— Андрюша.

Поднимаюсь выше, обняв за шею. Тянусь к любимым губам. И растворяюсь в нём, забывая обо всём. Да, я верю его словам. Он не пустозвон. Если пообещал, то обязательно сдержит своё слово.

Расставаться чертовски сложно, пусть мы уже прощались двадцать минут назад. Целуемся жадно и долго, почти задыхаясь.

Дома я как на иголках. Телефон из рук не выпускаю, ожидая сообщения от Андрея или Паши. Готовлюсь к любому трешу, что папа способен устроить. На нервах не могу сосредоточиться на чём-то одном. Заглядываю в холодильник, но все продукты не вяжутся в голове ни в одно блюдо. Так что от идеи что-то приготовить отказываюсь сразу. Рисование тоже не даётся. Дёргано перекладываю со стола на полки, вытащенные накануне книги. Убираю карандаши и альбом. Вытираю пыль. Распыляю на кактусы воду, смешанную с удобрениями. Жду прихода папы, чтобы поговорить ещё раз без эмоций и в спокойной обстановке. Но и в доме, и в телефоне тишина. По времени сейчас ужин. Отец уже должен приехать.

Дверь, наконец, хлопает. Я подскакиваю с кресла, на котором свернулась калачиком, и бегу, спотыкаясь о собственные ноги. Папа расшнуровывает туфли. Снимает китель и вешает его в шкаф. Я стою, затаив дыхание. Он оборачивается. Увидев меня, улыбается. Я так и зависаю в арке, не решаясь начать разговор.

— Ну и чего ты дрожишь, как перепуганный кролик? — ухмыляется он, шагая ко мне. — Я обещал не лезть и не лезу. Служба — это служба. Я не собираюсь давить сержанта, как генерал. Вот как отец, могу и прессануть. Но это уже в нерабочее время.

Дёргано сглатываю и перевожу дыхание. Давление медленно рассасывается. Шагаю к папе, обнимаю за шею и целую в щёку.

— Спасибо.

— Что у нас на ужин?

— Не знаю. — пожимаю плечами, поглядывая на кухню. — Сегодня Софья готовила.

— Ты не ела? — подтягивает бровь.

— Аппетита нет. — буркаю приглушённо.

— Так, отставить нервы и истерики. Я тоже человек. И тоже был молодым. За твою маму тогда с лучшим другом боролся. И разрушил дружбу, потому что не мог уступить. Если твой Андрей такой же целеустремлённый, то ничего его не напугает: ни погоны, ни трудности. Накрой ужин, а я пока в душ.

Часто-часто киваю, улыбаясь. Убегаю на кухню, раскладывая по тарелкам ароматный гуляш и булгур. Ставлю миску с овощным салатом и нарезаю хлеб. Кладу вилки. Подумав, достаю бутылку красного вина. Мы иногда выпиваем с папой по бокальчику. А сегодня мне просто необходимо хоть чем-то притупить своё взвинченное состояние.

Папа сам открывает и разливает вино. Чокнувшись, пригубляем.

— Расскажи мне о своём парне. — негромко просит отец, отправляя в рот кусочек мяса.

— Что ты хочешь знать? — спрашиваю насторожено.

— То, что я должен знать. — отсекает с усмешкой. — Иначе придётся воспользоваться служебным положением и просмотреть его личное дело.

Хохотнув, отпиваю вино и рассказываю о том, откуда Андрюша, о его семье, как познакомились. И, конечно же, о том, насколько он замечательный. Не скуплюсь на прилагательные и счастливые мечтательные улыбки. Ужин заканчивается. Я убираю тарелки. Папа наливает ещё по бокалу. И мы ещё долго болтаем. Прошу рассказать мне ту историю с мамой и другом. Папино лицо быстро грустнеет. Глаза на секунду тухнут, но он сразу же отбрасывает тяжёлые воспоминания. Он редко говорит о маме, потому что очень сильно её любил. Он уже много лет один. Знаю, что у него были временные женщины, но серьёзных отношений он никогда не заводил. У него не всегда находилось время даже на меня, не говоря уже о том, чтобы уделять его другим.

— Мне было двадцать два, когда Васька привёл в нашу компанию девушку. Каролину. У меня сразу башню снесло. Но и у него тоже. Мы договорились, что останется без обид, кто бы её не завоевал. Я победил, но он не смог мне этого простить. — грустно рассказывает отец, но при воспоминаниях на его губы постоянно лезет улыбка. Он качает головой. — Я очень жалел, что потерял друга, но и от твоей мамы отказаться не мог. К тому же, она любила меня. А потом родилась ты. Ровно через девять месяцев после нашей свадьбы. — его лицо мгновенно меняется и становится серьёзным. — Извини, дочка, что так мало времени уделял тебе. Я хороший военный, но ужасный отец.

— Не говори так, пап. — прошу тихо, пусть и полностью с ним согласна.

Но он продолжает:

— Только теперь, когда ты стала взрослой. Сама влюбилась. Того и гляди, скоро замуж выскочишь. — улыбаюсь на его замечание и улыбку, но, прикусив губу, предпочитаю пока промолчать. — Я понял, что совсем не был рядом, пока ты росла. И сейчас мне очень жаль. Сможешь простить меня?

Смахнув пальцами слёзы, поднимаюсь со стула и обнимаю папу.

— Конечно, папочка. Я очень сильно тебя люблю. Да, мне часто не хватало тебя, но я не виню тебя в этом.

— Андрей собирается связать свою жизнь с армией? — неожиданно спрашивает он, гладя по голове.

— Нет. Он будущий архитектор.

— Хорошо. — соглашаясь, слегка опускает подбородок. — С военными сложно. И я не желаю тебе такой участи, которую выбрала твоя мама. А архитектор — это перспективно. Надеюсь, будущий зять не разочарует мою девочку.

— Боже, пап, уже зять? — смеясь, шлёпаю его по руке.

Телефон вибрирует в кармане. Вытаскиваю его, но даже не смотрю на экран. И так знаю, кто звонит. Сердцем чувствую. Поднимаю на папу глаза.

— Беги. Успокой своего архитектора, что грызть его на службе не буду.

Ещё раз обнимаю папу и сбегаю в свою спальню, по дороге принимая вызов.

— Да? — выдыхаю.

— Дома порядок? — сечёт с беспокойством.

— Порядок. — растягиваю лыбу на всё лицо. — Папа расспрашивал о тебе. Сказал, что ты ему нравишься и на службе доставать не будет.

— Я не об этом волнуюсь.

— А о чём?

— Да так. Не думай об этом. Мои заморочки. Чем занималась весь вечер?

Собираюсь настоять на «заморочках», но быстро передумываю и пересказываю свои истеричные метания по дому. Его грудной смех вибрациями согревает нутро. Мне становится так спокойно и уютно. Передаю суть разговора с папой. Андрей не перебивает.

— Почему ты молчишь? — дуюсь я раздражённо.

— Слушаю твой голос, Фурия. И засыпаю, если честно. Мне утром наряд принимать.

— Тогда спокойной ночи. — сдуваюсь одномоментно.

— Не-а, Царевна. Не спокойной. Расскажи мне ещё что-нибудь.

И я рассказываю до тех пор, пока не слышу в трубке размеренное дыхание. Укладываю свой телефон на подушку и шепчу:

— Спокойной ночи, любимый мой. Приснись мне, пожалуйста.

И он снится. Даже во сне прижимает к себе. А мне так комфортно и уютно, что даже во сне я засыпаю у него на руках под звук густого, бархатного голоса. Вот так и убаюкали друг друга.

Время для знакомства

— Ну, младший сержант Дикий, обзавёлся связями на высшем уровне? — с иронией и тихой злостью высекает Гафрионов.

Поднимаю на него непонимающий взгляд, отложив в сторону нитку с иголкой.

— О чём вы, товарищ старший лейтенант? — спрашиваю опасливо.

— Завтра твой наряд отменяется. Увольнительная уже подписана. По чьему приказу догадываешься?

Устало вздыхаю, прикрыв глаза.

Мне и догадываться не надо. Знаю наверняка, что генерал Царёв подсуетился, чтобы завтра я был у них дома для полноценного знакомства. Но не думал, что он вмешается так открыто. Уверен, что Фурия сказала ему о предстоящем наряде. Она очень расстроилась, что мы не увидимся. А мне не надо, чтобы ко мне было какое-то особое отношение. Придётся поговорить с Крис об этом.

— Я об этом не просил. — обрубаю прохладно, но всё же жёстко. — И связями я не обзаводился. Это его личная инициатива, товарищ старший лейтенант.

Он переводит дыхание, и губы вздрагивают в улыбке.

— Ладно, парень, расслабься. Прессовать я тебя не собираюсь. У тебя теперь есть «пресс» помощнее. — усмехается взводный. — Надеюсь, до конца службы доживёшь.

— Доживу. — отбиваю серьёзно.