— О, какой уютный бар! — воскликнул американец. — Просто шик, — и первым делом стал рассматривать репродукции, висящие на стенах. Это были «Богатыри», «Иван-царевич на сером волке» и «Утро в сосновом лесу». — Класс! — произнес американец, внимательно рассматривая Ивана-царевича, — да, не зря у нас в эскадрилье говорили, что все русские — крутые парни. Ну, надо же — волка оседлали. А кто эти три всадника, мистер Исаефф? — спросил американец, указывая на Илью Муромца.
— Это Стражи нашей, русской земли, они всегда в дозоре, — ответил Николай, подумав, что и ему, в его статусе Стража, нужно быть всегда, всегда в дозоре.
Виски и кока-колы, которые спросил американец, в буфете, разумеется, не оказалось, и он долго разбирался с напитками; отказался от коньяка, водки и вина и, в конечном счете, остановил свой выбор на русской перцовке, которая, как ему объяснили, является и лекарственным средством при простудах.
— Вот это мне подходит! — сказал американец, — у меня, действительно, насморк после промоченных в барже ног.
Иван Антонович и Иван Васильевич заказали по 50 грамм коньяку, Николай — бокал сухого вина, и для всех — бутерброды с икрой и ветчиной, и клюквенный морс. Американец положил на прилавок свою сохраненную купюру в 10$, подхватил нагруженный поднос, и отправился к облюбованному им столику.
— Граждане, а вы заплатить забыли! — сказала буфетчица, — и этот ваш товарищ, который не понимает по-русски, забыл здесь какую-то зеленую бумажку, пусть заберет.
— Сейчас, сейчас, — отозвался Иван Антонович, подошел к прилавку, достал свой бумажник и расплатился, благо американец этого не видел, так как стоял спиной к прилавку, разгружая поднос. Однако голос буфетчицы он слышал, и интонацию понял.
— Мистер Исаефф, что, барменша сказала, что этих денег недостаточно? — спросил он.
А Николай краем глаза заметил, как Иван Антонович взял бумажную салфетку, накрыл ей купюру в 10$, свернул и аккуратно положил в свой карман. А буфетчица, тем временем, отсчитала и положила на блюдце мелочь, которую протянула Ивану Антоновичу.
И эта картина, и смысл этого события, и действия Ивана Антоновича, наконец-то, дошли до Николая: да ведь это же реальный срок за владение иностранной валютой, которую необходимо сдавать Государству. В этом деле никакие отношения с Наркоматом, и даже выше — не помогут. И он вспомнил, как поговаривали в их дворе:
«Сдавай доллары в ГПУ,
А сам, давай, иди в тюрьму!»
А Иван Антонович, как ни в чем, ни бывало, протянул сдачу американцу: — Вот, вы сдачу забыли, возьмите!
— Нет, нет! — ответил Энди Тумми, — оставьте сдачу барменше, это чаевые.
Дружеская беседа, возникшая за столом, оказалось очередной нагрузкой для Николая, которому приходилось переводить то с английского на русский, то с русского на английский. Хотя, на самом деле, больше рассказывал американец, в основном, о боевых действиях морской авиации США.
Особой новостью для сотрудников мобильного КБ оказалась информация о японских летчиках-камикадзе. Американец с гордостью рассказал, как ему, с великим трудом, удалось отбиться от камикадзе, который шел на таран, и с горечью о том, как загруженные взрывчаткой самолеты кидались на военные корабли США, взрывая их.
Информация о том, что самолеты камикадзе заправляют топливом для полета только в одну сторону, и закрывают на замок кабины, чтобы они не могли выбраться, всех поразила до глубины души. — «Ну и нация», — подумал Николай, — «вот бы эту, их энергию, использовать в мирных целях».
Николай заметил, что американец, неоднократно бросавший свой взгляд на патефон, встал и подошел к нему, внимательно рассматривая. — Мистер Исаефф, — спросил он, — я правильно понимаю, что это устройство для проигрывания грампластинок?
— Конечно, это патефон советского производства.
— Наверное, это чисто механическое устройство? — сказал американец, — так как я не вижу никакого электрического провода.
— Совершенно верно, — ответил Николай, — движение осуществляется пружиной, которую нужно завести, а воспроизведение — с помощью иголки, мембраны и рупора, свернутого в ящике.
— Мне хочется послушать, как звучит это устройство. Можно это сделать? — спросил Энди.
— Конечно, сейчас мы все сделаем, — и Николай завел пружину и поставил в звукосниматель новую иголку. Рядом с патефоном лежало несколько пластинок: «Тачанка», «Матрос Железняк», «Три танкиста» и что-то еще, но все эти пластинки были «заезженными». Но в самом низу нашлась практически новая пластинка с романсом «Выхожу один я на дорогу» в исполнении Сергея Лемешева.
— «Вот эта пойдет», — подумал Николай, запустил патефон и приятный, лирический тенор великого певца заполнил небольшое помещение буфета.
— Отлично! — воскликнул американец Энди, — просто здорово! У меня дома, в Бостоне, штат Массачусетс, есть электрический проигрыватель, он работает очень хорошо, но очень чувствителен к изменению напряжения. Стоит ему немного измениться, и проигрыватель начинает завывать из-за изменения скорости вращения, а этот аппарат работает очень стабильно.
Все посетители, включая буфетчицу, с удовольствием прослушали романс. — А как называется эта песня, и о чем она? — спросил американец.
— Alone I am going out on the road, — Николай перевел название на английский язык.
— А, понятно, — воскликнул американец, — это исповедь грабителя-одиночки, гангстера, который выходит, чтобы ограбить очередную жертву, да?
И Николай, Николай… согласно кивнул. Он так устал, что был не в силах переубеждать американца. И еще — его знаний английского языка было недостаточно, чтобы объяснить глубинный смысл стихотворения М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу», который, по его мнению, заключается в обретении гармонии с миром, природой, преодолении одиночества и смерти.
— А чем в песне закончил этот грабитель? — спросил американец.
— Он нашел вечный покой под большим дубом, — сымпровизировал Николай, чтобы не вдаваться в подробности.
— Его замочили ваши копы? — решил уточнить американец, и Николай согласно кивнул.
— Жаль парня, из песни понятно, что он предчувствовал такой исход, но у него, наверное, не было других средств к существованию, вот он и грабил. Но, с другой стороны, он не платил налогов, так что исход справедливый. Очень хорошая песня, поучительная.
Американец задумался, а потом предложил: — Господа, а не повторить ли нам? По чуть-чуть? Мне понравился этот ваш напиток, он хорошо согревает.
И они повторили, по чуть-чуть, и на этот раз заплатил Иван Васильевич. Николаю не терпелось закончить их посиделки, и он уже раздумывал — какой повод для этого найти, но американец, надо отдать ему должное, понял, что Николай смертельно устал, и предложил посиделки завершить.
Что и было сделано к радости Николая, но ложку, а, скорее, целую миску, дёгтя к хорошо проведенному вечеру, добавил Иван Антонович. Когда они вернулись в общежитие, и расходились по своим комнатам, он остановил Николая. — Держи, Исаев! — и он протянул Николаю завернутую в салфетку американскую купюру. — Делай с ней сам, что хочешь, а меня уволь! Спокойной ночи!
* * *
— Ну и чего ты опять, Исаев, надумал? — спросил Николая адмирал, когда утром следующего дня он пришел в штаб.
— У меня пара вопросов, товарищ адмирал, маленьких.
— Ну, давай, задавай только мне через 15 минут нужно на совещание.
— Товарищ адмирал, у старшего лейтенанта Никифорова, командира торпедного катера, возникли проблемы, можно сказать, не по его вине, — и Николай начал рассказывать про ремни, бензин и гауптвахту.
— Он что, тебя адвокатом нанял? — перебил его адмирал.
— Нет, что вы, это я сам, по собственной инициативе.
— Ну и напрасно, Исаев, твой друг Никифоров сам во всем виноват, нечего было пререкаться со старшим командиром, тем более находясь в строю. Я его прекрасно понимаю, он чувствовал себя героем, и это действительно так, а получил небольшое взыскание. Нужно было его принять, а потом действовать по уставу, то есть, подготовить и подать рапорт, и все бы сложилось так, как нужно и были бы выданы новые ремни, списан бензин и не было бы «губы». Я взыскания отменять не буду.
