— А ну-ка попробуй, Михаил, — сделала она вызов.
— Хорошо. Мы разве не в отношениях?
— В отношениях, — кивнула она.
— В каких?
— Любовных.
— Тогда с какого перепугу я не могу поинтересоваться у тебя насчёт твоего недавнего навзрыда? Или это у вас, девушек, такое летнее обострение?
— Потому, что это личное, — язвительно выделила она последнее слово.
А мне поебать.
— Это из-за Женевы? — сделал я попытку. — Или же из-за родителей, имён который ты никогда не упоминала, при…
И тут мне прямо в щеку влетел кулак. Добротный прямой кулак. Никак не ожидавший подобного наяву, я, не сразу сориентировавшись, получаю ещё один, а после него и ещё, но уже под дых.
— Никогда не смей их упоминать! Ты слышишь меня?! НИКОГДА! — нанося удары, которые я уже с лёгкостью отбивал после того, как очухался, она рыдала, хныкала, шмыгала, при этом крича на меня, словно из-за меня всё у неё хуёво. — У ТЕБЯ С САМОГО РОЖДЕНИЯ БЫЛИ ДЕНЬГИ, БЫЛА БЕЗЗАБОТНАЯ ЖИЗНЬ!!! А МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ ИЗО ДНЯ В ДЕНЬ УХАЖИВАТЬ ЗА ПАРАЛИЗОВАННЫМИ ДЕДУШКОЙ С БАБУШКОЙ И ПРИГЛЯДЫВАТЬ ЗА БРЯТЬЯМИ И СЁСТРАМИ!!! И ВСЕ! ВСЕ ОНИ МЕРТВЫ! УМЕРЛИ ОТ НИХ!!! ОНИ УБИЛИ ИХ!!!!! А-А-А-А-А-А-А-А!!!
Удар, удар, удар… Её атаки шли друг за другом, напоминая ленточный магазин у тяжёлых пулемётов, которыми пользовались пулемётчики в моих бывших отделениях.
Уже, казалось бы, через мгновение телепортируется Патрик, раскрывший за полсекунды дверь со стороны Уонки и мигом вытащивший её наружу, взяв в металлический хват.
— Не убивать… — выдохнул я, собираясь с силами. — Слышишь меня, Патрик?
— Да, Майкл.
Опираясь на автомобиль, я наблюдал за тем, как к нам подоспели мои полураздетые близкие, каждый держа в руках что попало: от двухствольного ружья до малогабаритного револьвера.
— Отбой, всё под контролем. Идите спать, — удалились все, кроме моего друга.
— Но… — было хотел что-то вставить Бевис.
Я взглянул на него.
— Я сказал идите спать.
Он нервно сглотнул, прежде чем повернуться к дому.
Повернувшись к проблеме, я невольно протяжно выдохнул. Всё же стоило мне сделать это как можно раньше…
— Приставь её к машине, — сказал я, выходя из машины.
— Да, Майкл.
Под неповторяющимися вдохами и выдохами Уонки, всей заплаканной и подавленной, я подошёл к ней, аккуратно убрав волосы в сторону, раскрывая вид на затылочный имплант.
— Погоди, что ты…
Не церемонясь, я вставил пульт управления в один из коннекторов, предварительно убрав защитную пипочку.
— Ай… — а после для вида заскулила.
Вот же…
— Уонка, харе наигрывать, я прекрасно осведомлён, что эта процедура не приносит какой-либо ощутимой боли, — попытался я взглянуть на её лицо, слегка нагнувшись.
— Хорошо… — пробормотала она, продолжив прерывисто дышать.
Небольшая строка, недлинное сплывающее сообщение, и… одно нажатие.
— Отпусти её и отойди в сторону.
Резко вырвавшись из захвата, Уонка с неприязнью скользнула по Патрику, смотрящего на неё… никак, а после повернула свою голову на меня.
— Зачем ты…
— Я даю тебе право выбора, — кинул я ей ключи от машины, которые она ловко поймала; видно, что рефлексы развиты как надо. — Даю тебе машину, еду и оружие. Также ты знаешь где лежат деньги.
Она непонимающе взглянула на меня после того, как внимательно осмотрела ключи.
— Но как ты раздобудешь такую же сумму?
— Деньги как смерть — их можно найти хоть где, — я выждал пять секунд, дабы дать ей возможность задать вопрос, а после продолжил: — Ты больше не в моей власти, Уонка. Ты — не мой раб. Больше я не могу тебе приказывать, или заставлять следовать моим правилам. Можешь хоть куда отправиться. С такими деньгами тебе хоть куда дорога открыта. Хоть в космос, хоть в столицу ВРОНа, хоть найти более сладкую жизнь, не связанную с мною.
— Я не понимаю… — выдохнула она, с силой кинув ключи в грязь. — Я не понимаю зачем ты это делаешь!
— За тем, чтобы…
А зачем?..
— Э-э… Я точно и не знаю… — решил я дать заднюю, в мгновение лишившись былой уверенности в словах.
От моих слов её лицо скривилось. Впервые я ощутил весь тот скепсис от неё в мою сторону.
Это было неприятно. Это было отвратно.
— Нет! Я буду с тобой! — сказав это, она нагнулась, ища те самые ключи в грязи.
— Причина? — негромко спросил я.
— А мне и не нужны причины.
Встав во весь рост, она сверлила меня своим взглядом, полным того неописуемого чувства, которого я отлично запечатлел у ярых представителей военного дела Федерации — у полевых комиссаров. Они воевали в том же пешем порядке, что и всякие автоматчики, пулемётчики или марксманы, однако главной их задачей всё же, как и был надсмотр за моральным духом солдат, так и остаётся по сей день.
Именно их лица, преисполненные уверенностью в победе войск Федерации, её флотилий, её щита и меча, всегда воодушевляли меня стремиться к лучшему, стремиться к более… высшему, грандиозному.
Она передавала те же эмоции.
— С тобой всё в порядке? — искренне поинтересовалась Уонка, присмотревшись к моему слегка опустившемуся лицу.
— М-м, да… — поднял я взгляд. — В общем, ты остаёшься?
— Да.
— И-и-и… э-э-э… — наклонил я голову набок. — С чего ты так громко поливала меня дерьмом?
— Я не поливала тебя… говном, — скривилась она. — Просто вдруг ни с того ни с сего мне захотелось излить душу.
— Это никак не похоже на тебя.
— А ты не можешь быть тактичным.
— Могу, просто не видел тогда смысла.
— Это было оскорбительно.
— Что? Что именно? — не понял я.
— То, как ты упомянул моих родителей, — ответила она.
— Не, ну а хуле. От чего они-то умерли, ты не расскажешь?
Пять секунд тишины.
— Почему со мной ты не можешь вести себя хоть чуточку тактичнее? — с грустью спросила Уонка.
— Я сама тактичность, прошу заметить. И…
— Нет! Ты не можешь себя держать в руках, когда всегда делаешь так, как вздумаешь, даже не считаясь с тем, о чём думаю я, — приставила она левую ладонь к своему сердцу, поддавшись вперёд.
— Вот что именно тебе не нравиться?
— То, что мы под их окнами ругаемся! — указала она правой рукой на окно второго этажа, откуда вырисовывались две тени, и посмотрела на меня. — Может отойдём?
— Отойдём!
Кивнул я, и под сопровождением дёрганной Уонки, которая держала меня под локоть, компенсируя каждый мой неровный шаг, словно опора, дошёл до некой опушки.
— Так что тебе не нравиться-то? — задал я вопрос, когда мы встали друг напротив друга; Патрик был для меня своеобразной опорой, на которую я наполовину расслабился.
— Твоя тактичность! Почему, когда ты общаешься с другими людьми, то ведёшь себя при разговоре вежливо, уважительно, соблюдая все морально-нормальные принципы, а при разговоре со мной, даже при обращении, ты вкатываешься в максимализм, интерпретируя свои предложения так, словно не питаешь ко мне каких-либо чувств, да даже симпатии таковой не ощущается.
— Я питаю любовь к тебе, — попробовал я её приобнять, однако встретил отказ. — Ладно… Я не знаю, что такое любовь, и я не знаю, что надо делать.
— Ты… не знаешь? — крайне удивилась Уонка моим словам.
— Да. Это правда, — отвёл я взгляд. — Я в принципе плохо разбираюсь в чувствах людей и в том, что правильно делать в каких-либо ситуациях, связанных в социальном аспекте.
— И манеры значит, для тебя будто маска.
— Да, как маска, — кивнул я. — Надеваю её, в случае если не хочу открываться конкретным индивидуумам. Например, при тебе её нет, потому что я желаю быть для тебя искренним, без каких-либо всяких там притворных масок или наборов отдельных действий.
— Это… сложный случай, — пробормотала она, смотря в пол, а после подняла взгляд. — И как? Хочешь бороться с этим?
— Нет. Ни сейчас, ни раньше, ни потом. Прожив двадцать пять лет, существуя во Вселенной как представитель человеческого рода, я понял, что есть вещи, которые не меняются, а если и меняются, то долго, скрупулёзно, затратно и очень неэффективно. Грубо говоря, я такой, какой есть, и я в корне никогда не изменюсь. Да, может быть, стану немного добрее… обзаведусь какой-никакой толерантностью к тому, что претит и отталкивает, однако всё равно останусь тем, кем был изначально — аморальным ублюдком, который не сожалеет и не раскаивается.
