– Он говорит, – еле слышно, точно по секрету прошелестели сухие губы. – Вы не слышите меня? Зверь говорит.

Глаза Зое округлились от удивления. «Говорит? – повторила она про себя. – Это как так, говорит? Не может зверь такого!» – решила для себя, и даже как будто притопнула ножкой. Уж она-то, когда решает, всегда держит своё слово. «Или нет?»

Сообщение поразило девушку, но, увы, лишь её. Рыцарь ждал, стоял, хватая ртом воздух, точно окунь, но реакции, будь то ярость или понимание, так и не последовало. Лишь угнетающее безмолвие и ничего кроме.

– Врёшь, – бросил кто-то, и слово это сработало точно сигнал трубы.

– Я дворянин! – зло выплюнул Буд и выпрямился в полный рост. – Вы вообще не имеете права меня задерживать.

– Но вы дали слово.

Рыцарь резко развернулся на голос. Язык Зое вновь опередил сознание, но это и неважно. Забыв обо всём, она стояла и смотрела теперь прямо на сэра. Смотрела дерзко и как будто ничего не стесняясь.

– Слово... Поклялись именем отца, а значит, и титулом. Разве не так?

Не выдержав, сэр Буд опустил взгляд первым. Глубокая морщина рассекла лоб, но исчезла уже спустя мгновение. Брови мужчины сошлись на горбатой переносице. На металле блеснул желчно-жёлтый луч.

– А это где-то записано? Слова селян, пусть даже всех вас, ничего не стоят против моего! – выкрикнул он, и голос надломился. Отточенное лезвие мерно подрагивало. – Вы разве не понимаете: это же НАСТОЯЩИЙ дракон! Я… я не собираюсь умирать. У меня ещё столько планов.

– Не записано?! – вопросил Гай то ли у рыцаря, то ли у скальда и, врезав последнему[4] точно промеж глаз, встряхнул рукой. Отпихнув его, юноша повысил голос так, что бы тот звенел: – Слово дворянина против слова дворянина! Сам факт битвы меня не интересует, но вы дали слово, и следить за его соблюдением – мой святой долг.

***

«Э-э, не поняла».

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

***

У Зое у первой от подобного заявления перехватило в глотке. И нижняя челюсть отпала, устремившись к груди. Откровенно, у неё не было слов. Впервые за многие годы ей, в самом деле, нечего было сказать. Ну разве что: «Это, в самом деле, будет тяжёлый разговор».

Вскоре начало доходить и до прочих. Уже в почтительной тишине борода сэра Буда начала вставать дыбом. Глаза его округлились, и по лицу пошли алые завитки. Рот рыцаря открылся, и… хриплый и каркающий смех вырвался из пересохшей гортани.

– Да ты смеёшься надо мною?! – вопросил он, опустив отточенную сталь. – Что это за рыцарь, что живёт в деревне, и носит шоссы? Где твой меч?! В кадушке?!

Юноша стойко перенёс все оскорбления, хотя взгляд его и становился после каждого слова всё жёстче, а лицо черней.

– Я единокровный племянник сэра Ланца Речного, родившегося в сорок третьем году в Арлеме, получившего в восьмидесятом титул барона в церкви Эвила лично от Его Величества Адольфа Первого, погибшего в неравной битве с Алым зверем. Предсмертным желанием он посвятил меня в рыцари, и я имею все соответствующие бумаги. От имени герба оленя я требую, чтобы вы, сэр Буд, либо сдержали слово чести, либо сразились за неё.

Смех продолжился, но был уже совершенно иным. Нотки неуверенности закрались в него и полностью переменили картину. Чуть поигрывая страшным фальшионом, мужчина развернулся к будущему противнику. Нога его явно пострадала, но не настолько, чтобы замедлить выпад; рука легла на поводья. Несущий дух соломы, ветерок перебирал волосы Гая, в остальном же он был неподвижен.

– И где же твой меч? Сэр Ланв Деревенский.

– В мешковине, между сараем и коровником, – из толпы.

***

«Мой величайший дар – молчание! Я могу молчать где угодно! Когда угодно! Сколько угодно! Что?! Да! И сейчас я тоже могу помолчать!»

(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).

***

Равно как и прочие полностью забывшая про отца Зое обратила его в сторону встревоженный, но ещё больше раздражённый взгляд. Вот, в самом деле, куда лучше было бы, если б он сейчас промолчал. Зачем, спрашивается, сэру Буду вообще помешали скрыться? Сбежал бы, поджав хвост, и сбежал. Это его дело. Ещё одна смерть, в общем-то, мало чем способна была помочь.

– Есть он у него, – повторил Ивес, держась за поясницу. Ноги главы семейства чуть подкашивались, но, проявляя недюжинную стойкость, мужчина всё одно героически лез, куда не просят. – Твою ж да… отличный у него есть меч! Эскол! Сейчас я... Уй! Телега… В смысле… Пепин, сгоняй-ка. Там у ограды, к стене коровника приваленный стоит. За крапивой его заметить нетрудно.

Зое закусило губу. Одного быстрого взгляда хватило, чтобы оценить расстояние. Не успеет.

Кивнув, Пепин припустил вверх по холму, да так скоро, что догнать и пристукнуть его разом, чтоб уже не дёргался, не представлялось возможным. В неровном свете, что дарили факелы, девушка увидела, как, поскользнувшись на мокрой траве, пастух проехался носом по грязи. Поднялся и, скакнув на тонких ножках, точно кузнечик, вновь уткнулся в росу[5].

Вот ведь ротозей.

Пастух слегка отвлёк её, но дурное предчувствие не оставляло Зое ни на мгновенье. Девушка ещё и не видела этого «э кола», а уже с уверенностью могла сказать: ничем хорошим он оказаться не мог! Откуда ему взяться здесь этому хорошему?[6]

«Что это вообще за дурная мысль, рубиться с рыцарем?! Без нормального оружия. Доспеха! Руки у него, что ли, лишние?! Или ноги. А… а если голова?! Ну нет! На кой мне сдался жених без головы?»

Ещё не видевшая, но уже всё для себя решившая Зое, работая локтями и граблями, попыталась пробиться к отцу. Да пропустите же! Взгляд девушки остановился на появившейся у изгороди, неказистой фигуре. В общем-то, расстояние и не было таким уж большим, и тем не менее освещение не позволяло разглядеть, что же пастух нес…

– Нет-нет, только не срезай!.. Опоздала.

Споткнувшись буквально на ровном месте, Пепин перевернулся через голову. Ещё раз и, не останавливаясь, на мягкой точке съехал по раскисшей дороге.

Ошарашенно взмахнув головой, из которой посыпалась солома, пастух с трудом сфокусировал взгляд. По привычке положил руку на пояс, где обычно торчала ручка кнута. Кнута он не обнаружил, но, вспомнив зачем собственно отправлялся, протянул свёрток грязной и запылившейся мешковины.

Не удержавшись, Буд прыснул:

– Деревянный?! Да вы смеётесь! Ланв Деревянный! Вот твоё имя!

Перевернув грабли «рабочим» концом вперёд, Зое использовала их вместо тарана.

«Ну, попробуйте только у меня сломаться!»

Нечто непечатное бросили слева, толкнули справа, но в общем-то Зое пробилась вполне быстро. Полевые головастики. Деревяшки, – по-другому и не скажешь! Один, с видом будто разбирается во всём на свете, заматывает кисть грязной тряпкой, другой… ну хорошо – стоит рыцарем. Сэр Ланв Доморощенный делает вид, что так и нужно. Пальцы сомкнулись на предплечье юноши.

– Гай, ты просто не понимаешь. Тебе нельзя сейчас умирать! – сделав упор на предпоследнее слово, настойчиво проговорила она. Сказала, а после встряхнула, что б смысл уж точно дошёл.

С противоположной стороны послышались смешки, но это не имело особенного значенья. На чёрном лице не дрогнул ни единый мускул. Гай был настроен решительно, и это как раз пугало больше всего.

«С ума они, что ли, все посходили?»

– Не расслышал? Тебе нельзя умирать СЕЙЧАС.

– Его не убьют, – с непробиваемой уверенностью пробормотал отец, продолжая затягивать плотную ткань. – Покалечат, быть может, но у мужчины должны быть шрамы. За лекарем в город умотает, а повезёт там и останется, – добавил он уже вполголоса. Локоть мужчины дёрнулся, и в глазах запрыгали многообещающие искры. – Что ты мешаешься?! Он сам так решил и заранее готовился!

У Зое дыхание перехватило от подобной наглости. Мешает она, видите ли. С собой покончить мешает! У Гая зубы клацнули, так резко его дёрнули в сторону.