– А я-то что?! – вопросил мужчина изнемогая. – Ты вон у этого спроси, чего он уже как год здесь кукует.

И вновь эта тема. Ивес уже неоднократно поднимал вопрос, и, хотя результат нисколько не менялся, намерен был продолжать вплоть до полной капитуляции противника. Почему? Да просто, потому что его раздражало постоянное присутствие прислужника сильных. Тех, кто смотрел на пешего с коней. Это было неправильно!

Такова была жизненная позиция Ивеса, да и ещё один спиногрыз навряд ли кого на его месте порадовал.

– Ладно бы ещё работал, – недовольно пробурчал глава семейства. – Ладно, а так он задарма хлеб мой ест и молоком запивает.

Решительно взяв юношу под руку, Зое надула губы, всем видом продемонстрировав всё, что думает по этому вопросу. Ещё год назад полностью убеждённый, что так может с ним обойтись разве что Лефевр, Ивес скрежетнул зубами:

– Ладно бы ещё работал, а так сидит тут, не пойми зачем.

– Очень даже пойми. Он племянник сера Ланца, а значит, его преемник, – вновь ляпнула и лишь после обмыслила, стоит ли, Зое.

Поймав гнетуще тяжёлый взгляд, Гай вздохнул. Он уже привык и не таил обиды.

Сколько поводов у обычной семьи собраться единовременно в одном месте? Немного, если вдуматься. Завтрак да ужин всё больше, но и они в последний год проходили как на ножах.

Обычно обращавшийся ко всем и одновременно ни к кому, Ивес обрёл жертвенного агнца, так что теперь только и слышалось:

– Твою да через телегу! Работай или убирайся!

Бонне тем вечером снова опоздал. Волосы тихони были взлохмачены, а из-за уха его торчала солома… но этого будто никто и не заметил. Проскользнув между безмолвно колдующей над горшком матерью и боковиной стола, юноша занял причитающееся ему в дальнем углу место. И опять же это осталось незамеченным. У Зое злости не хватало. Все внезапно стали хорошими, и только Гай, который, в общем-то, ничего не сделал, вынужден был сносить постоянные нападки.

– Именно что ничего! – со злостью протыкая вываренную морковку, проскрежетал Ивес. – Марта, ты представляешь: преемник! Подвиги он совершать вздумал. На дракона с вилами! Нашими, к тому ж. Только попробуй тронуть наши вилы, они вдвое старше тебя, а до сих пор ходят!

Новоявившийся «блудный сын» подавился вываренным корнеплодом. Поймал пару взглядов. Смутился:

– На дракона? Он?! Да с ним НАСТОЯЩИЙ рыцарь не справился, ему-то куда?

– Настоящий… – начала Зое и сразу же осеклась, изменив мнение до полярного. – А не замолкнет ли кое-кто?!

– А что?! – аж глаза выкатил юноша. Однако природная осторожность не дала ему зайти дальше.

Банне чуть подождал. Повернул голову, однако за взглядом его так ничего и не последовало. На сей раз пронесло.

– Во дворе Тьери, говорят, кто-то верстак сегодня ночью проломил.

Банне уставился в тарелку.

Зое не унималась:

– Есть у него шансы! Да и вообще, говорят, против них у всех шансы одинаковы, вот что!.. Чтобы это не значило.

– У всех их одинаково нет, – перевёл отец, и на этом разговор был закончен.

Впервые за вечер вступила Марта, и к ЭТОМУ заявлению уже никому добавить было нечего:

– Кому-нибудь добавки?

Сер Ланц не справился. Увы, но это факт, с которым бесполезно было спорить. Зверь остался жив, а значит, требовался новый герой для того, чтобы его прикончить. Де Воражина не возражал. Более того, как утверждал Ивес[3], он был чрезвычайно заинтересован и, сидя за тем же большим столом с лакированной столешницей, обещал лично заняться этим вопросом. Обещал, и… и, в общем-то, на этом всё и закончилось.

Дракон это пика, и не один уважающий себя лорд не станет рисковать чьим-то вассалом. Тем паче, что один уже не справился.

Сосна кроной мерила вечерние часы, а из дома, что выглядывал из-за пепельно-серых, с жёлтыми нашлёпками лишайника, слив, неслась ругань, наполовину со звоном.

– Ты его видела? – спросил спустя где-то час, после того как все разошлись, Гай. – Он… Он, в самом деле, так страшен?

Что могла Зое ответить на это? Да, очень. Донельзя страшен. Страшен… чудовищно.

Длинное, в пять туазов длиною, сырое и блестящее тело. Длинная морда с тупым рылом и чёрные вертикальные расщелины зрачков, вокруг которых сияло звёздными отблесками серебро. Глаза не злые но и не радостные. Они были… другими.

Кожа, исчерченная роговыми щитками, недоступными для меча и копья. Сильный хвост, способный проломить стену и зубы. Сплошные зубы.

– Ты справишься, – как можно уверенней сказала Зое, и до мрамора загоревшие пальцы сжали сухую ладонь юноши. – Ерунду он говорит, как в общем и всегда.

И зачем Зое это сказала? Да просто. «Просто я его пожалела», – решила для себя девчонка, и почему-то, залившись румянцем, добавила в унисон с доносящимся с полей мычанием стада и свистом:

– Ты же учился как-никак.

– Учился, – сухо вторил Гай, и на лбу его залегла пара не по возрасту глубоких и широких морщин. Чуть опустившись, взгляд юноши упёрся в зияющий чёрным провалом посреди медной глади озера остров.

– Учился.

***

Зое была обеспокоена не на шутку. Три дня Гай ходил угрюмым, молча снося столкновения с хозяином дома, а после и вовсе переселился из её комнаты… Только ничего не подумайте! Не надо. Он лишь скрывался там от косых взглядов и ничего больше!

В предрассветной тиши девушка, насвистывая старую песнь пастухов, в сопровождении двенадцати рогатых уходила на пастбище, в по-утреннему сырое и затянутое зыбким, стелющимся по земле туманом поле. Он провожал её взглядом. Она возвращалась, а оруженосец всё так же занимал лавку и как будто и не двигался за это время.

Так прошла восъмица, а, быть может, и две, после же всем как-то разом стало не до того.

Как это произошло?

Лето было в разгаре. Дни стояли жаркие, длинные и необычайно гнетущие в своей тиши и жаре, что рисковала вновь расколоть почву. Время к ужину.

Горизонт у духоте уже начал белеть, но вот, внезапно, воздух застыл, сделав дыхание почти невозможным. Собаки подняли головы, чуя неладное, и вода на пруду, повинуясь внезапному прохладному порыву, завернулась в круговорот, обдавая берега острова чёрными волнами. Люди, лошади и птицы. Лишь глупые утки могли себе позволить не бояться приближающейся грозы. Ветви склонившейся над водой сосны затрещали и заходили ходуном, а затем в какой-то момент всё вновь стихло. Воздух отяжелел и будто осёл невидимой поволокой, в которой не нашлось места для звуков. Ни птиц, ни насекомых. Облачный лев шествовал над холмами, и далёкий раскат, пробившийся и погрязший, служил ему рёвом. С глухим «тук» капля ударила по глиняной черепице. Капля ударила в дно пустой кадушки и сползла по замыленному наплывами слюды. Десятки капель. Сотни и сотни тысяч капель пели свою песнь, в которой ярко-голубой лентой шли, мелькали, стелились молнии.

На тарелке перед Ивесом возвышался варёный баклажан, и, поскольку вкус его отдалённо напоминал вкус мяса, настроение у хозяина дома было вполне сносным. Над головой его держалась починенная прошлой осенью крыша, под рукой наблюдалась еда, а в пределах досягаемости жертва, которая и слова поперёк не смела сказать, поскольку сидела на его иждивении.

Зое на сей вопрос имела собственное мнение, и, поскольку Гай считал препирательства ниже собственного достоинства, она не видела никаких препятствий, чтобы озвучить:

– Мам!

Расставив перед молодыми тарелки со всё тем же вареным баклажаном, женщина вернула половник в большой и старый котелок, вытерла руки об фартук из жёсткого сукна. Очередным движением, столь же привычным и естественным, как и все прочие, она буквально выдернула тарелку из-под носа хозяина дома. Ложка ударила по столешнице.

– Но… – челюсти Ивеса клацнули в удивленье. – Но милая. Как сказать-то…Я же ем!

Дверь распахнулась. И столь резко, что, будь она закрыта, сорвало бы и задвижку. Мятые листья и водяная пыль ворвались вместе с ветром. Небо будто расщепила пополам белёсая вспышка, а чёрная вода всё ходила и ходила кругами. Всё силился зверь совершенный, но неповоротливый уцепить за хвост проворного. Пытался и не мог.