***

Коум медленно сполз спиной по грубой, заиндевевшей коре. Упал. Пальцы его до боли, судороги сжимали топорище, а губы корчились в непонятной улыбке. Вопреки утренней прохладе тело лесоруба взмокло под котероном, а по грубой пепельной щетине тёк пот наполовину со слезами.

Плыли клочья тумана. Глаза мужчины были абсолютно трезвы.

***

Жилы человека или ароматный, питательный и нежный олений жир. Сказать по правде, дракон не раздумывал особенно долго. Он мог бы ещё той, первой весной в ночь уничтожить деревню, пожрав множество жизней, но тогда бы не стало и коров и молока.

Чересчур уж много посторонней ерунды таскали при себе эти двуногие. Зверь заглатывал целиком, и, как ни очищай, всё одно что-то да попадалось. От того говоруна «в наследство» дракону, к примеру, досталась металлическая перчатка, которая по сей день переваливалась в лужёном желудке и неприятно его оттягивала.

«Все стены впустую оббил», – подумал бы зверь в раздражении, возникни сама мысль – подумать.

В желудке его было полно, и одетое в свой собственный панцирь брюхо лежало на твёрдой из-за обилия корней почве. Сапфировые костяные наросты, бурые пятна и кровяное нутро широких и сильных крыльев, всё это не оставляло и шанса скрыться в зарослях.

Рассказывали, что когда-то и Тэр-реск был таким. Когда-то многие и многие жизни назад, во времена молодых гор. Да, давно. Всё выше становились заледенелые иглы, и с тем темнела шкура на его боках, пока молодость и бойкость не уступили выгоревшему углю.

Юный дракон был алым, и это обстоятельство сводило на нет все шансы напасть из засады. И только. Существовало множество иных способов умерщвления. Чуть раньше или чуть позже, но змей подловит и одного сома.

Спустя пару дней ещё одна корова исчезла, и на сей раз пастух даже не мог с уверенностью сказать, когда конкретно это произошло. Пепин, много ли возьмёшь с этого разгильдяя?

– Когда это произошло? – требовательно пробасил Брис, и кустистые брови мельника сошлись на переносице.

Острый кадык юноши дрогнул, а глаза его забегали, будто ответ скрывался где-то за спинами собравшихся.

– Ну, на выгон Бурка точно пришла.

– Хорошо, – одобрил начало дородный мужчина. – А что там?

Неловкая улыбка расплылась по кривой физиономии.

– Да я заснул как бы.

Пепин получил по шее, но кроме взять с юного бездельника было, в общем-то, и нечего. Пасти запретить? Так кто же за него будет таскаться? Ну нет! Юнец будет выходить на выпас, и пусть только попробует сбежать!

Сомнений на предмет того, что сталось с Буркой, не возникало, и всё ж, дабы подтвердить очевидное, пара смелых, одним из которых оказалась Зое, а вторым Бод, двинулась на выпас, поискать следы или останки. Гай, хотя от него уже давно никто и ничего не требовал, увязался следом.

– Н-да, хорошо белорогую потрепали… Да не мечись ты! Твою да через телегу, нету тут уже никого! – выкрикнула Зое в направлении оруженосца и тут же пожалела о сказанном. Что-то чересчур часто она стала использовать отцовские фразочки. Надо было с этим что-то делать.

Без предупреждения[1] получивший под ребро юноша обиженно надул щёки. От кого-кого, а от Зое он этого не ожидал.

– Думать мешаешь, – поспешила обосновать свои действия она, и чтобы слова не расходились с делом, в самом деле, призадумалась. Золотарник был примят, дёрн вместе с травой будто прорезали кольцами, и запёкшиеся разводы застыли на выбивающихся, ломаных пучках осоки. Всё, что она видела, говорило о борьбе, но как, чёрт побери, змей мог подобраться незаметно?!

«Полсотни саженей до ближайших деревьев», – прикинула Зое на глаз, и тут же отбросила последние сомнения по поводу засады. Этого просто не могло быть! Но как же тогда?.. Вот ведь задачка. Живой, как ни у кого из присутствующих, ум её взялся за дело, и чистый разум вскипел от обилия вопросов. Никто другой в деревне не был способен на подобное, и, осознавая это, девушка старалась, как никогда.

Тянущиеся к свету буки. Покачивались розовые колокольчики и уже не такое зелёное, увядшее разнотравье. Облачка плыли по небу безмятежно… небо. Ну конечно! Небо!

Словно гром посреди ясного, возникла мысль!

Будь Зое чуть моложе, она подпрыгнула бы на месте, а то и сделала бы победный жест коленом, но только не теперь. Ей уже исполнилось семнадцать и как человек исключительно взрослый, здравомыслящий она лишь улыбнулась, предвещая собственный триумф.

– А если…

– Четыре пальца,– жуя мягкую горбушку, ни к лесу ни к городу, отметил Бод.

Улыбка стекла и померкла, будто-то была намалёвана. Зое бросила в сторону говорящего раздражённый взгляд. Так и не располнел. Уже и не такой рыжий юноша против всякой логики рос крепким в отца и уже на голову превосходил сверстников. Шли годы, а на лице его по-прежнему читалось всё тоже непонятное для многих и многих раздражающее полнейшее равнодушие.

– И что это значит?

Как и раньше, пылающий взгляд, равно как и поджатые губы, не произвёл на юношу ни малейшего впечатления.

– Да ничего не значит, кроме того, что на лапе его четыре пальца, – пожал он плечами и, немного подумав, добавил. – И перепонок нет.

Предусмотрительно зыркнув на Гая, тот уж больно улыбался, Зое заглянула за кочку. Порой каким бы сообразительным ты ни был, всё одно первым заметит тот, кто стоит ближе.

«В кадушку его засуну», – пообещала себе Зое, и, точно почувствовав неладное, Гай поёжился.

Обратная дорога, в общем-то, могла и не запомниться. Зое, разозлившаяся на себя за невнимательность, дулась на Бода, которому это, в общем-то, всё также было безразлично, ну и заодно на самозваного защитника. Оруженосца было жалко, но что ж делать. Дорога могла бы и не запомниться, однако она это сделала.

– Простите? Это ведь «тот» остров.

– Ну конечно, «тот», – ничуть не боясь ошибиться, бросила Зое, и только после задумалась, кому, собственно, она это сказала. По счастью, на сей раз обошлось. Мужчина как мужчина. Потрёпанный журнад и походные сапоги, завязанные под коленями. Не иначе очередной торговец, по случаю заехавший, дабы взглянуть на прославившегося «змея острова».

– И там, значит, нора? – и не подумав удовлетвориться уже сказанным мужчина.

– Ну да.

– И «тот» зверь, в самом деле, такой огромный?

Несколько ошарашенная напором, Зое пригляделась к необычно въедливому зеваке повнимательней. Всё то же самое. Протёртые колени и кожаные сапоги, говорящие о привычке ходить пешком. Единственное, на рукавах незнакомца виднелись странного вида пятна. И что с того? Она сама восъмицу не могла от синих ежевичных разводов избавиться. Не пыталась вот и не могла.

– Чернила. – Забитый и затравленный, Гай выглядел необычно серьёзным. – Притом свежие. Церковную грамоту чертали?

– С чего…

– У самого такие же рукава бывали. Не отмываются. Легче куски под заплату вырезать.

У Зое глаза на лоб вылезли от подобного заявления. «Это… это ж… как так?!»

– Ты что... ты грамоте обучен?! – ещё не сформулировала, но уже удивилась она.

– Я много чему обучен, – произнёс Гай, не отводя взгляда. – Так что? Откуда пятна?

Уже не надеющийся, что удалось сбежать от ответа, мужчина бросил раздражённый взгляд.

– Как вы и сказали. Заполнял церковную… Собственно, велика ли разница? Друзья, мы же здесь не ради этого собрались?

«Друзья», – повторила про себя Зое, и послевкусие, которое оставило это слово, девушке совершенно не понравилось.

«Какие мы ещё «друзья»?! Ходят здесь разные, и все в «друзья» метят».

– Мы и не собирались, – отрезала она. – Смысл? Как вы говорите, «тот» зверь сейчас всё больше по земле ходит. Коум, лесоруб наш, чудом сбежал, так супруга третий день из запоя вывести не может.

Неизвестный глянул на неё с недоверием. Кивнул и, сглотнув как-то дико, покосился на лес. Рёв, если прислушаться, летел над водой, и разобрать, что это был за зверь, не представлялось возможным.