— Слушай, иди на кухню, там апельсин.

— Никогда не делала этого за апельсин…

— Агнес, ну ты хоть ей скажи… — С укоризной посмотрел я на читающую очередное письмо шефа.

— Завтра снимаемся с места и уходим. — Подняла она взгляд над текстом. — Гонсалес не идиот. К тому же, есть сведения о местоположении следующего контейнера. — Взяла она один из конвертов со столика и легонько тряхнула.

— И где же это? — Сдался я, дав одежде упасть вниз. — Ох… Восточнее? Западнее?

— Север, — недовольно поджала Агнес губы.

— Я же говорил…

— Не нравится мне эта фраза. Никогда ее не повторяй при мне.

— Х-хорошо… Очень хорошо!

— Тут какая-то интрига, — откинувшись на спинку стула, шеф потерла глаза. — Одной не разобраться. Надо консультироваться.

— Может, сбить образ? — Отвлеклась Марла.

— Продолжай, — попросил я.

— Ну, нас двое женщин, один мужчина. По бумажкам! Чтобы на нас не подумали, можно мужчину — чик! — Провела она ладонью.

— Что «чик»? Сделать евреем? Марла, можно не показывать на мне?

— Чик — это изобразить, что ты умер от передоза!

— Охрану снимут, к вам той же ночью полезут, — не согласился я и качнулся вперед, чтобы не развивать дискуссию.

— Может, мне умереть? — Потерла шею Агнес. — Была болезной, умерла. Никто не всплакнет.

— Да мы и так группой не смотримся. Марла отдельно, я отдельно, ты — кашеваришь. Разве что Гонсалес, действительно…

Сверху раздались звуки покрышек, резкий скрип тормозов и хлопки дверьми. Замерла Агнес, замер я, остановилась посреди процесса Марла.

— Генри? — Обратилась шеф.

— Шесть машин, две легковые — ржавые кадиллаки, по виду местные. Одна шикарная, черный мерседес. Два джипа с пулеметами. Пулеметы разворачивают ко входу в подвал. Хамви откатился за дом, запирает соседнюю улицу. — Быстро отчитался я о том, что увидел.

— Марла, — мягко произнесла Агнес. — Когда ты, наконец, поймешь, что мужчин надо ставить на место, не унижая?

— Ой, да убьем и все. — Поднялась на ноги белобрысая и отряхнула колени.

«Ага, сейчас нас гранатами закидают», — лихорадочно размышлял я, что делать, стоя лицом ко входу.

— Генри, ты так и будешь показывать направление на врага? — Поднялась со стула Агнес, слегка разминая шею.

Сверху дорогу к двери заступил наш охранник, недовольно выслушивая слова центровых на кадиллаках и что-то пытаясь им отвечать. А из мерседеса показался Майк, знакомый по покерному столу, терпеливо ждавший у дверей машины, пока его не обступили трое по-южному загорелых мужиков в камуфляже песочного цвета. На лбах охраны — выцарапанные отметки II, III, IIII.

«На каждый стрит найдется стрит старше».

А из подвала — только один выход.

«Так», — лихорадочно размышлял я. — «Мы нужны им живыми! Помнить об этом! Свита Майка будет останавливать, не убивать… Но только если мы не начнем убивать первыми — а мы начнем, мы будем вынуждены начать!.. Разговаривать с ними бесполезно, Майк тут не для переговоров — он, чтобы опознать нас наверняка. Для бесед будут Ральф и пыточный подвал».

— Генри? — Поторопила Агнес, играясь ножиком в руке.

«Захватить Майка?.. Он же без ранга, Марла выпишет пендель, он покатится сюда, свяжем… А что изменит заложник? Все равно он нас узнает, все равно повяжут или убьют. Все равно узнает… Узнает?..»

— За мной не идти. Ничего не делать! Стоять здесь! — Перешагнул я через штаны и обнаженным снизу по пояс быстро пошел по лестнице на улицу.

«Только бы не вмешались!»

Перед дверью я постарался изобразить максимально дебильное выражение лица с широченной улыбкой и, активно двигая сжатой ладонью поверх слюней Марлы, распахнул дверь.

— Господа! Чем обязан? — Крутил я синей мордой с лопоухими ушами, не прекращая процесса.

Тут даже охранник зачесал затылок, а легкая улыбка превосходства Майка сменилась отвращением.

— Это не он. — Повернулся он к одному из центровых, поджимая губы. — Сломайте этому уроду руку, — плюнул он на асфальт и залез в машину.

Центровые мигом скисли, а в глазах одного из них появилась ненависть — он и шагнул первым ко мне, пока люди Майка рассаживались по местам, а джипы отворачивали от дома.

— Нельзя ломать! — Заступил одному из бойцов дорогу охранник. — Он этой рукой работать завтра должен!

— А левой он не может?

— Он обеими работает. — Покачал головой охранник. — Много зарабатывает для Толстяка Джима!

А ведь тот человек, с которым мы договаривались о защите, выглядел худым, как щепка. Правда, обращался я к нему «мистер Лопес, сэр», знать не зная, про имя и кличку.

— Ладно, — развернулся центровой к машинам и с тоской проводил взглядом чужаков. — Уходим! — Скомандовал он своим.

Через какое-то время возле дома осталась только поднятая машинами пыль.

— Ты бы завязывал жрать это дерьмо, — покосившись на меня, даже не думавшего прерывать процесс, осуждающе выговорил охранник.

Я же восторженно смотрел по сторонам, на небо, на зелень, изображая приход — ровно до момента, как меня развернули за плечи и мягко отправили вниз.

По ступенькам я двинулся самостоятельно — еще толкнут, надо оно мне… А ноги начали дрожать только в момент, когда за спиной хлопнули дверью.

Как спустился, перестали гнуться колени. Мне подставили стульчик сзади, на который я буквально упал, тяжело и глубоко дыша.

Агнес аккуратно стерла с моего лба выступивший пот, а Марла слегка болезненно нажала снизу.

— Ты смотри, все еще стоит, — хмыкнула она.

— Он, похоже, теперь всегда стоять будет, — выдавил я из себя сомнительную шутку, усилием воли расслабляя лицевые мышцы.

— Ну, это мы посмотрим, — деловито скинула Марла свой парик, снова спускаясь на колени. — Я еще не заработала на свой апельсин!..

Утром, конечно, охраннику в глаза смотреть было и в самом деле неловко — даже изображать не пришлось. Я, бочком приближаясь к мужику, развалившегося у крыльца соседнего сгоревшего дома, наблюдал ехидное любопытство и полуулыбку.

Мол, идет к нему приличный человек, одетый пусть и скромно — ботинки, черные брюки, темно-синяя гавайка — косит под нормального. Но он-то знает…

— Прими, уважаемый, — Выложил я на ладонь чистый носовой платочек и, опасливо оглянувшись по сторонам, показал три завернутых в тряпку патрона.

— Да ладно, забыли, — благосклонно забрали с руки подношение вместе с платком. — С кем не бывает. — Хотел он уже отвернуться, но заметил еще один платочек в моих руках и посмотрел удивленно.

— Джанет умерла. — Поник я. — Когда эти вчера приехали, начался приступ. Вот и… Утром холодная.

— Соболезную, — все еще вопросительно смотрел он на патроны. — Труповозов вызову, но они барахло умершей заберут, учти.

— Мне бы тачку: тело вывезти и похоронить. — Отрицательно покачал головой я и осторожно присел на ступени поодаль. — Она верующая была.

— На тачку у тебя не хватит.

— А если хату добавить? — Кивнул я на остов дома, где мы проживали. — Я вчера электричество подрубил, с рынка принес обогреватель, лампы. Светло, тепло. Можно сдавать приличным людям задорого.

— А ты куда денешься? — Хмыкнул он задумчиво.

— Мы с Ребеккой все, сваливаем. Не пошло у нас. — Поежился я. — Эти, из кадиллака, по-любому мне все сломают, если встретят. Мне тут не жить.

— Разрешение спросили?

— Да какое разрешение? Уехал хоронить труп, куда-то пропал. Пока меня хватятся, ты хату со своими уже кому-то пристроишь. А я — так, мелочь. Забудут через день.

— Ты-то ладно, а шлюшка?

— Вчера ее так заездили, что она ходить нормально не могла. И все это — за один апельсин. Разве это нормально?

— Жизнь — штука жестокая. Без разрешения уйдет, еще хуже будет.

— Не у кого спрашивать. Гонсалес пропал. Днем был, ночью не стало. А под здешних мамок, с вашими расценками, ей не в цвет. Да и не рабочая она все равно на пару дней.

— Так и не попробовал, — разочарованно цокнул охранник.