«И я был там. Ветер. Я помню чёрные ветви, что покачивались над головой. Глаза, которые точно живьём глотали, пусть сама сова и не была на это способна. Пара золотых луидоров, которые приковали вниманье, пока ветер словно расправлялся с леденеющей душой. Лишь словно, и именно поэтому я ещё могу это говорить».
(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).
Средняя лощина – место не то чтобы дикое и заросшее, скорее неудобное, и в особенности эта её черта проявлялась под покрывалом ночи. Стена мелколесья нависала пологой стеной. Всегда скользкий спуск. К лощине просто неудобно было подойти, и также неудобно из неё было выбраться. Чёрное небо леса кружило над головами, спешно продирающихся сквозь кустарник. Гюстав молчал. Даже смешно, – насколько мы порой недооцениваем сообразительность собственных детей.
Ни звука не слышалось. Пологий берег. Ледяной снег под нижней юбкой, и вновь вперёд. Хрустнула ветка, и филин вдали ознаменовал наступление ночи. Зое не слышала труб. Не видела синих стягов, не чувствовала звериного запаха, и всё же она знала – это уже началось. Гюстав, дёргаемый за руку, он хотел что-то сказать, возмутиться, но прочитав её взгляд, предпочёл не нарушать молчания. Девушка и не заметила, когда и кто первым перешёл на бег. Странный, пугающе скорый бег в тишине. Гонка с противником, которого нельзя увидеть. Им очень повезёт, если его никто не увидит. Филин махнул крылом над головами. Люди расходились, точно стая рыб, обходя препятствия. Вновь встречались, и каждый раз Зое заново искала взглядом Гюстава. Надия тряпичной куклой болталась у неё на груди. А затем рыцарь остановился.
Внезапно подняв руку, сэр Стэр вынудил если не замереть, то замедлиться. Выглядывающий из-под сюрко край нагрудника тускло блеснул, когда мужчина разворачивался на пятках. Взгляд под пегими бровями прошёлся по пролеску, и, хотя смотреть там было и не на что, побывавший не в одном сражении старик точно почувствовал что-то. Кончик уса дрогнул. Столь же резко развернувшись, сэр повёл кистью.
– Но мам… – сонно запротестовали где-то слева. По счастью, Гюстав был напуган, так что Зое ничего не стоило прижать его и Надию к груди. Холодный воздух жёг горло. Корни продавили ткань, остро подпирая спину и напоминая, как коротка жизнь и ярка боль. Гюстав по левую руку, Надия же – правую. Им повезло, конечно, насколько это было возможно. Как и на многих участках по этой стороне, край склона образовывал своеобразный козырёк, под которым заметить их было не так просто.
Ничего. Мгновение, а быть может, и минута. Зое привыкла к беготне, однако сердце её непонятно колотилось. Женщина сглотнула, сводя судорогой сухое горло и избавляясь, таким образом, от странных и лишь мешающих мыслей. Хруст прорезал воздух где-то там. Ещё один… и ещё. Орешник точно ожил, и ветви отразились в тенях пламени. На такое не был способен ни вепрь, ни даже взбесившийся бык. Зверь с Бараньего острова, пожалуй, мог бы, однако сомнения отпали, как только послышались голоса. Множество голосов, иных, непонятных и потому устрашающих. Смешиваясь с тенями деревьев, люди обращались в отплясывающих в ночи тварей. Так и есть. Разве могла армия наступать под луною, прикрываясь пологом леса и ночи? Нет, это были не люди. Звери и никто иной.
Несмотря на мороз, лицо Асса блестело от пота. Кончики усов его мелко подрагивали, в то время как в стеклянных глазах шли тени.
***
Лес жил. Блестели звёзды, и точно так же светили факелы. Да так много, что нельзя было с достаточной долей вероятности сказать, чего было больше: их или огоньков, что неспешно скользили по высокому куполу. Живая и весомая волна надвигалась, давя уже одним своим существованием. Сотни и сотни, или даже тысячи шагающих ног. Сколько услышит и сколько сбежится? Скольких они успеют положить?
На душе было пусто, в то время как неприятный холодок поднимался вдоль поясницы. «И почему я её не защитил».
– Мы умрём? – зачем-то спросил Гай, хотя ответ и так был очевиден.
– Умрём. – Брис, постаревший и сгорбившийся, подпёр подбородок длинной краем жердины. – Все когда-то умирают.
– Неохота, – честно признался Бод, и во взгляде его Гай прочёл недовольство. Не склизкую змею страха, оплетающую души и сжимающую сознание, нет. Самое обыкновенное недовольство, какое приключается, когда, к примеру, утром спросонья натыкаешься на лавку. Ты знаешь, что она там стоит, и стоит она давно и поставил её даже ты, но так вот вышло. Бод был недоволен. И как он так может?
Гай облизал сухие губы, но это почему-то не помогло. Почему? Ладони взмокли в перчатках, всё сильнее сжимающихся на рукояти. Много воды утекло, и сейчас в поединке он мало кому уступил бы, но грядущее не было поединком. Бойня, выйти из которой не представлялось возможным. Ему ведь не хотелось… умереть.
– Зачем? Почему так? – проговорил он, и вновь абсолютно неуместный вопрос.
– Затем что так надо! – отрезал Ивес. – Сынок, совет на будущее. Никогда не задавай вопросов, ответ, на которые не захочешь услышать.
Гай сглотнул. Забавно. Неужели этому, житейскому, по сути своей, разговору и суждено было стать последним. Орешник у заснеженного края дрогнул. Не его, пустое, бездумное движение высвободило лезвие. Металл был прекрасно заточен.
***
Шаг, десять, тысяча. Неощутимые для почвы по отдельности, тяжеловесные шаги, размножившись, стали вторить друг другу, так что земля пошла в пляс. Всегда сырая, а сейчас ещё и отяжелевшая ото льда, она обвалилась слева. Дамьен. Мальчишка лет двенадцати охнул, попятившись. Непременно охнул бы, но, по счастью, сильная женская рука лишила его такой возможности. Пальцы Надии вцепились в плотную ткань юбки, а глаза её поднялись. Ещё один фрагмент края выпал, плашмя ударив дно. И вновь ни звука. Лишь только огни шли и шли, пуская тени деревьев в пляс. Нечто серое и продолговатое у уха. Палка. Прижав длинный, в полтора его роста, шест к груди, Дамьен вытянулся, широко раскрыв глаза и раздув ноздри. Краем глаза Зое видела, как Бод лично вручал её сыну. «Смотри не потеряй, – говорил он важно. – Ты теперь в семье старший и должен всех защитить». Почему он старший? Для ясного ума женщины ответ был совершенно очевиден, но сама она не желала осознавать его. Хрупкая жизнь дрожала в руках.
Дамьен и вновь рядом с золотыми волосами. Впрочем, чему тут удивляться. Огни, бившие точно из рога изобилия, наконец, начали подходить к концу. Сплошной змей света распался на отдельные точки, а спустя ещё некоторое время и те иссякли, погружая деревенских в ставшую неожиданно уютной тьму. Земля ещё раз обвалилась, но уже где-то там, – позади, а это уже не так опасно и совершенно нестрашно. Зое выдохнула. Гюстав слева, а Надия справа, поднимает на неё огромные, точно не настоящие, васильковые глаза.
«Всё в порядке. Всё на месте… что?!»
Женщина не поняла, что произошло. Даже невообразимой скорости мышления Зое оказалось недостаточно, чтобы сразу же понять, что ещё один кусок льда колоколом ударил о дно лощины.
Женщина оказалась на земле. Острая, отрезвляющая боль в лопатке. Неважно! Ядовитое голубое сукно. «Откуда? – ошарашенно спросила она у себя и тут же сама и ответила: – Сверху!»
Допускающий, вероятно, что он мог и провалиться, мужчина пришёл в себя несколько раньше. Загорелый до бронзы и прямой точно спичка, он мотнул головой. Взглянул затравленным зверем и, осознав, что вокруг не свои, проявил рефлекс, заложенный ещё до его рождения, – хватательный.
Надия охнула.
Всего мгновение, и всё переменилось. Сердце Зое сжалось. Золотые волосы меж грязных пальцев, и испуганный писк, точно колокольчик. Лезвие заходило бестолково у мягкого горла, и это лишь сильнее пугало.
– Спокойно-спокойно…
Дворянин вдруг почему-то оказался рядом. Он зашёл сбоку, сделал шаг, но… получил металл снизу. Сэр Стэр застыл… в мгновение, когда окрашенное карминным лезвие вернулось к горлу девочки.