Прижигаю нестабильного ненавидящим взглядом, подвернув израненные губы. И что вы думаете, делает этот мудак?! Он лыбится! Вытирает тыльной стороной ладони рот, размазывая кровь, и тянет победную, мать его, улыбку! Демонстративно прижимает вторую руку к совсем нескромной выпуклости в штанах, поправляет и насмешливо выписывает:

— Это предупреждение, девочка. Если в следующий раз захочешь поиграть во взрослые игры, будь готова идти до конца.

— Fack you³! — выплёвываю озверело. — Тебе, мальчик, — специально добавляю интонациям мёда, говоря это. Сама себя убеждаю, что он всего лишь сопливый сосунок, а не мужчина, всего две минуты назад лишивший меня воли, — до взрослых игр ещё расти и расти. Там, где ты учился, я преподавала.

— Клише. — буркает, махнув рукой, мол, я его достала, и достойным противником он меня не считает.

Посмотрим ещё, кто кого.

Медленно, расслабленно и даже лениво приближается ко мне. Сжав кулаки, скрежещу зубами, ибо мне приходится задрать голову, чтобы ни на секунду не упустить зрительного контакта. Потеряю — пропаду.

Да что же он такой огромный? Чувствую себя лилипутом рядом с этой горой мышц. Сколько в нём роста? Метра два? Во мне каких-то там несчастных сто пятьдесят четыре сантиметра. Очешуеть можно! Он на две головы выше меня! И в развороте плеч четыре моих талии! Да я на его фоне вообще кажусь себе мухой рядом со слоном! Ма-аленькой такой. Незаметной. Но это вовсе не значит, что он меня раздавит! Я его до смерти мучить буду! А вот до его или своей — совсем другой вопрос. Судя по кармическому давлению, что оказывает громила, шансов на выживание у меня почти нет. Вот только этот псих не знает обо мне кое-чего важного: я не из тех, кто пасует перед трудностями. Не можешь победить силой? Выиграй с помощью интеллекта и хитрости. Победа любой ценой — моё жизненное кредо.

Ненормальный всё ближе прижимается. Всем телом касается моего. Впервые жалею, что на мне так мало одежды. Под его пытливым взглядом голой себя чувствую. С высоты своего роста псих отлично видит ямочку между грудями. Задушено сглатываю ставший поперёк горла нервный ком и растягиваю рот в обольстительной улыбке. Кончиком пальца провожу вдоль края платья, приковывая его внимание к этой части тела. Моему счастью нет предела, когда взгляд чёрных глаз следит за моими движениями. Синяя вена сбоку мощной шей начинает учащённо пульсировать. Дыхание наращивает обороты. Но вся фигня в том, что работает это в обе стороны. И мои лёгкие перестраиваются на аварийный режим работы от его близости.

Мамочки, что я делаю? Я же безвозвратно скатываюсь в безумие, играя в шахматы с голодным львом. Он же меня сожрёт! Или спалит бездонными котлами обсидиановых глаз.

Избегая выдать себя, перебрасываю кисти на рельефную грудь, обтянутую военной футболкой цвета хаки. С трудом заставляю себя не одёргивать их, ибо стоит только коснуться — жжёт.

Что же это такое?

Запрокидываю голову ещё выше, снова то ли беря его в плен визуального контакта, то ли сама попадая в его. Совсем перестаю понимать, что делаю и что происходит с ним. А со мной?

С расчётом веду языком по искусанным губам, встаю на пальчики, вжимаясь животом всё в тот же раскалённый жезл, и сиплю:

— Готовься к проигрышу, мальчик.

Он непонятно хмыкает. Приподнимает правый уголок тонких губ и склоняется ко мне. Сгребает ладонями за талию и подтягивает на себя, пока сосками не вжимаюсь в его грудину. Через силу стон боли сдерживаю от такого интимного и сексуального контакта. Низ живота принимается неприятно ныть и тянуть. Плотнее сжимаю бёдра, ненароком поёрзав по задубевшему стволу. Психопат стискивает зубы, выпуская сквозь них шипящий выдох. Я этим самым выдохом чуть не захлёбываюсь. На рецепторах застыла смесь крови и никотина. Сейчас этот вкус смешивается с таким же запахом, только более мускусным, тяжёлым, мужским. Маньяк пахнет сигаретным дымом, потом, металлом и лесом. Он пахнет так, как должен пахнуть настоящий мужчина. Никакой ванили и сладости. Никакого лоска. Ничего лишнего, кроме аромата, будоражащего мою кровь и женское начало. Инь, мать вашу, которое уж как-то очень подозрительно точно совпадает с ян. И меня это до чёртиков пугает.

Маньячело прибивается мордой вплотную к моему лицу. Коснувшись своими жёсткими губами моих, которые даже мне кажутся податливее размягчённого пластилина, выталкивает:

— Во взрослых играх может быть только один победитель. Прости, Фурия, но это не ты.

Глаза безвольно закрываются. Организм готовится к новой тестостероновой атаке. Он, damn⁴, её жаждет. Но вот фигня: ненормальный оставляет этот раунд за собой. Лизнув мои губы, неожиданно убирает руки, разворачивается и, ни разу не обернувшись, уходит. Только издевательское эхо его смеха не даёт забыть, как он меня унизил, сначала доведя до безумия, а после оставив стоять здесь одну: потерянную, возбуждённую и чертовски злую.

***

К тому времени, как мне всё же удаётся отдышаться и хоть немного успокоиться, в голове уже зреет большая часть хитроумного плана, способного свести извращугу с ума. Если он думает, что мы уже закончили, то он чертовски сильно ошибается. Мы только начали! Первый уровень самый лёгкий и незначительный. Победа в нём бессмысленная. Важно только то, кто возьмёт главный приз. Можно всё сражение отставать, а в итоге оказаться на троне.

Меня в жизни никто не оскорблял так, как этот вшивый солдатик! Кем он себя возомнил?! Кретин перекачанный! Ещё никто не остался безнаказанным за подобное. И он этой участи не избежит. Я его перетру в пыль! Сожгу! Разорву на мелкие тряпочки! Этот психованный будет на коленях у меня прощения вымаливать.

— Я — Кристина Царёва! — заявляю отражению. — Я — победитель!

Даже спустя около получаса из некоторых ран, оставленных зубами, продолжает сочиться кровь, а щёки, разукрашенные ярким румянцем, пылают.

— Это гнев. Праведный гнев! — рьяно убеждаю зеркало в своей правоте. — И вовсе это никакое не смущение! Ну, стянул этот придурок первый поцелуй, и что с того? Ни-че-го! Он и целоваться-то не умеет. Уверена, что большинство… Какое там большинство? Любой другой целуется намного лучше. А возбуждение…

Что же… С этим сложнее.

Раздражённо плескаю в лицо холодной водой уже в десятый раз. Выхожу из ванной в примыкающую к ней спальню. Роботизированной походкой направляюсь к широкой кровати. Падаю на неё спиной и упираюсь глазами в розовый потолок, раскинув руки в стороны.

Пусть это и дом Макеевых, но здесь я проводила больше времени, чем в родительском гнёздышке. У меня здесь даже своя комната есть. Папы никогда не было дома, вечно пропадал на работе или ездил в командировки, а меня отправлял к своим друзьям, чтобы ничего не натворила в его отсутствие. От меня вся прислуга вешалась, но это был единственный способ привлечь папино внимание. Со временем я привыкла к тому, что его никогда не бывает рядом, и научилась сдерживать себя, чтобы не создавать проблем.

Но даже сейчас, приехав на каникулы, узнаю, что папа вернётся только через неделю, хотя и знал, что мой самолёт прилетает сегодня утром. Домой и заходить не стала, понимая, что там меня никто не ждёт. Тётя Лиза и дядя Вова встретили как родную. Да и по Промокашке соскучилась. Всё так хорошо начиналось. В какой момент всё пошло наперекосяк? Как только увидела Пашкиного друга? Или когда под его взглядом ощутила себя обнажённой? А может, когда его обсидиановые глаза всколыхнули внутри что-то доселе незнакомое?

По привычке включила защитную реакцию. Я всегда так… Как что не по-моему — сразу в атаку. Тётя Лиза как-то сравнила меня с раненым зверёнышем. Хочет довериться, но боится, ведь делали уже больно. Тогда отрицала. Последние пару лет думаю, что, возможно, не так уж она и не права. Я росла в роскоши и внимании. Кругом всегда были люди, прислуга, друзья. Только одного не хватало — семьи. Родительской любви и заботы. Мама умерла через пару лет после моего рождения, а папа… С ним всё ясно без напоминаний. Да и друзья тоже… Кто-то из-за денег, другие ради связей. Разве что с Пашкой как были неразлучны с тех пор, как под стол пешком ходили, так и остались. Пусть с возрастом многое изменилось, но наша дружба нерушима. Была. До этой секунды. Макеев так на меня за своего дружка вызверился. Не помню, чтобы видела его таким раньше. Обидно до жути. Но есть в этом и свой плюс: ещё один повод ненавидеть маньячелу. Если он заберёт у меня единственного друга, то, Богом клянусь, не знать ему спокойствия на этом свете до гробовой доски. А уж я позабочусь, чтобы он сыграл в ящик раньше положенного срока.