Шэн Юэлин тем временем вытянул кинжал из поясных ножен.

— Я знаю, что ты подслушиваешь.

За неприметной ширмой в углу комнаты шевельнулась тень. Будучи неподвижной, та успешно скрывалась среди выцветшего от старости растительного орнамента, однако, разоблаченная, смело двинулась на свет.

Шэн Юэлин поприветствовал ее обладателя кивком головы:

— Чжу Лин.

— Ты солгал Шэн Фэнлею. Почему?

Шэн Юэлин сел за низкий столик и указал лезвием кинжала на место напротив.

— Разговор не для посторонних ушей.

— А чужестранка?

Две нефритовые чаши наполнились отборным зеленым чаем, распространяя чарующий аромат свежести жасмина.

— Лекарь Ван дал ей сильное снотворное. Она проспит до заката. Ближайшие несколько часов этот дом — самое защищенное место ордена, помимо хранилища и Нефритового дворца.

Давно проснувшаяся Мэй затаила дыхание. Насколько она могла судить, оба заклинателя расположились всего в нескольких метрах от нее. Она чуть разомкнула ресницы и уперлась сначала в холеный профиль Шэн Юэлина, затем разглядела второго мужчину. Они пересекались с ним прежде. Чжу Лин всегда предпочитал темные одежды, которые позволяли ему в некоторой степени сливаться с окружающим пространством. Редко его было можно встретить в традиционных цветах ордена: белом и зеленом с уходом в бирюзу.

Опустившись напротив Шэн Юэлина, Чжу Лин приставил к столу ножны с мечом и, придерживая длинный рукав верхнего ханьфу, принял протянутую чашу.

— Что ты думаешь насчет демона? — прямо спросил он.

— Надеялся услышать твои мысли, — невозмутимо ответил Шэн Юэлин. — Когда ты вернулся?

— Незадолго до нападения, — Чжу Лин повернулся в сторону Мэй, задерживая на ней взгляд, и та невероятным усилием воли заставила себя лежать расслабленно. — В городах пока тихо, но тучи сгущаются. На пути сюда мне попались, разве что, неприкаянные призраки и парочка заблудших духов, а вот, местные утверждали, что видели по ночам демонов цзянши.

Шэн Юэлин задумчиво хмыкнул.

— То есть, крестьяне, которые заваливают дядю прошениями упокоить убитую на обед курицу, случайно забыли упомянуть о восставших мертвецах?

Чжу Лин согласно кивнул.

— Мне тоже показалось это странным, поэтому я узнал подробности: во всех случаях их видели только беспризорные дети, пьяницы или выжившие из ума старики.

— Любопытно, — Шэн Юэлин побарабанил пальцами по краю стола. — Еще вчера я бы не придал этим слухам значения. Полагаю, похожие мысли посещают и заклинателей других орденов, поэтому мы не получаем вестей.

— Я кое-что принес тебе, — Чжу Лин достал из поясной сумки толстую шитую тетрадь и передал ее Шэн Юэлину. — Здесь все, что мне удалось найти об ордене Шуй Лю Мин в императорской библиотеке.

Тот кивнул и пробежался взглядом по первым страницам.

— Тебя никто не видел?

Чжу Лин замялся, заполняя паузу глотком чая.

— Одна из младших наложниц Императора, Цзетянь, — и, предупреждая закономерный вопрос, он заверил: — у меня был с собой жетон ордена, поэтому она ничего не заподозрила.

Шэн Юэлин оторвался от книги.

— Отец узнает.

— Не думаю, что одну из двух сотен младших наложниц кто-то станет слушать.

— Не недооценивай их, — заметил Шэн Юэлин. — Я кое-что слышал о Цзетянь: мать писала шимей о придворной жизни, и та наложница заметно проявила себя в искусстве стихосложения. Что касается ордена Шуй Лю Мин, я изучу записи. Слишком много совпадений: неведомый странник, затишье демонической активности, затем внезапные нападения и исчезновение заклинателей.

Чжу Лин нагнулся к нему через стол:

— Может, поступить, как орден Мо Цзин У? Четыре года назад к ним заявился странный незнакомец, которого тоже не пропускали барьеры. Его выпотрошили и бросили в степи. Над этим местом месяц вилось воронье!

Шэн Юэлин остановил его взмахом руки.

— Я был там, Чжу Лин, и собственными глазами видел жестокость У Ван Ана. Убивая невинных людей, он лишь уподобился варварам-кочевникам, которых так презирает. Энергия Инь — такая же часть круговорота жизни, как Ян. Появление Малия — следствие, не причина.

Мэй вздрогнула, услышав свое настоящее имя. На протяжении всех прошедших недель она ломала себя, заставляя подсознательно сродниться с новой жизнью и новой ролью. Уклад реальности, в которую ее швырнула демоница, оказался инородным: он резал острыми гранями правил, кололся шипами обычаев, сковывал восприятие сложной лингвистикой.

Мария — Ю Янмэй — много скиталась по разным странам по учебе и работе, везде примеряя новое имя: Марьяна, Мэри, Эм, Мари, Маричка, Марай, Мирьям, Маритэтта и даже Марианелла — как ее нарек один чокнутый испанский профессор. «Мэй» стала одной из личин.

На парах психологии она больше увлекалась рисованием цветов с подоконника, чем лекциями, давала им дикие литературоведческие названия: гибискус Полиптотон, фиалка Верлибр, фикус Оксюморон… Однако, на теме адаптационного кризиса во время эмиграции соизволила выслушать лектора. После краткой эйфории от переезда легко было попасться в ловушку эмоций: культурный шок, бытовые трудности и тысяча других причин немедленно искать обратный билет. Новое имя было стеной между реальностью и беспросветным ужасом.

Так случилось и сейчас, только во сто крат хуже. Мария никогда не шла против местных устоев, потому что была всего лишь гостьей. На краю панической атаки ее держали два фактора: «гостья» и новое имя. Она твердила себе, что мудрецы из ордена найдут способ вернуть ее домой. Гостья. Она гостья! Иначе все ее усилия пропадут зря.

Осознавая себя прежней, Мэй не смогла бы выносить столь унизительное положение прислуги. Она здесь на экскурсии. Всего лишь, на необычной образовательной экскурсии.

Поэтому, услышав из уст Шэн Юэлина свое исковерканное, оскверненное имя, она ощутила себя разбитой у подножия горы Тяньмэнь.

Мэй. Сейчас она Янмэй.

— Хорошо, — Чжу Лин поднялся, забирая меч, — однако, принимая решения, помни, что в Поднебесной еще множество красивых и достойных женщин.

— Это лишнее, — заверил его заклинатель.

Чжу Лин поклонился, церемонно сложив руки перед собой, затем неслышно покинул дом через заднюю дверь. Шэн Юэлин некоторое время читал, периодически посматривая на лижавший рядом кинжал.

Было слышно, как шуршит на ветру бамбук и звонко стучат по черепице капли дождя. В эту музыку органично вплетался шелест сухих страниц и стук фарфоровой чаши о деревянный столик.

В тишине Мэй начала проваливаться в собственное отчаяние. Только небеса знали, чего ей стоило не сойти с ума. Она не была верующей, однако, теперь молилась почти ежедневно — не конкретному богу, а всем, кто услышит. Раз в этом времени пафосные монахи летали на мечах и сражались с демонами, значит, где-то должны были существовать и аналоги божеств. Она бы принесла им в жертву свой разряженный телефон.

Шэн Юэлин вдруг захлопнул книгу и спрятал ее за пазуху, в складки верхнего одеяния, затем схватил со стола кинжал и внимательно осмотрел светящееся лезвие. Мэй более явно приоткрыла глаза. Смазанное движение пальцами — и кинжал исчез в неприметных ножнах.

Решив что-то для себя, Шэн Юэлин развернулся и столкнулся взглядом с Мэй. Долгое мгновение они изучали друг друга, и Шэн Юэлин сделал весьма странную вещь: наполнив чаем одну из чаш, он добавил в нее содержимое крошечного пузырька, затем протянул чашу Мэй.

От подобной наглости она вскинула брови.

— Хотите опоить меня, достопочтенный?

— Госпоже Ю придется довериться мне, если она намеревается вернуться домой.

— Домой: в будущее или на небеса? — уточнила она, на что заклинатель закатил глаза.

— Не жду, что госпожа единовременно поймет все тонкости нашего уклада, однако, позвольте…

— Этот достопочтенный, похоже, забыл, что госпожа Ю иностранка, — перебила Мэй, привставая на кровати.

Шэн Юэлин гневно выдохнул, однако, повторил более простым языком: