— Шайенн не представляется достойным пристанищем для пятилетней девочки, которая осталась одна, — как она выглядела в этом возрасте? Насколько она изменилась с тех пор?

Она откинулась назад, положив руку на живот.

— Однажды я плакала, потому что у меня болел живот. Мама всегда говорила мне смириться, поэтому я никогда не плакала, когда она была рядом. Но на этот раз я ничего не могла с собой поделать. Просто было так больно, — нахмурившись, она снова двинулась вперед, скрестив руки и положив их на край стола. — Табита нашла меня и спросила, почему я плачу. Она была на несколько лет старше и уже около года жила самостоятельно. Она собирала мусор, как могла, и я думаю, что кто-то из взрослых сжалился и иногда помогал ей.

— Так вот, она села рядом со мной и обняла меня, потому что я просто не могла перестать плакать, даже чтобы ответить ей. Но она знала. Даже без моих слов она знала, что я одинока и голодна. Она обняла меня и через некоторое время дала мне картофелину из своего кармана. Это… это была вся еда, которая у нее была на тот момент. И она сказала мне, что мы сестры и что она всегда будет заботиться обо мне.

Она мягко улыбнулась, в ее глазах появились слезы.

— Я никогда не забуду тот момент. Я думаю…Я знаю, что это был первый раз, когда я почувствовала, что кто-то заботится обо мне. Впервые в жизни я почувствовала, что меня любят.

Улыбка исчезла с лица Лары, и она снова встретилась с ним взглядом, нахмурив брови.

— Мне нужно найти ее, Ронин. Она — все, что у меня есть.

Многослойных эмоций в ее голосе и выражении лица было больше, чем он мог расшифровать. Страх, печаль, решимость, привязанность… одиночество? Одиночество было знакомо Ронину; он так долго бродил по Пыли в одиночестве, никогда не задерживаясь надолго на одном месте, никогда не заводя прочных отношений.

Каково это — иметь партнера, делить свое существование с другим человеком?

На что это похоже?

— Я сделаю все, что в моих силах, Лара.

Она сказала ему, что боты делают то, что им говорят, и он намеревался что-то сделать. Не из-за программирования, не потому, что такова природа его вида… а потому, что он хотел помочь ей. Его главным желанием уже давно было определить свое истинное предназначение, но в отношении этой женщины его желания становились все сильнее.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула, выдыхая. С облегчением. Означало ли это, что она немного доверяла ему? Что она верила, что он доведет дело до конца?

— Хорошо, — сказала она наконец, открывая глаза. — Думаю, после всего, что ты сделал, мне лучше выполнить свою часть сделки. Я делаю это здесь?

Образы Лары, танцующей в своей хижине, мелькали в его процессоре, каждое движение было навечно обрамлено приоткрытой дверью, через которую он наблюдал. Даже если бы она исполнила тот же танец сейчас, он знал, что каждое движение было бы неуловимо другим, каким-то образом отражая ее текущее душевное состояние.

— Где тебе было бы удобнее всего?

— Здесь, — она быстро встала и прошла в относительно свободную часть кухни, проводя пальцами по столешнице. — Итак… у тебя есть какая-нибудь музыка?

— Нет. Я думал, она будет твоей собственной.

— Конечно, ты это запомнил.

— Я помню все.

Ее щеки покраснели, прежде чем она отвела взгляд. Все. Непрошеный образ ее на полу в ванной вернулся, и он понял, что неудачно подобрал слова.

— Тогда ладно, — стоя к нему спиной, Лара глубоко вдохнула, ее плечи поднялись и опустились.

Покачивая бедрами из стороны в сторону, она подняла руки над головой, ухватившись каждой рукой за локоть. Склонив спину, она грациозно повернулась к нему лицом, опустив руки вниз, чтобы провести ими по груди, талии и бедрам. Глаза при этом оставались закрытыми.

Возбуждение всколыхнулось внутри Ронина; хотя ее одежда никак не подчеркивала ее тело, она была привлекательной женщиной, и он страстно желал прикоснуться к ней, чтобы ощутить ее с помощью других органов чувств.

Тем не менее, секунды тикали, пока он ожидал какой-то более глубокой реакции в себе, ожидал более глубокого сдвига в своих процессорах, который поразил его в первый раз. Этот танец был знаком, но не имел никакого сходства с тем, который она исполняла в своей хижине; он видел подобные движения в «У Китти».

Ее тело двигалось для него, но она не танцевала. Это было ближе к боту-ремонтнику, подстригающему траву в парке. Движение целенаправленное, но без чувства. Движения автомата.

— Нет, — сказал он.

Она вздрогнула и перевела взгляд на него.

— Что?

— Это не то, чего я хочу.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — морщинка между ее бровями вернулась; впереди опасность. Она развела руки в стороны ладонями вверх. — Я танцую. Это то, чего ты хотел!

— Ты двигаешь своими частями тела…

— Разве это не танец? Двигать своим телом?

Ронин сжал губы в тонкую линию, пока она не закончила перебивать.

— Танцуй так, как ты танцевала в ту ночь, когда я впервые увидел тебя.

— Что ты имеешь в виду? Как… тот же танец?

— Неважно, тот же или нет. Просто… — в его памяти хранились сотни тысяч слов — если считать только английские — с полными определениями, и он все еще не мог подобрать правильные, чтобы передать свой смысл. — Я не хочу, чтобы ты танцевала так, как будто ты на сцене. Танцуй так, как ты бы танцевала для себя.

Она уставилась на него с легким удивлением и замешательством. Казалось, что она будет оставаться в таком состоянии бесконечно, пока через двадцать пять секунд она не подошла к столу, схватила стул и подтащила его к тому месту, где стояла.

— Отлично.

Ножки стула заскулили, когда она повернула его боком к Ронину. Повернувшись лицом к столешнице, она положила руки на спинку стула, сделала еще один глубокий вдох и замерла.

Наклонив голову в сторону, она встретилась с ним взглядом и повернула бедра. Ее ноги задвигались, движения были такими изящными, такими плавными, что казалось, она ходит по воздуху. Она опрокинула стул на одну ножку и дважды крутанула его, выведя из равновесия. Когда она остановила движение, кресло оказалось напротив Ронина.

Проведя пальцами по его крышке, она обошла стул и улеглась на него, ее волосы касались пола. Другой рукой она прочертила дорожку от шеи вниз, избегая холмиков грудей, пробежала по ребрам и спустилась к колену.

Не отрывая взгляда от лица, она по очереди поднимала ноги, и брюки задрались, обнажая стройные икры. Опустив ноги на пол, она села, закинув ноги так, чтобы оседлать стул.

Искры пробежали по поверхности кожи Ронина. Несмотря на то, что она была полностью одета, танец Лары был самым чувственным, что он когда-либо видел. То, что его опыт в таких вопросах был ограничен, должно было смягчить осознание, но ничего не изменило. Его затянувшееся возбуждение вспыхнуло с новой силой, намного сильнее, чем раньше.

Ее руки упали на колени, только для того, чтобы снова скользнуть вверх, но уже к волосам. Расставив локти в стороны, она приподняла свои растрепанные локоны и покачала бедрами. Ее груди напряглись под тканью свитера.

Как он раньше не замечал сходства между танцами и сексом?

Она усилила движения своего туловища и в течение нескольких секунд билась, как животное в клетке. От нее исходили ярость и разочарование, а также неприкрытая сексуальность. Она была дикой, неукротимой силой, демонстрирующей свое величие только для него.

Ронин перестал обращать внимание на окружающую его обстановку — дом, район, город, весь мир, — и все его внимание сосредоточилось только на Ларе.

И она каким-то образом не сводила с него взгляда все это время, ее глаза горели такой тихой, страстной интенсивностью, какой он никогда не видел. Встав, она развернулась и отшвырнула стул. Ее тело двигалось одновременно как вихрь и крадущаяся кошка, противоречие, невозможность, и он не мог отвести взгляд.