, что тянуло к тебе. А потом уже всё. Влюбилась. Просто не сразу поняла это. Но ты сам учил меня сначала говорить, а потом уже делать выводы.
— И сам же сделал наоборот. — хмыкаю задушено. Тонкие пальцы, слегка вогнав ногти в виски, поворачивают мою голову. Подчиняюсь. Смотрю в глаза. — Болит? — трогаю пальцами основание бедра.
Крис краснеет и подворачивает губы. Носом тянет воздух.
— Немного. Но не так, как было тогда. — напрягаюсь. Каждая мышца и жила в теле, как натянутый канат. — Совсем по-другому. Боль другая. Тогда казалось… Даже не знаю, как описать. Сегодня с тобой… Будто проткнули чем-то. Мгновенная острая боль, а потом на спад. А тогда… Не было такого. Казалось, что он растёр всё, но совсем не так.
— Савельский? — выталкиваю глухо. Царёва опускает глаза и толкает губами воздух. Понимаю, что это «да». — Расскажи всё. Хватит уже секретов. — встаю и поднимаю любимую на руки. Укладываюсь вместе с ней на кровать. Прибиваюсь спиной к изголовью и крепко прижимаю к себе драгоценную девочку. — Расскажи, Манюня.
— Я хочу защитить тебя. И папу. Пойми, Андрей.
— Что у этого пидора на тебя? — высекаю тихо, но беспрекословно.
— Не на меня. На папу. Грязь. Много грязи. Он по головам к посту и званию шёл. Если бы пошла тогда в больницу, они бы сами написали заявление в полицию, и папе настал бы конец. А у меня, кроме него, никого нет.
Не представляю, как она смогла это пережить. В маленькой хрупкой девушке столько силы, сколько не то, что во мне, в сильных, взрослых, умудрённых опытом мужиках нет.
— Рассказывай.
— Пообещай, что ничего не станешь делать. — подрывается лицом ко мне, с мольбой заглядывая в глаза. — Если он поймёт, что я кому-то рассказала, то всю мою семью раздавит. Умоляю, Андрюша, пообещай.
— Обещаю. — чистая ложь.
Я убью его. Теперь уже точно знаю. За то, что он сделал тогда. За то, что сегодня сделал я. За то, что Кристине приходится жить с таким грузом.
Фурия опускается обратно. Прижимается ухом и какое-то время просто слушает, какую неровную линию выдаёт моё сердце. Загребает кислород и начинает рассказ, который наживую рвёт на части.
— Мне было семнадцать, когда мы решили пожениться. На самом деле мы много лет знакомы. Он старше на шесть лет. Он казался мне взрослым, красивым, далёким, недоступным. В очередной визит к нам мы начали общаться. Я тогда уже стала более взрослой, раскованной. Он смотрел, а я стеснялась. Только с ним так было. — ревность глушит её слова. Закрываю глаза и яростно дышу. — Я влюбилась в него.
— Блядь. — высекаю неконтролируемо.
— Не бесись. — тихо просит Крис, коснувшись губами шеи. — Только когда встретила тебя, поняла, что такое любить по-настоящему. А тогда была обычная детская влюблённость. Отрицать глупо. — пожимает плечами. Целует в подбородок. Я крепче обнимаю. — Тебя люблю. По-взрослому. Так, как быть не должно. Тогда думала так о нём, но не с чем сравнивать было. Мы после той встречи много общались в сети, по телефону, по видео. Он в любви признавался. Предлагал пожениться. Я на седьмом небе была. Но меня быстро оттуда спустили. Шмякнули так, что долго оклиматься не могла. Он приехал с отцом на моё восемнадцатилетие. Галантный, красивый, с безупречными манерами. Начал только в ФСБ служить. На него все мои подруги смотрели, а он только мой был. Ну, я так думала. — хмыкает грустно. — Через несколько дней объявили о намерении пожениться. Наши папы так радовались. Я летала. Упала. — пауза. — Разбилась. — длинная пауза. Раздробленный вздох. — Мы тогда долго праздновали. Уже далеко за полночь было. Мы сидели за столом, а я постоянно его взгляд чувствовала. И он уже не казался мне тёплым. А каким-то холодным, властным, тяжёлым. Решила, что просто устала. Пошла спать. Саша вызвался проводить до номера. Папа на моё совершеннолетие устроил настоящий праздник. Арендовал добрую половину гостиницы на заливе на целую неделю. Все мои подружки там были. Саша… — запинается. Шумно сглатывает. Чувствую её слёзы на груди. Как кислота жжёт. Ласково перебираю её волосы. — Он как-то резко схватил меня за локоть. Толкнул в стену. Я сильно ударилась, а он целоваться полез. Я испугалась. Ударила его, оттолкнула и убежала. Всю ночь себя винила и до рассвета к нему пошла извиниться. А он там с моей подругой. Боже, я не хочу рассказывать, что дальше было. — всхлипывает болезненно, царапая мои плечи. Целую влажный висок. Не настаиваю. Кристина сама продолжает немного позже. — Только кричать начала, а он ударил.
