Я как можно мягче обычного поставил её на две ноги, но она не устояла, и она сначала не слишком приятно упала на пятую точку, а после и набок, разгоняя скопившеюся здесь пыль в разные стороны.
Ещё несколько не озвученных секунд я незаинтересованно смотрел на то, как она пытается вернуть стабильное дыхание, набирая раз за разом в лёгкие перекуренный воздух. Взглянул на руку, которая тряслась как у дохляка, который в первый раз взял в руки ленточный пулемёт, и… Нет, не подошёл к девушке и не помог ей подняться, а полез в расстёгнутый пуховик и вытащил пачку сигарет, а уже после как прожжённый принялся закуривать одну за другой думая о том, что мне нужно поскорее разобраться с собой. Не в плане ликвидировать, а решить все насущные и не очень насущные вопросы и проблемы, которые касаются меня, дабы в будущем я не сгинул в какой-нибудь подворотне не уверенным в том, что мои близкие живы.
Уже когда Уонка пришла в более-менее стабильное состояние, я сидел возле открытого окна и делал очередную затяжку.
— Ты быстро, — хрипло сказал я, не поворачиваясь.
Она ничего не ответила, лишь сделала несколько неуверенных шажочков и села на корточки рядом. Я услышал отчётливое сжимание джинсов.
Протяжно выдохнул, пуская дым через окно.
— Уонка, — не своим голосом начал я, не обращая внимание на хрипоту и желание здесь же застрелиться, потому что знаю, что последнее никак не осилю. Повернулся и увидел перед собой заплаканную девушку, которая смотрела куда-то в пол и не совсем желала меня слушать, но делала это. — Сколько тебе лет? — всё же спросил я, давя приходящее из ниоткуда желание здесь же её обнять.
— Двадцать пять… — обессилено ответила она, спустя каких-то семь секунд.
— О-о-о! — уважительно удивился я, сразу протянув руку и улыбнувшись.
Уонка не совсем ожидала подобного и едва ли упала на пятую точку, если бы я не придержал её левой рукой.
— Ты это… аккуратней… — улыбка сползла, оставив лишь нелюбимую неловкость.
Я поднялся на ноги и заодно помог ей, бережно обтряхнув ладонями, что закрыты перчатками, её серенький пуховичок.
— Наверное удивительно слышать подобное, но… мне тоже двадцать пять, — и видя её не совсем понимающий взгляд и открытый рот, я просто взял её руку, что была расслаблена у бедра, и пожал как подобает. — Мы с тобой одногодки, Уонка.
— А… я… это… — пробегала она глазами.
— Всё стабильно, — сильнее улыбнулся я, явя на обозрение свои жёлтые от сигарет зубы. — Дай обниму, а то в последнее время подобного мне только и хочется. — и вновь непонимание и неверие в действительность с её стороны.
Да и похуй на мне на её мнение в этом вопросе. Вижу же, что не совсем понимает, но оттого не значит, что не хочет. Подхожу ближе и просто крепко-крепко обхватываю её за тельце, которое по сравнению с моим телом кажется уж совсем маленьким, — всё же за эти две недели я не хуи пинал, — а после бережно обнимаю.
Такое не могло пройти для меня бесследно и потому это показалось мне действительно чем-то… отдалённо притягательным, и в то же время невозможным, как возвращение в тот момент, когда я бы смог вставить пиздюлей отцу и спасти маму. Но если вспомнить, что я тогда даже ходить не умел… то это заставляет меня лишь загрустить.
Отстранившись от до сих пор не пришедшей в себя Уонки, я мигом натянул ей и себе капюшон, выбросил окурок в окно и проверив пистолет, взял её за локоть и как можно эффективнее и бережнее потащил к автомобилю.
Насрать на интерлюдии и что-то там да там. Здесь нет ничего хорошего или плохого. Я могу сколько угодно убеждать себя, лишь бы не задумываться о том, что меня действительно тревожит, потому что иначе я свихнусь с ума и натворю ОГРОМНЕЙШИХ глупостей, которых я всем своим сознанием старался, стараюсь и буду стараться избегать. Именно поэтому я сейчас стою напротив двери, до этого оставив Уонку в автомобиле, и мельком замечая, как на меня смотрит одна из настенных камер.
— Понеслась, — шёпотом проговорил я, постучав костяшками несколько раз по цельнометаллической двери.
Прошло одиннадцать секунд за которые никто так и не отозвался.
Я постучал ещё раз, но уже куда интенсивнее и настойчивее.
Вот уже через несколько мгновений я слышу приглушённые твёрдые шаги, отзывающиеся еле различимой вибрацией, как через дверь послышался отчётливый грубый голос:
— …ты что ли? (Райан, ты что ли?)
Не поняв первое слово, я на автоматизме выдаю:
— Да, я это, — и вполне уверенно отвечаю на грубом языке.
Наступила тишина, в которой лишь моё привычное дыхание и рёв бензиновых двигателей где-то на краю Вселенной слегка разбавляли как саму ситуацию, так и мою уверенность, которая разрушалась с каждой прошедшей секундой.
Но вот в барабанные перепонки вдарили отчётливые звуки поворота замка и всего механизма, как сама дверь уже в следующее мгновение отворилась, явя на обозрение крепкого, как бронелист дугового линкора, вышибалу.
Держа руки скрещёнными на груди и лениво пытаясь разглядеть моё лицо под капюшоном, он напомнил мне одного из личных телохранителей. Такой же загорелый, с суровым взглядом и каменным как у какой-нибудь мраморной статуи в столице лицом.
Только вот если телохранитель был верен Федерации и являлся вполне себе с добрыми намерениями человеком, то этот весь покрыт шрамами на открытых участках кожи, где-то виднеется татуировка какого-то черепа, а сам он и вовсе одет в серую камуфляжную экипировку с шевроном в районе сердца флага Алого, под которым есть надпись на кириллице (Надежда Горы Свернёт!).
— (Как-то поздновато…), — он посмотрел по сторонам. — (Товар принёс?)
Ничего не поняв, я за полсекунды достал пистолет с интегрированным глушителем и выстрелил прямо в шею, после чего уже в камеру, которая рассыпалась вдребезги, разбросав на асфальт пластмассовое крошево.
Осторожно войдя в подсобку чисто в интуитивном порядке, вожу пистолетом по предполагаемым местам возникновения угрозы. Убедившись во временной безопасности, захлопываю дверь и опускаюсь над трупом. Режу одной касательной куртку, как натыкаюсь на бронежилет. Убрав нож в парку, шарпаю по карманам ища что-нибудь интересное.
Одно золотое кольцо с бриллиантом на безымянном пальце, какое-то странное устройство напоминающее смартфон, но с кнопками и маленьким экраном, и бумажник, который, когда взял в руки и принялся смотреть содержимое, наткнулся на выцветшую фотографию какого-то безэмоционального паренька, что держит в руках девушку, которая улыбается во все тридцать два зуба с некой теплотой смотря на того, кто держит её. Также, если присмотреться, то можно разглядеть каменный пляж и то, что они оба в купальниках. Перевернув карточку, я вглядываюсь в надпись и расшифровываю одно слово: «Люблю…» (Люблю всем сердцем и оберегаю. Любимая моя Ксюша), а также непонятную дату: «24.07».
Подумав немного, я кладу фотографию на сердце и встаю на ноги.
Честно, никаких прямо-таки эмоций я не почувствовал. Много людей встают на путь маргиналов и почти ни у кого не получается потом вылезти из этого. Я презираю подобное, но и… Бля, так я недавно думал совсем по-другому… И что это со мной? Может, уже слетел с катушек? Или же забыл про свой план?
Несколько ударов рукоятью по колену, и я… чёрт… могу с уверенностью сказать, что готов двигаться дальше.
Стиснув зубы, я направился к дальней стене проходя мимо стеллажей с картонными коробками. Шёл до того момента, пока в ней отчётливо различаю проём без двери. Войдя в следующее помещение и водя стволом по округе, замечаю в кромешной тьме несколько серых грязных грузовиков и пять боевиков, которые сейчас играют в карты сидя за квадратным столом, над которым работает единственная прямоугольная люстра.
Мигом проношусь до грузовика, под их хихоньки да хаханьки вперемешку под истошные комментарии на грубом языке, на корточках, и целю мушкой в самую дальнюю жертву.
Глубокий вздох, и выстрел.
Не успел никто ничего сообразить, как их товарищ плюхается лбом о стол заливая его кровью.
