— А что насчёт моей мамы? — ещё тише спросила она. — Ведь король её тогда…

Похоже, то ли за сорок лет пребывая в Цитадели Ашрад я окончательно одичал, то ли сих пор не свыкся с менталитетом обитателей Итшес, то ли просто не до конца понимал женщин, даже таких чудесных, как моя жена. В этой ситуации мразью был только Харакад, а Мирена — невинной жертвой. И я не видел ни малейшей причины, почему моё отношение к тёще должно как-то измениться. Ну, конечно, кроме ещё большего восхищения её стойким характером, вынесшим все эти невзгоды.

— Знаешь, твоё недоумение — самый лучший ответ, — рассмеялась Кенира.

Честно говоря, я всегда чувствовал себя во время таких разговоров неуютно. Они подходили для человека, более чуткого и эмоционального, чем я, способного на глубокие душевные переживания. Так что, когда Мирена перестала мучить Тану, я вздохнул с облегчением.

Мирена, рисуясь, вытянула руку и направила её в сторону озера. Стремительные потоки магии закружились в воздухе, вонзаясь прямо в озеро где-то по центру его самой широкой части. Я не до конца понимал, что задумала тёща, так что прижал крепче Кениру и принялся внимательно наблюдать за представлением. И продолжение не заставило себя ждать. Огромный конус, удивительным образом напомнивший мне кусок слоёного пирога, беззвучно скользнул вверх. Он состоял из многих слоёв камня, грязи и воды, а сверху его покрывал, словно тонкая сахарная глазурь, относительно тонкий слой льда. Несмотря на то, что из озера изъяли изрядный кусок и проделали глубокую яму, вода туда не хлынула, удерживаемая тонким почти незаметным барьером. Вырезанный конус камня поднялся выше в воздух и полетел прямо к нам, бросая на Шпаценхорст глубокую тень. Честно говоря, видеть над собой такую каменную громаду, удерживаемую лишь сетью магических плетений, было очень неуютно. Ведь я прекрасно понимал, что если она рухнет нам на головы, то со своими магическими силами я ничего не смогу поделать. И не поможет даже Последний Шанс — не тогда, когда эвакуационный маяк будет завален этими же камнями, и после отмены стазиса прийти на помощь станет совершенно некому.

Но, к счастью, эта перевёрнутая гора в воздухе висела недолго. Всколыхнулось пространство — я почувствовал это каким-то непонятным чувством — и вскоре она исчезла в браслете у Мирены, оставив Хартана и Незель стоять с раскрытыми ртами и изумлённо выпученными глазами. На Огенраэ я слишком устал от сражения, чтобы по-настоящему оценить безграничную силу собственной тёщи, иначе имел бы точно такой же вид.

А тем временем в представлении начался второй акт. Вновь всколыхнулось пространство, и вместо пропавшей скалы в небе появилась новая. Она поплыла в сторону громадной воронки посреди озера, зависла прямо над центром и, медленно опустившись вниз, с идеальной точностью встала на место. По земле прошла лёгкая дрожь, со скалы посыпались камни, лёд треснул, а с замковых крыш упали и разбились несколько плиток разноцветной черепицы. Но в целом, к моему удивлению, на этом разрушения и закончились. Замок даже не погрузился под воду — высоты холма, вместе с которым его забрала Мирена, хватило, да и глубина в том месте была не слишком велика.

Немного оправившись от потрясения, я с хозяйским интересом начал осматривать получившийся результат. И, вынужден был признать, что получилось очень и очень хорошо. Замок расположился своей длинной стороной вдоль берега, его архитектура органично вписывалась в горный пейзаж, а место, выбранное Миреной, находилось достаточно далеко от Шпаценхорста, чтобы не портить, а украшать вид. До замка было трудновато добраться, но у нас имелся почти бесконечный запас камня, из которого я с лёгкостью мог создать какой-нибудь красивый мост. Если не считать бесполезности этой громадины, рассчитанной на сотни и сотни людей, приобретение получилось просто отличным. И Шпаценхорст по сравнению с ним выглядел столь маленьким и невзрачным, что я даже пожалел, что тратил силы на его восстановление.

Конечно, и в этом замке предстояло много работы. Следовало позаботиться об ремонте — не только о неизбежных повреждениях, нанесённых перемещением, но и выбитых пару дней назад окнах. Но для этого у меня имелся Тана, а его лишнюю энергию следовало бы перенаправить с болтовни этим глупым языком на что-то по-настоящему полезное.

Хартан стоял, рассматривая замок и не издавая не звука. Конечно, познакомившись с нами, он повидал немало удивительных вещей, но некоторые из них могли выбить из колеи кого угодно.

Мирена, очень довольная произведённым впечатлением, стояла вполоборота, глядя не только на Тану, но и нас с Кенирой. Её великолепная грудь плавно вздымалась, добавляя этой картине всеобщего ступора дополнительные гипнотические нотки. Где-то в горах завывал ветер, из низких тяжёлых туч сыпались снежинки, а мы все стояли и продолжали молчать. Наконец, где-то вскрикнула хищная птица и Хартан, встрепенувшись, вышел из ступора. Посмотрев на нас с Кенирой, он сказал:

— Папа, мама, я вас очень люблю. Но, знаете, подарки у Миру намного лучше!

У расположения врат на бывшей свалке имелся один относительно большой недостаток. Люди, посещающие свалку регулярно, чтобы пропасть там на несколько дней, привлекали бы лишнее внимание. Конечно, свалка была хороша для транспортировки грузов, и сейчас, когда на наших шеях повис жёрнов нового замка, это вновь стало иметь важное значение. Но огромные врата, способные пропустить сквозь себя целый омни или тягловое животное с телегой, для повседневного использования были явно избыточными и не очень удобными. И опять-таки, наступившая зима выявила некоторые дополнительные неудобства, а именно необходимость выбираться на улицу.

Я с тоской посмотрел на уже готовый комплект врат, на создание которого я уже затратил немало усилий, и… Не могу сказать, что вновь впал в состояние фуги — на этот раз свои действия я осознавал, просто невидимая сила толкнула меня вперёд, заставляя полностью отдаться процессу. Меня охватило состояние, как у сумасшедшего учёного из старых фильмов: я метался от мастерской к фабрикатору и обратно, создавая, изменяя, подгоняя и исправляя. Я сам себе напоминал Склаве, получившего очередную «директиву», но теперь я не прекращал не потому, что не мог, а потому что не хотел. Возможно, так должно было выглядеть вдохновение, накатывающее на художников или музыкантов — как человек с техническим складом ума, с этой гранью жизни я так и не познакомился.

В итоге исступлённой трёхчасовой работы я стал обладателем трёх артефактных комплексов, состоящих из эффекторов, буферных накопителей, блоков сопряжения, основанных на всё той же спутанности элир и контуров идентификации, призванной пропускать только особых пользователей. Всё это добро не являлось чем-то самостоятельным, все контуры, которые я создал, подчинялись управляющей системе замка, которая и занималась предоставлением доступа, а также задействовали главные замковые врата. И если бы не тот странный транс, в который я впал во время создания, то мог бы назвать это превосходной работой.

Бой на Огенраэ, в котором мне пришлось выложиться на полную, показал некоторые очень неожиданные результаты. Прежде всего, то чувство пространства, врождённая магия, которой обладали воробьи, наконец-то проявилось и во мне. Всё, связанное с изменением пространственных метрик, я стал понимать инстинктивно. И пусть это понимание было пока совсем слабым, оно позволяло мне безо всяких вычислений знать, как лучше изменить координаты врат, как заблокировать искажение метрик, либо даже куда лучше переместиться. И если бы не странные перемены моего характера, не безумное или абсурдное поведение, моему счастью не было бы предела. Мне казалось, что я купировал все проявления, наложил на себя запреты и коррекции, чтобы оставить их окончательное исцеление на силу Ирулин. Вот только теперь, после приступа нерационального поведения, понял, что моё омоложение опять придётся отложить, пока не соберу достаточно информации.