— Почему? — выдавливаю я из себя рыдания. — Почему это должно было случиться?

Кристен крепко прижимает меня к себе, его объятия крепкие и надежные. — Иногда жизнь слишком рано забирает у нас людей. Это жестоко, но это не твоя вина, София. Твой отец знал, что ты его любишь. Он гордился тобой и желал тебе самого лучшего.

Я киваю, но боль все еще там, грубая и непреодолимая. Моя грудь болит, когда осознание погружается глубже. Мой отец ушел. Мужчина, который, несмотря на свои недостатки, всегда старался дать мне лучшую жизнь, какую только мог. Теперь его просто... нет. У меня никогда не будет шанса исправить отношения между нами.

Кристен слегка отстраняется, глядя на меня сверху вниз с серьезным выражением лица. — Он постоянно беспокоился о тебе, пока тебя не было. Он искал тебя, делал все возможное, чтобы вернуть тебя. Никогда не сомневайся в том, как сильно он заботился.

Я с трудом сглатываю, ком в горле мешает говорить. — Я не знала... Я не знала, что он пытается все исправить. — Мой голос едва слышен, тяжесть моей вины давит на меня, как свинцовое одеяло.

— Он любил тебя, София, — нежно говорит Кристен, его голос наполнен тихой силой. — Больше всего на свете. Ты была его миром.

Я закрываю глаза, пытаясь сдержать очередную волну слез, но это невозможно. Мой отец был многим, но по-своему он старался. Он любил меня, даже когда я не могла этого видеть. Даже когда я была слишком зла, чтобы заметить. Хотела бы я вернуться назад, хотя бы на мгновение, и сказать ему, как сильно я его люблю. Как сильно я ценю все, что он для меня сделал.

Я не могу. Мне придется жить с этим сожалением всю оставшуюся жизнь.

Кристен сжимает мое плечо, стараясь утешить меня, но я чувствую, как внутри нарастает пустота, гнетущая боль, которая, я знаю, никогда полностью не исчезнет.

Кристен нежно ведет меня к кровати, его голос тихий, когда он говорит. — София, тебе нужно успокоиться на минутку. Я должен сказать тебе что-то важное.

Я сажусь, вытирая последние слезы, мое сердце все еще болит от тяжести горя и сожаления. Кристен сидит рядом со мной, его лицо, покрытое морщинами от усталости и чего-то еще, беспокойства, может быть, даже страха.

— Смерть твоего отца…, — начинает Кристен, его голос напряжен, как будто ему трудно произносить слова. — Это был не сердечный приступ, по крайней мере, не естественный. Это было убийство.

Я замираю, дыхание перехватывает. Убийство? Мой разум лихорадочно работает, пытаясь понять его слова. — Что ты имеешь в виду?

Кристен тяжело вздыхает. — Это были итальянцы. Дон Фернандо и его люди. Они уже давно плели против нас интриги, пытаясь посеять раздор между русской и американской мафией. Когда они поняли, что Кейс и Максим могут в конечном итоге раскрыть правду о смерти Арло Шарова, они решили устранить Кейса до того, как это произойдет.

Мое тело словно каменеет, когда я слушаю. Мой отец... убит. — Почему никто не знал? — шепчу я, мой голос дрожит. — Почему никто не остановил это?

Лицо Кристен каменеет. — Потому что Фернандо был умен. Он заставил это выглядеть как сердечный приступ, и без более глубокого вскрытия это было бы принято за естественные причины. Если мы сейчас начнем расследование, мы найдем доказательства. Но Фернандо идеально рассчитал время, до того, как Максим и Кейс успели сесть и сложить все воедино. Он хотел, чтобы они сражались. Уничтожали друг друга и нас, чтобы итальянцы могли прийти к власти.

Голова идет кругом, мир вокруг меня рушится еще больше. Мой отец... убит без всякой причины, кроме как для того, чтобы утолить чужую жадность. Он этого не заслужил. Он не был идеален, но он не был человеком, который заслуживал умереть ради чужой выгоды.

Кристен смотрит на меня с глубоким сочувствием, его голос смягчается. — Мне жаль, София. Я знаю, что это слишком для того, чтобы принять.

Я киваю, мое горло слишком сжато, чтобы говорить. Ярость кипит во мне, горя вместе с горем. Так ли чувствовал себя Максим, когда узнал о своем отце? Печаль, беспомощная ярость? Испытывал ли он ту же сокрушительную тяжесть, зная, что его отца у него отняли?

Я ненавижу Максима за все, через что он заставил меня пройти, но я не могу отрицать боль потери родителя из-за убийства... это то, что мы теперь разделяем. Уродливая, жестокая связь, о которой никто из нас не просил.

Голос Кристен вырывает меня из раздумий. — Это еще не все, — говорит он, его тон меняется. — Мы говорили о формировании союза с русскими, чтобы противостоять итальянцам.

Альянс. Это имеет смысл. Нам нужны русские, чтобы дать отпор итальянцам и отомстить за смерть моего отца. — Тогда вперед, — говорю я, слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их осмыслить. — Сделай это. Заключи альянс.

Кристен неловко ерзает рядом со мной, и я чувствую нерешительность в его голосе, прежде чем он заговорит. — Но есть проблема.

Я смотрю на него, хмуря брови. — Какого рода проблема?

Он прочищает горло, на мгновение отводит взгляд, прежде чем снова встретиться со мной взглядом. — Альянс… он идет с условиями. Русские - они ищут не просто делового соглашения. Они хотят чего-то более… традиционного.

Я чувствую, как мое сердце начинает биться быстрее. — Что ты имеешь ввиду?

Кристен вздыхает, проводя рукой по его волосам. — Они хотят скрепить союз браком. Между тобой и Максимом.

Я чувствую, как пол уходит у меня из-под ног. Брак с Максимом? Человек, который похитил меня, использовал как приманку, держал в плену. Я встаю, мое тело напряжено от недоверия. — Брак. Ты издеваешься?

— Я знаю, как это звучит, и я бы не советовал этого, если бы был какой-то другой выход, — быстро говорит Кристен, тоже вставая и подняв руки в жесте мира. — Это решать тебе. Никто не будет тебя ни к чему принуждать.

— Тогда почему у меня такое чувство, будто у меня нет выбора? — огрызаюсь я, меряя шагами комнату. — А что, если я скажу нет?

Кристен делает глубокий вдох. — Американская мафия рушится, София. Бизнес твоего отца, его наследие... все это разваливается. У нас нет ресурсов или людей, чтобы отбиваться от итальянцев. Нам нужно немедленное финансирование, и русские - единственные, кто может его предоставить.

Я останавливаюсь, моя грудь тяжело вздымается, когда реальность до меня доходит. Он прав. Без русских мы никак не сможем выжить в этой войне. Вся империя моего отца висит на волоске, и я та, кто держит ножницы. Если я скажу нет, все, что он построил, исчезнет. Все, чем он пожертвовал, не будет иметь никакого значения.

Слезы снова наворачиваются, но я сморгнула их, не давая им пролиться. Я уже достаточно наплакалась.

Голос Кристена смягчается. — Я знаю, что ты ненавидишь эту идею, София. Я знаю, что ты ненавидишь Максима. Речь идет о выживании. Речь идет о спасении того, что построил твой отец, о мести за его смерть. Я бы не предлагала этого, если бы не считал, что это единственный выход.

Я поворачиваюсь к нему, чувствуя, как тяжесть решения давит на меня. Я не хочу выходить замуж за Максима. Я не хочу быть привязанной к нему на всю жизнь. Но какой у меня выбор? Альтернатива - позволить всему, над чем трудился мой отец, рухнуть. Позволить его смерти остаться неотомщенной. Я не могу этого допустить.

С дрожащим дыханием я киваю. — Хорошо. Я сделаю это.

Кристен смотрит на меня с облегчением, хотя в его глазах все еще есть печаль. — Мне жаль, что так получилось.

Я качаю головой. — Это неважно. Мне нужно защитить наследие моего отца. Если это единственный выход, то… пусть так и будет.

Я чувствую онемение, когда слова покидают мой рот, тяжесть решения опускается на меня, как тяжелое одеяло. Моя жизнь, какой я ее знала, закончилась.

Глава 17 - Максим

Я стою у алтаря, мои глаза сканируют редкое зрелище передо мной, гости из Братвы и Американской мафии. Нечасто увидишь такую смесь. Две фракции, которые когда-то были врагами, теперь сидят бок о бок, и все из-за женщины, которая вот-вот станет моей женой.