А Николай, Николай уже знал, что нужно делать — это была его функция, его судьба, его статус Водного Стража. Он, молча, погладил правой рукой знак «В» на своей левой руке, и попросил и свой Орден и Морскую Воду и Морского Царя и этот Знак помочь ему в благородном деле спасения погибающих людей.

— Ты чего это надумал? — изумился командир катера, заметив, как Николай снял шлем, сбросил полушубок, и начал раздеваться — догола.

— Да вот, хочу купнуться, — ответил Николай, — заодно и задвижки эти закрою.

— Ты чего! Вода же холоднющая, океанская, соленая, наверняка ниже нуля, даже рыбам холодно. Мгновенные судороги, если ты не в капковом жилете, а у нас резиновые…

— А я привычный, на крещенье купаюсь, нормально.

— Ну, ты даешь! — отозвался Виталий, — только опускайся постепенно, а то судороги схватят, и вот еще что, — он откуда-то достал моток бечевки и обвязал конец вокруг талии Николая.

— А это еще зачем? Я хорошо плаваю.

— Для поддержки, на всякий случай.

— Ладно, хорошо, — согласился Николай, и, не раздумывая, бросился в воду. И она… она  приняла его. Да, приняла, и ему показалось, что вода ничуть не холоднее той, когда они с мальчишками, в детстве купались в реке, не дожидаясь летних дней, хотя на самом деле, конечно, было не так. Он вынырнул, почувствовав крепкий вкус соли на губах, и саженками, по рабоче-крестьянски, поплыл к задвижкам.

Первую задвижку он закрыл легко, отбросив стопор и повиснув всем телом на задвижке, которая, со щелчком, встала на свое родное место. А вот вторая до конца не дошла на несколько сантиметров, и он попытался поднять ее вверх, чтобы затем, рывком, опустить вниз, но ничего не получилось, так как не было опоры — просто он сам погружался в воду. Вот, если бы он был на шлюпке, то оперся об ее дно…

Но, по крайней мере, основной приток воды был ликвидирован, и нужно было возвращаться на катер. И вот здесь помогла предусмотрительность командира Виталия, который подтягивал его привязанной к талии веревкой, так как Николая сносило в сторону каким-то течением. Когда он подплыл к катеру, то в движении протянул вверх руки, которые схватили двое матросов и помогли ему подняться на палубу.

— На полотенце, вытрись, и разотритесь! — скомандовал командир. — И давай быстрее! — и он был прав, так как вне воды было ужасно холодно.

— Примешь спиртику, грамм 50 для сугреву? — спросил командир Николая, а когда тот отказался, сказав, что ему не холодно, протянул фляжку. — Тогда сполосни лицо пресной водой, от соли, — что Николай и сделал, а затем вытер лицо полой полушубка.

Многоголосый шум из баржи продолжался, и Николай предложил командиру, что теперь, прежде всего, нужно связаться с обитателями баржи, но как это сделать при таком шуме — он даже не представляет.

— А это мы сейчас устроим, — согласился командир. — Старшина! — скомандовал он, —  а ну-ка, врежь из нашей «Душеньки» по-над баржей, и постарайся попасть вон в те доски, которые торчат сверху.

И старшина врезал из «Душеньки», то есть пулемета ДШК так, что из досок полетели щепки, а многоголосый шум тотчас затих.

— «Какая точность стрельбы», — подумал, изумившись, Николай, — «и катер и баржу качает, а он попал точно в цель».

— Что и требовалось доказать, — констатировал командир. — Эй, на барже! — продолжил он, теперь уже в рупор, — отзовитесь кто-нибудь! А затем повторил свой призыв еще раз, и еще, но никто не отзывался.

— Да они же не понимают русского языка! — воскликнул Николай.

— Да, проблемка, — согласился командир, — и что же будем делать? Попробуем по-другому. Эй, Гайнутдинов, — позвал он в ларингофон, — ты своего татарского языка еще не забыл?

— Нет, конечно, товарищ командир. Как можно?! Как же я пойду к невесте свататься, если скажу что-нибудь неправильно?! Ведь выгонят с позором!

— Тогда поднимайся сюда, вылезай из трюма.

— Да я же при машине, не имею права.

— Давай, давай, вылезай! Вот тебе рупор, давай, обратись к обитателям вот этой баржи на своем родном языке, скажи что-нибудь.

— А что сказать-то?

— Да любое, давай, не тяни!

И Гайнутдинов что-то сказал, а потом повторил. Но ответа не последовало.

— А что ты сказал? — спросил командир.

— Я сказал, чтобы выходили, будем кушать бешбармак, любимое татарское кушанье. Никто не откажется.

— Ну, повтори еще раз!

И  Гайнутдинов повторил, но ответа не было. Был слышен лишь шум ветра и двигателей катера, работающих на холостом ходу.

Да, никто не отзывался, и тогда Николай попросил рупор у командира катера: — Дай, попробую на английском языке.

— А ты можешь?

— Да, могу, немного, попробую. И он продолжил: — Hey, on the barge, does anyone speak English? (Эгей, на барже, кто-нибудь говорит на английском языке?)

И тотчас послышался ответ: — Yes, I speak English. (Да, я говорю на английском языке). — Я американец, летчик, капитан американской морской авиации, мой самолет сбили японцы, меня зовут Энди Тумми. А вы русские? Заберите меня, пожалуйста, к себе. Эти китайцы — хорошие парни, но они едят чеснок и еще какую-то гадость, и от них дурно пахнет, я никак не могу привыкнуть. И скажите, как вас зовут?

— Есть контакт, ура! — воскликнул командир катера. — Что он сказал?

— Послушай, Виталий, — ответил Николай, — мне, с непривычки, так трудно, и разговаривать и переводить; давай, я с ним поговорю, а потом тебе все расскажу, но никаких решений я сам принимать не буду.

— Да, хорошо, согласен, действуй!

— Рад вас слышать, мистер Тумми, — продолжил Николай в рупор. — Мы, действительно, русские, но никого не можем взять, потому что мы находимся на торпедном катере, здесь нет места даже для одного дополнительного человека, так что вам придется потерпеть. Скажите, сколько народу в барже, и что это за люди? Да, меня зовут Николай Исаев.

— На мой взгляд, нас здесь больше двух сотен, — послышался ответ, — это в основном китайцы, но есть и корейцы и несколько филиппинцев, которые немного говорят на английском, поэтому я общаюсь с остальными через них. Эти азиаты как-то умудряются общаться между собой, хотя языки у них разные.

— Хорошо, это понятно, — продолжил выяснять Николай, —  а вы поняли, что вас хотели утопить? Баржу, в которой вы находитесь, бросили в открытом море, и открыли задвижки, через которые в баржу поступает вода. Мы задвижки закрыли, но одну не до конца, ее заклинило.

— Да, мы, конечно, поняли, лично я уже попрощался с жизнью, помолился, вспомнил свою семью и порадовался, что успел заплатить все налоги, и теперь у моей супруги не будет никаких проблем. Да, уровень воды повышается, и вода очень холодная, наверное, ниже 30°, у меня ноги совершенно онемели, и я их не чувствую. (Николай сразу сообразил, что 30 — это по Фаренгейту, то есть ниже нуля, как и говорил Виталий). Да, мистер Исаефф, а какое у вас звание, как мне к вам обращаться?

— Я технический эксперт, мистер Тумми (ну, не рассказывать же ему про какого-то, временно исполняющего обязанности, да и непонятно, как все это сказать по-английски).

— О, технический эксперт, это здорово, значит, вы — богатый человек, но это не имеет значения и выпивка за мной, когда вы нас освободите, а я в этом уверен. У нас в эскадрилье все говорят, что русские — крутые парни. Вы знаете, мне удалось спрятать 10 долларов, которые  японцы не нашли, а остальное  все отобрали, в том числе и мой жетон. У меня всегда есть припрятанные 10 долларов, так, на всякий случай, и теперь они нам пригодятся.

— «Чудак — человек», — подумал богатый человек, Николай, все богатство которого состояло из, имеющейся на нем одежды, зубной щетки, бритвы, будильника и нескольких книг в пустом чемодане, — «ведь чуть богу душу не отдал, а уже думает о выпивке и о том, кто за нее заплатит». Но ему, Николаю, нужно было думать не о выпивке после спасения, а о том как это спасение организовать.