— Ты почему сегодня такая активная? — спрашивает отец, садясь за стол.

Отодвигаю блюдо собственного приготовления подальше и натянуто улыбаюсь.

— Просто не сидится на месте, вот и решила поактивничать. — смеюсь задорно, вываливая на свою тарелку большую часть запеканки.

Отец перегибается через стол и буквально выдирает у меня из рук блюдо. Подносит к лицу и втягивает запах. Его губы расплываются в улыбке.

— Вкусно пахнет.

— Только пахнет. — брякаю, ковыряясь в тарелке.

Меня не пугает та гадость, что я наготовила. Просто аппетита нет.

— Попробуем. — смеётся он, накладывая себе нескромную порцию. Закидывает в рот кусочек и тут же меняется в лице. Прожевав, залпом выпивает стакан воды. Выдыхает, открыв рот, словно обжёгся. Хотя и не удивительно. Я туда пол перечницы бахнула. На его глазах выступают слёзы, но он всё равно выпаливает: — Островато. Но съедобно. — и отправляет в рот ещё одну вилку.

— Не мучай себя, пап. — вскрикиваю, отбирая у него тарелку. — Я же вижу, что это есть нельзя.

— Можно. — заявляет уверенно, доливая воду. — Только ты не ешь. Тебе с гастритом точно нельзя.

Я и не собиралась есть. Исключительно для вида задумчиво грызу огурец, иначе папа не отстанет. За ужином весело трещу обо всяких глупостях, расспрашиваю папу о рабочем дне и, конечно же, без конца улыбаюсь и смеюсь, пусть и ощущаю, как расползается внутренняя пустота. И с каждой минутой она становится всё темнее и глубже. Настолько, что к концу вечера еле волоку ноги в свою комнату. Будто из меня силы выкачали. Падаю лицом в подушку и не дышу.

Мне так хочется закричать. Заплакать. Но ещё больше мне хочется, чтобы кто-то сказал, что всё это неправда. Что у Андрея никого нет. Что Пашка просто решил меня так развести. Хотя в глубине искромсанной души знаю, что никакого подвоха нет. Голая, отвратительная правда. Я люблю мужчину, у которого есть семья. А он всё же соврал мне. Всё просто. Глупая Крис Царёва снова у разбитого корыта, заполненного её собственной кровью и внутренностями. Вот так-то. В следующий раз она подумает, как следовать зову сердца, а не руководствоваться холодным разумом.

Я теряю счёт времени, продолжая просто лежать. Я не трачу силы на самокопание. А смысл?

Телефонный звонок среди ночи — меньшее, что мне сейчас надо. Хочется только, чтобы эта боль ушла, а силы на жизнь иссякли. Но я всё равно отвечаю, даже видя имя абонента.

В моём голосе нет ни эмоций, ни звона, ни души.

— Что ты от меня ещё хочешь, Андрей. — вопрос даже не звучит как вопрос. Чтобы придать ему вопросительных интонаций, надо хоть что-то чувствовать. — Не звони мне больше, пожалуйста. Оставь в покое. Я знаю, что все твои слова и действия были игрой и не больше того. Возвращайся домой к жене и ребёнку. Ты уже сделал мне достаточно больно, так что не волнуйся, ещё долго не оклимаюсь.

Перекатываюсь на спину, кладу смартфон рядом с ухом и раскидываю руки в стороны, уставившись в светлое пятно лампы. Сжимаю веки, но больше не могу сдерживать слёзы. Они сами пробиваются сквозь них и ползут по вискам, чтобы потеряться в волосах.

— У меня нет жены, Крис.

— Тогда к невесте. — толкаю так же, без красок.

— И невесты тоже. Нам надо поговорить лично. Где ты сейчас?

— До-о-ома-а-а. — растягиваю слоги.

— Я еду. Выйди часа через пол. — режет быстро, словно задыхаясь от бега.

— Мне не о чем с тобой говорить, Дикий. — шиплю, хватая мобильный и принимая сидячее положение.

— Лично, Кристина. — настаивает психопат.

Теперь уже чётко могу разобрать, что он куда-то бежит.

— Если ты так хочешь поговорить, то заходи. Заодно объяснишь моему папе, как свалил из части.

— Хорошо. Объясню. Мне похуй, что он со мной сделает. Главное, чтобы ты меня выслушала.

— Ты совсем больной? — срываюсь воплем, слетая с постели. — Мне не о чем с тобой говорить! Или заявишь, что твой папа соврал?

— Не соврал.

— Вот и всё! Оставь меня! Оставь!

— Кристина, блядь, слушай! — орёт он в ответ. Я давлюсь слезами. Зажимаю рот ладонью, чтобы Дикий не услышал моих рыданий. — Он не соврал, потому что сам так думал. Наговорил хуйни, ни в чём не разобравшись. Нет у меня ни жены, ни невесты. Только девушка. И это ты, Фурия. Я скоро приеду. Если не выйдешь, то я сам зайду. — процедив это, сбрасывает вызов и больше не отвечает, сколько не набираю его номер.

Выбегаю на улицу в бесформенном домашнем платье. Миную ворота и бегу по дороге, пока не замечаю такси. Оно проезжает несколько метров и тормозит до полной остановки. Андрей выпрыгивает из машины и подбегает ко мне. Не останавливаясь, сгребает в охапке. Выставляю руки, силясь оттолкнуть, но сил не хватает.

— Не трогай меня! Отпусти! — визжу, извиваясь всем телом.

Вот только психопату насрать на моё сопротивление. Сжимает крепче, до физической боли и в прямом смысле хруста костей. Кручу головой, но он всё равно держит. Давит подбородком на макушку, заставляя запищать от боли.

— Прошу тебя, успокойся и выслушай.

— Я не хочу ничего слышать. — выталкиваю, забывая о необходимости дышать.

— Слушай, блядь! — напирает мужчина, усиливая хватку. Я опять пищу, и он сбавляет давление. — Я расскажу так, как было, а верить или нет, решать тебе, Кристина.

Вжимаю лицо в его грудную клетку, только чтобы спрятаться, раз уж не получается вырваться.

— Слишком часто мне приходится тебе верить. — шепчу убито.

Андрей мягче ведёт ладонями по спине и выдыхает:

— Знаю, Манюня.

— Не называй…

— Прости… Прости, что тебе пришлось плакать из-за меня.

— Не из-за тебя. И вообще, я не плачу! Мошка в глаз попала.

Этому бреду не верю даже я. Улица хорошо освещена, и невозможно было не заметить, что я в прямом смысле умыта слезами.

— Кристинка… — выталкивает тихо, с горечью, задушено. — У меня была девушка. Алина. Мы три года были вместе.

— Поздравляю! — рявкаю, не вытягивая груз боли.

— Мы расстались перед тем, как я ушёл в армию. Она меня бросила. Не захотела ждать. Я даже не думал о ней, пока пару недель назад сестра не рассказала, что видела её. Аля заявила, что она беременна от меня.

— Это правда? — шепчу, немного поднимая лицо.

Андрей склоняет своё, но не нагибается. Только смотрит мне прямо в глаза.

— Я не знаю, Крис. Я ничего не знал о её беременности, хотя на тот момент, как мы расстались, у неё был срок три недели. Я ещё какое-то время был дома, но мы даже не виделись. А позавчера она заявилась ко мне домой и наплела такого, что я, блядь, даже представить не могу, как предки поверили в эту дичь. Сказала, что я её послал, как только о беременности узнал, и в армию сбежал от ответственности.

— Это твой ребёнок? — выпаливаю, не отводя взгляда от обсидиановых провалов.

— Не знаю. Вряд ли. Но не могу быть уверен.

— А если твой?

Руки сами тянутся к нему. Оборачивают торс. Прибиваюсь ухом к груди, не выдерживая давления, что выдают чёрные глаза.

— Если случится так, что всё же я буду отцом, — меня передёргивает. Сильно. Не могу представить психопата в роли папы. Он всего на год старше меня. Это так странно, — я не откажусь от сына, но с Алиной не хочу иметь ничего общего. Между нами всё закончилось. А то, что заявил тебе отец… — глубоко вдыхает, перебирая пальцами мои спутанные волосы. — Он очень извинялся за то, что так с тобой разговаривал. У меня только сегодня вечером появилась возможность позвонить им и объяснить всё как есть. Рассказал в подробностях всё об Але. А когда отец сказал, что ему звонила девушка по имени Кристина, я чуть не свихнулся, Фурия. Особенно после того, как он передал ваш диалог.

— Он просил не рушить семью. — неожиданно предательски всхлипываю, когда внутреннее давление спадает и возвращает возможность дышать. — Ты не говорил о девушке, ребёнке…

— Маленькая моя, — сгребает ладонями щёки и касается своим носом моего, не разрывая визуального контакта, — девушка осталось в прошлом. К тому же, мы ещё не на той стадии отношений, когда обсуждают бывших. — усмехается ненормальный, но и я не могу удержаться от улыбки. — А за ребёнка я даже не думал. Был уверен, что она ляпнула эту херь Диане от скуки, и никак не ожидал, что постарается повесить ответственность на моих родных.