— Да я, товарищ конструктор, вовсе даже не радист, я мастер связи, а радист из этого экипажа заболел, аппендицит, вот меня и поставили сюда перед самым выходом и показали за пять минут — как и что нажимать, вот и все.

— Понятно, мастер связи! А есть запасные предохранители?

— Да, вот — полная коробка, показали.

И Николай, уже не доверяя этому мастеру связи, сам нашел нужный предохранитель и заменил им неисправной. — Включай! — скомандовал он, — я не знаю, куда нажимать.

Непонятный мастер включил рацию, подождал, начал вызывать базу и получил ответ. — Есть связь, товарищ командир, — доложил он, — подчинили рацию.

— Слава богу! — облегченно выдохнул командир. — Твоя работа, Николай?

— Совместная.

— Хорошо. Радист, передавай на базу: Буксирую баржу с китайскими военнопленными, есть корейцы, филиппинцы, один американец, общей численностью более двухсот. Большой расход топлива, прошу выслать навстречу буксир и катер с запасом бензина. Теперь на базе как-то смогут подготовиться, — сказал он уже Николаю, повеселевшим голосом.

Сцепка продолжала двигаться экономичным ходом, сообщение на базу было передано, и, от нечего делать, Николай попытался узнать у радиста — почему тот назвал себя «мастером связи».

— Я действительно «мастер связи», у меня и диплом есть,  — ответил радист, — только не радио, и не телеграфной, а морской, семафорной.

Николай не знал, что это такое, и его собеседник быстро объяснил, что эта связь, которая осуществляется в пределах прямой видимости движениями рук сигнальщика. Николай попросил его что-нибудь передать и мастер так замахал руками, что у Николая зарябило в глазах. — А что это ты передал? — спросил он.

— А я передал, что «дело было в предохранителе», а Николай поразился скорости, с которой действовал этот парень, и подумал, что он действительно — Мастер.

Когда до берега оставалось чуть меньше мили, двигатели катера, чихнув один за другим, заглохли, но ждать практически не пришлось, потому, что к их катеру подвалил другой торпедный катер, с которого матросы перебросили резиновые мешки с бензином, и движение было продолжено.

Командир катера Виталий Никифоров очень ловко подвел сцепку к причалу, и, дав задний ход, затормозил, а портовые рабочие быстро пришвартовали и катер, и баржу к причалу.

Николай еще издали заметил, что их встречают. На причале была большая группа людей, среди которых были почти все сотрудники мобильного КБ, незнакомые люди и сам адмирал. Там же стояли столы, на которых что-то громоздилось, прикрытое простынями, и стояли ведра, наверное, с водой. Еще было отделение матросов, вооруженных автоматами. — «Интересно, кого собираются арестовать?» — мелькнула мысль у Николая, — «нас за неисполнение приказа, или спасенных от утопления?»

— Пошли к адмиралу, докладывать, — пробурчал командир, — сейчас он вставит нам по клизме, сначала, конечно, мне.

— Ну и что мне с вами делать, голуби? — произнес адмирал, выслушав рапорт. — В трибунал передать, или здесь, на месте, расстрелять? Зачем вы эту баржу сюда притащили? Не было такого приказа.

— Виноват, товарищ адмирал! — только и промолвил командир.

— «Ну, вот!» — подумал Николай, — «чувствовал Виталий, что дело добром не кончится, не зря предлагал баржу торпедировать, а мы так и не узнали, как сработает торпеда».

— Да шучу, я шучу, братцы! — воскликнул адмирал, увидев их хмурые лица. — Все правильно сделали, молодцы, и я просто поражаюсь, как вам удалось такую здоровую баржу притащить катером. Здорово придумали.

— Эта идея товарища конструктора, — пояснил командир катера.

— Сейчас начнем выводить людей с баржи, — пояснил адмирал. — Нужно будет их  пересчитать, чтобы составить Акт об освобождении из затопляемый баржи. Его должны подписать представители наших Наркоматов Обороны и Вооружения, председатель поселкового совета и вы, товарищи, Никифоров и Исаев. Таково распоряжение из Москвы, и в дальнейшем Акт потребуется для суда над японскими милитаристами. И вы знаете, к нам, как будто чувствовали, из Москвы прислали людей, знающих азиатские  языки. Они прибыли сегодня самолетом, и сейчас я вас познакомлю. И, повернувшись, он сказал: — Подойдите сюда, товарищи.

Николай посмотрел на подошедших людей и обомлел — да это же его старые знакомые, руководитель группы японских агентов, как же его… а, Петр Юрьевич и врач Алексей.

А Петр Юрьевич, еще не доходя до них, остановился. — Здравствуйте, Исаев, — сказал он, — подойдите, пожалуйста, ко мне, на минутку, для приватного разговора.

— Вы, что, знакомы? — удивился адмирал, а Николай согласно кивнул и подошел к своему бывшему обидчику.

— Да, здравствуйте, — ответил он.

— Послушай, Исаев, ты можешь дать нам по морде, поколотить или плюнуть в лицо. Но мы здесь находимся на законных основаниях, нас помиловали, и нам один человек шепнул, что это произошло не без твоего участия, и за это тебе спасибо. Если можешь, прости нас, но мы поступили на службу Советской Стране, и будем делать это, не щадя живота своего.

— «Да это же проделка Верховцева, чувствуется его почерк», — догадался Николай, вспомнив своего бывшего комбата, — «значит, так тому и быть, он человек опытный».

— Здравствуйте, Петр Юрьевич, — сказал он, протягивая руку, — кто старое вспомянет, тому глаз вон. Пошли,  нас ждут!

— Вот и славно, что вы знакомы, — сказал адмирал, — а теперь, Петр Юрьевич, приступайте к делу, распоряжайтесь, как мы договорились, принимайте командование над этим иностранным легионом, и сейчас вам дадут рупор для этого.

А Николай, решившись, подошел к адмиралу: — Скажите, пожалуйста, для чего эта вооруженная охрана, я сначала подумал, чтобы нас арестовать.

— А черт его знает, зачем, такая команда была из Москвы — организовать охрану.

— Мне кажется, товарищ адмирал, что освобожденные пленные, увидев охрану, подумают, что из одного плена попали в другой, и начнут, не думая, разбегаться, теперь им на все наплевать.

— Точно, ты прав, Исаев, и сейчас мы это поправим. Евстигнеев, ко мне! — скомандовал адмирал, — распорядись, чтобы матросы охраны немедленно сняли оружие, и организуй его хранение, а матросы пусть принимают участие в приемке освобожденных пленных, пусть их кормят, поят, ведут к казармам, ну, и так далее.

— И еще вопрос, товарищ адмирал, — продолжил Николай, — среди военнопленных есть один американец, летчик морской авиации, он просил, по мере возможности, отделить его каким-то образом от китайцев, так как он не переносит запах чеснока, который от них исходит. Может быть, как-то пойти ему навстречу, ведь, насколько я понимаю, они наши потенциальные союзники.

— А он не сбежит, этот твой американец? — спросил адмирал.

— Да куда же ему сбегать, товарищ адмирал!? Разве что на Чукотку, тысячи километров по тайге, а потом через пролив, на Аляску. Вряд он на такое способен, некуда ему бежать, тем более, от союзников.

— Ладно, согласен, — ответил адмирал, — устроим его в общежитие для командного состава, а всех остальных — в казарму, слава богу, место для всех найдется, и придется как-то организовывать им питание, но перекус им уже приготовили.

— Евстигнеев! — распорядился адмирал, — когда из баржи выйдет американец, летчик, отведете его с товарищем Исаевым в общежитие командного состава, пусть его там устроят, ну и накормят, конечно. Но все это, разумеется, в общем порядке — чтобы его посчитали для протокола, и осмотрел врач. Давайте, действуйте!

И Николай с Евстигнеевым направились к барже, где уже началась приемка освобожденных военнопленных. Здесь распоряжался Петр Юрьевич, и Николай сразу же оценил, что он является опытным офицером, знающим и азиатские языки, и обычаи этих народов.

Петр Юрьевич подавал через рупор команды, которые бывшие военнопленные охотно выполняли, и их выводили партиями, по 10 человек, о чем счетная комиссия делала отметку в протоколе. Затем военнопленных осматривал врач Алексей, задавая вопросы на родном языке, и их сразу же отводили в казарму, чтобы не стоять на морозном ветру с мокрыми ногами.  Каждому выдавали на дорожку по «стахановскому» бутерброду из хлеба с колбасой. Но больше всего освобожденные хотели пить, и немедленно бросались к ведру с водой, где каждому давали кружку и люди жадно пили.