Ухожу я без сожалений. Так же прощаюсь с Николь и остальными девчонками и сокурсниками. Немного грустно, да. Тут не поспорю. Но нет того разрушающего отчаяния, что я испытывала, прощаясь с Андреем. Эту жизнь я отпускаю легко, чтобы шагнуть в новую. Уверена, что там будет куда интереснее. Я хочу в поход! Жарить сосиски на костре и печь картошку. Сидеть на пледе в обнимку и смотреть на звёзды перед догорающим огнём. А потом заниматься любовью в крошечной палатке и спать в одном спальнике. Дикий так красиво и восторженно всё это описывал, что я буквально видела и чувствовала. Как минимум, моя душа уже побывала в магических лесах Карелии.

Без двух минут девять вечера мне приходит долгожданный звонок. В этот раз по видео. Радуюсь, как трёхлетняя девчонка сладкой вате. Едва не подпрыгиваю от счастья увидеть любимого пусть даже так. А через каких-то там тридцать шесть часов он станет реальным. Моя тыква обратится обратно в карету.

— Доброе утро, Андрюша. — улыбаюсь во весь рот, пританцовывая на месте с новым серебристым шёлковым пеньюаром, прижатым к груди.

— Доброй ночи, Фурия. — отвечает сонной улыбкой.

А я опять представляю, что совсем немного времени осталось подождать, и буду каждое утро видеть его таким нерасторопным, слегка потерянным и невозможно любимым.

— Как прошла ночь? — шуршу, падая с телефоном на узкую кровать.

— Ужасно. — серьёзно сипит мужчина, сомкнув брови галочкой на переносице.

Хочу их пригладить! Аж пальцы вибрируют, а подушечки колит.

— Почему? — шепчу немного смущённо.

— Потому что вижу свою любимую Фурию только во сне. Скучаю ужасно, любимая.

Проклятые слёзы застилают глаза. Язык чешется сказать, что осталось потерпеть совсем немного. Впрочем, я и говорю, расплываясь в улыбке:

— Потерпи, любимый мой. Я скоро приеду. И сама тебя и зацелую, и заобнимаю, и залюблю, — подворачиваю губы, приобретая оттенок свекольно-красного, и выпаливаю, — и затрахаю. — на секунду прячу глаза, а потом набираюсь смелости и табаню в камеру: — Соскучилась — жуть просто! Хочу тебя всего исцеловать, облизать и заниматься любовью сутки напролёт.

Его лохматые брови теперь ползут вверх. О-о-очень высоко. Будь у него короткая чёлка, спрятались бы под ней. Дыхание сбивается. Вижу, как ускоряется пульс по пульсации вены на шее.

— Нихуя ж себе. — выдыхает он ошарашенно. Прочищает горло. — Извини. Я просто чу-уточку, — сощурив один глаз, показывает пальцами сантиметра пол, — охренел от такого смелого заявления.

— Не издевайся, Андрей! — бурчу возмущённо, пряча лицо в ладонях, оставив только глаза между растопыренных пальцев.

Он смеётся. Заливисто и искренне. А потом оставляет только ласковую улыбку и шепчет:

— Я выполню твой любой каприз, Царевна. Но не надейся, что первые пару раз обойдутся без лажи. Голодный паёк, эротические фотки и секс по телефону не способствуют. Не всегда получается получить разрядку.

— Мамочки, Андрей, если это кто-то услышит?! — вскрикиваю, завышая тональность.

Он морщится. И опять смеётся. Подмигивает мне и высекает:

— Они поймут, Фурия. Поймут, как сильно я тебя люблю. И какая огненная страсть между нами кипит. Ну и, конечно же… — театральная пауза, а потом торжественно: — обзавидуются, что у меня такая охуенная невеста!

Если бы я только могла себе представить, что это последний раз, когда слышу его счастливый смех и вижу настоящую, не вымученную улыбку, то я бы отмотала время назад и не села на этот самолёт. Но я не могу управлять временем. Я в него сажусь и лечу навстречу концу всех свои мечтаний и надежд.

Но это преждевременно. Пока у меня есть ещё один беззаботный день прогулок по Коннектикуту. Дегустации американского фастфуда и попытки запомнить вкус и разгадать секреты приготовления, чтобы потом порадовать любимого. Ещё несколько встреч для прощания. Сборы всех вещей и отправка в аэропорт. Они полетят отдельным рейсом. Подарки и сувениры от девчонок. Ещё пара минут разговоров по телефону и…

И вот я уже поднимаюсь по трапу, занимаю место возле иллюминатора и отключаю телефон, чтобы Дикий не звонил. Утром первым делом заеду домой, приму душ, освежусь, надену новое платье, которое Андрюше сто процентов понравится, и полечу к нему. Самолёт, вибрируя, разгоняется по взлётной полосе, а затем плавно взмывает в воздух. С лёгкой, почти неуловимой грустью смотрю на удаляющийся Коннектикут. Прикидываю, где находится Йельский университет и мой кампус. Слежу, пока город, а затем и континент не растворяются в тумане, и на смену им не приходит тёмный, беспокойный океан. А потом засыпаю, вибрируя не меньше фюзеляжа от предвкушения нашей встречи.

По прилёту, в аэропорту папа, что очень удивительно, меня не встречает, а ведь он обещал. Выглядываю его в толпе, но так и не замечаю. Спустя сорок минут ожидания психую и еду домой. Телефон остаётся выключенным, иначе я увижу сообщения от Андрея и тут же во всём признаюсь. А раз папа не соизволил меня встретить, то и звонить ему нет смысла. Да, я дуюсь, хотя уже давно должна была привыкнуть. Просто мне казалось, что в последнее время мы очень сблизились.

Такси тормозит у ворот. Расплачиваюсь переводом, забираю небольшой чемодан и решительно иду в дом. Я очень зла сейчас на папу. Так сильно, что это даже глушит мурашек и радость от скорого свидания с любимым. И от это ещё больше злюсь на него! Всё настроение испортил!

Толкаю входную дверь и, бросив чемодан на пороге, ураганом несусь по дому, в глубине души мечтая, чтобы его не было дома. Иначе мы поругаемся и настроение упадёт до нуля. А я хочу, чтобы Андрей видел, как я счастлива его видеть.

— Кристина. — сухой оклик застаёт меня врасплох возле папиного кабинета.

Останавливаюсь, поворачиваюсь и складываю руки на груди, злобно притопывая ногой. Папа выходит из кабинета и застывает. Бледный, с мешками под глазами и будто испуганный. Мгновенно сдуваюсь и шагаю к нему. Но строгий, ледяной, полный сожаления взгляд окатывает промораживающей волной и парализует тело. Сердце стремительно ускоряется. Мне вдруг становится страшно.

— Пап, что происходит? — лепечу онемевшими губами.

Он отводит глаза! Я готова умереть от страха. Папа никогда не отводит взгляда. Ни-ко-гда!!!

— Прости меня, дочка. — хрипит глухо и обречённо.

— З-за ч-что? — выталкиваю я стучащими зубами.

— Ты выходишь замуж.

Отгоняю странное чувство обречённости и улыбаюсь. Обнимаю папу за плечи и клюю в щёку.

— Да, пап. Ты же смирился уже. Мы с Андреем позовём тебя на свадьбу.

Но сердце всё равно сжимается от его взгляда. Пустой, словно мёртвый. Неприятные мурашки по моей коже.

— Не за него. Извини, но тебе придётся его бросить.

— Что ты такое говоришь?! — взрываюсь криком, пятясь от него, как от проклятого. Уши закладывает. Пальцы трясутся. Всё тело, кажется, каменеет. На глаза наворачиваются слёзы. Потоками летят по щекам. — Пап, что за шутки? Пап? — шепчу, стараясь руками удержать в груди сердце. Бейся, родное, мы с тобой выстоим. — За кого, пап?

— За меня, красавица.

За спиной отца открывается дверь и появляется Савельский.

— Пап… — лепечу, ловя его взгляд, но он постоянно ускользает.

— Прости, дочка. Так надо.

Нет, мы не выстояли. Разбились вдребезги.

Надежда умирает последней

Я не понимаю, что происходит. Где реальность, а где страшный сон, воплотивший в жизнь все мои страхи. Жизнь стала какой-то пустой, обесцвеченной, не белой или чёрной и даже не серой. Ничего нет. Когда-то возникшая в груди чёрная дыра разрослась и поглотила все чувства.

Жизнь на системе жизнеобеспечения. Я будто впал в кому. Только в отличии от коматозников, продолжаю делать вид, что что-то важное ещё осталось. ФИЗО, разводы, построения, завтрак, обед, ужин, душ, подготовка к дембелю. Несколько дней и я буду в родном Петрозаводске. Обниму родителей, братьев, Даньку. Только даже это не радует. Полное безразличие. Еда безвкусная, словно картон жую. И живу на каком-то автомате.