— Дай гарнитуру и скажи наш позывной! — попросил он радиста.

— Позывной «Двенадцать», по номеру катера, — ответил радист, передавая гарнитуру.

Николай надел оголовье, и нажал тангенту. — Двенадцатый вызывает базу. База, ответьте! Как меня слышно? Прием!

— База на связи, слышу хорошо.

— Прошу «Первого» к аппарату! — попросил Николай.

— «Первый» на связи! — услышал он знакомый голос адмирала, который, по-видимому, ждал сообщения.

— Товарищ адмирал! — начал Николай открытым текстом, нарушая все инструкции. —  Ваш приказ выполнен. Остров, — и он назвал труднопроизносимое слово, — полностью уничтожен нашей новой торпедой. Под развалинами острова погибли 10 японских военных кораблей, зашедших в наши территориальные воды, и еще один корабль торпедирован. Какие будут дальнейшие указания? В каком порядке уничтожать  остальные японские острова?

— Немного подождите! — ответил адмирал. — Сейчас я возьму карту и подумаю, — а Николай сообразил, что адмирал, умница, понял его, Николая, игру, ее поддержал, а сейчас взял время, чтобы посмотреть — как будет развиваться ситуация.

И план Николая сработал, так как через несколько секунд он услышал «дальний» голос на русском языке: — Товарища русская адмирала, это говорить японская адмирала. Моя вас умолять — не надо торпедировать японский острова, мы все погибать, наша жить хотят. Моя вас просить от имени мой император. Ответьте мне, позалуйста!

И адмирал ответил: — Наше условие — полная и безоговорочная капитуляция!

— Но как! — теперь японец уже не коверкал слов. — Ведь мы не воюем с вами. Как можно капитулировать, не объявляя войны и не проводя боевых действий?

— Вы сами нас вынудили пойти на это, своими безобразными действиями по отношению к военнопленным. Я имею в виду, что вы их топите в море живьем, что противоречит всем человеческим ценностям и религиям и…

— Этого не может быть, вас обманули! — перебил адмирала японец.

— Может, не отрицайте! — твердо сказал адмирал. — У нас более двухсот свидетелей, которых наши моряки спасли из затопляемой вами баржи. Можете считать мои слова объявлением войны, в которую мы вступаем, как союзники США, и одновременно требуем капитуляции!

— «Наверное, у нашего адмирала есть все полномочия, чтобы заявлять такое», — подумал удивленный Николай.

— Я доложу моему императору, и уже завтра… — начал японец.

— Никаких завтра! — перебил его адмирал. — Я даю вам полчаса, хорошо, целый час и жду ваш ответ на этой же частоте.

— Хорошо, — уныло сказал японец.

— Двенадцатый! — запросил адмирал.

— Двенадцатый на связи! — ответил Николай.

— Следуйте на базу!

— Есть, следовать на базу! Ну, что Виталий, трогаемся? — спросил Николай, поворачиваясь к командиру катера.

— Погодите! — попросил Петр Юрьевич, который продолжал слушать наушник, — нас вызывает «ближний» японец, он просит разрешения подойти, чтобы отдать честь победителю. Что ему ответить?

— А черт его знает! — сказал Виталий, — даже не знаю.

— Да, от этих япошек можно ждать, все, что хочешь, — высказал свое мнение Петр Юрьевич. — А ты, Николай, что думаешь?

— Наверное, лучше разрешить. По крайней мере, будем знать, чего они задумали.

— Согласен! — отозвался командир. — Передайте, Петр Юрьевич, чтоб подходили, но чтобы все оружие привели в походное положение, и зачехлили.

Японский сторожевик аккуратно приблизился к катеру, двигаясь параллельным курсом на расстоянии не более 10 метров. Он был значительно выше катера, и командир японского судна смотрел на катер сверху вниз. К огромному удивлению Николая, он выдернул из ножен свою саблю, взял ее «на караул», а потом сделал какое-то движение, показавшееся неуклюжим.

Но Петр Юрьевич резко толкнул Николая и командира, и присел сам, а сабля японца со свистом пролетела над их головами и врезалась в воду. Но японец на это не обращал никакого внимания. Он выдернул короткий меч, воткнул его себе в живот с левой стороны, а затем распорол его движением направо. В то же мгновение к нему приблизился другой человек и ловким движением сабли отрубил ему голову, которая покатилось по мостику, и упала в воду. Человек, отрубивший голову, взял свою саблю «на караул» и что-то громко произнес.

— Он сказал, — перевел Петр Юрьевич, — что командир исполнил свое предназначение, сделав харакири, и теперь командование кораблем принял он, его помощник, который готов выполнить любой приказ.

— Пусть уматывают к чертовой матери на свою базу, гады! — сказал Николай, которого чуть не вытошнило от сцены харакири. — Давай, Виталий, по домам! И чего это они с саблями на современном корабле, Петр Юрьевич? Для харакири?

— Это дань средневековым традициям, когда шли на абордаж, ну, и для харакири, конечно!

*  *  *

Начинало вечереть, когда Николай рассказывал Ивану Антоновичу и Ивану Васильевичу о результатах испытаний, и обо всех событиях заканчивающегося дня. Как и вчера, он чувствовал себя усталым, понимая, что прямой контакт с водный сущностью требует от него значительных усилий, да и настроение было подавленным, так как оружие, которое он придумал, оказалось чересчур грозным. Одно дело — врезать по идущему на тебя танку, или, если уж на то пошло — по морскому форту. И совсем другое — по острову, на котором находятся мирные жители, даже если они — японцы.

Внимательные слушатели Николая не успели выразить своего мнения, так как в дверь постучали, и в комнату вошел… американец Энди Тумми. — А вот вы где, мистер Исаефф, а я вас с утра ищу, чуть с ума не сошел от безделья. Я походил по территории вашей базы, хотел зайти в ангар, посмотреть, но меня не пустили; пытался пройти в казарму, чтобы увидеться с друзьями-филиппинцами, но меня не поняли и тоже не пустили. Странно, здесь никто не говорит на английском языке.

Американец улыбнулся и продолжил: — Слава богу, когда ходил по территории, встретился с вашим адмиралом, который хорошо говорит по-английски. Как я понял, он ходил по территории с проверкой, и я, с его разрешения, к нему присоединился, и мы ходили и разговаривали. Ваш адмирал — деловой человек. Когда я рассказал ему о том, что принимал участие в боевых действиях с самого первого дня и был свидетелем разгрома нашего флота и нашей базы в Перл-Харборе, он попросил меня провести типа занятий с летчиками вашей морской авиации, чтобы рассказать о боях с японскими летчиками. Так что вам, мистер Исаефф, придется поработать переводчиком на этом занятии, но это будет послезавтра, когда соберут летчиков.

— Ох, извините, господа! — опомнился американец, — вы заняты, а я вас перебил. Прошу прощения!

— Нет, нет, не волнуйтесь, — отозвался Николай, — мы уже закончили. И ему, действительно, не хотелось обсуждать, как целый остров, пусть небольшой, и необитаемый, исчез в океанской пучине. При его, Николая, участии (мягко говоря).

— Вот и прекрасно, что закончили. Вы не забыли, мистер Исаефф, что я обещал поставить выпивку, и я хочу исполнить это свое обещание?! Пойдемте в бар, господа, я вас всех приглашаю! Кстати, господа, меня зовут Энди Тумми, я, американец, летчик, извините, что сразу не представился.

Собеседники Николая переглянулись между собой, назвали свои имена, а потом Иван Антонович, неожиданно для Николая, сказал: — А, пойдемте, раз американец приглашает, отвлечемся от грустных мыслей. Вставая, он проверил наличие бумажника в кармане пиджака, что Энди заметил, и попросил, чтобы Николай перевел своему коллеге, что платит он — Энди.

Буфет при столовой для командного состава оказался очень уютным местом. В зале было несколько столиков, покрытых скатертью, в углу, в бочке, стоял фикус, а на стенах висели репродукции. За прилавком находилась женщина в белом фартуке и с белой наколкой на голове. В витрине лежали бутерброды, на горке стояли бутылки. И эту идиллию дополняли пыхтящий самовар и патефон, стоящий на отдельном столике. В буфете почти никого не было, за исключением двух человек, сидящих за столиком с кружками пива.