— Прежде всего, не вини себя! — сказал я ей. — Ты всё сделала правильно, и цена твоей ошибки даже в самом худшем случае была бы чрезвычайно низка.
— Что значит «низка»? — воскликнула Кенира. — Ты мог бы…
— Не мог бы! — сказал я, вытянул руку, привлёк её к себе и крепко поцеловал. — Не забывай про Последний Шанс! Вторжение элир, столь сильной, как твоя, убило бы меня за мгновение. То есть моё тело оказалось бы в стазисе даже до того, как ты подумала о передаче.
— Но тогда что произошло? — спросила Кенира, успокаиваясь в моих объятиях, клубок страха и тревоги в её душе распустился, сменившись резким облегчением.
— Если так подумать, — рассмеялся я, — то по-другому быть и не могло. Первая магия, попавшая в моё тело, была твоей. Она наполняла меня с тех пор каждый день, вот уже больше года, стала для меня самой близкой и родной. Даже потом, когда я обзавёлся имплантатами, если не считать ничтожной доли гармонизированной элир, я использовал твою и только твою магию. А ещё нас с тобой навсегда связало благословение Единителя Сердец. Ты моя, Кенира, навсегда моя. Но это точно так же значит, что и я твой, весь, без остатка, телом и душой!
Кенира не ответила, лишь прильнула к моим губам. Я целовал её в ответ, растворившись в этом поцелуе, позабыв про время и пространство. Наконец, мы оторвались друг от друга и застыли, глядя один другому в глаза.
— Но воробей, — наконец, сказала моя жена. — Ведь магию ты унаследовал от него.
— Тут тоже просто, — улыбнулся я. — Накопители инкубатора заполняла именно ты. От появления зародыша и до самого ритуала твоя элир стала единственной энергией, которую он знал. Он рос на ней, подстраивался под неё, как обычный птенец подстраивается под магию мамы. Обычно в дикой природе их магия изменяется по мере взросления, но у него не было шансов повзрослеть. Так что магия у нас с тобой и Миреной одинакова. И те реликвии, о которых говорила Незель, нам прекрасно подойдут.
Кенира посмотрела на меня странным взглядом, но внутри у неё всколыхнулась волна безудержного веселья.
— Чего? — спросил я, продолжая любоваться её прекрасным лицом.
— Если воробей стал частью тебя, а я по сути являюсь его мамой, то выходит, что теперь я твоя мама тоже.
Я фыркнул:
— Ну а так как имплантацией спиральной молекулы, а значит и его зачатием занимался я, тогда, выходит, я стал сам себе отцом. И Хартан является мне не только сыном, но и братом.
Не выдержав абсурда ситуации, Кенира расхохоталась. Она долго смеялась, выплёскивая накопившееся напряжение, остатки разъедавших душу страха и беспокойства. Я непроизвольно засмеялся в ответ, так что мы развалились на кровати и громко хохотали, не в силах остановить эту цепную реакцию.
— Что случилось? С вами всё в порядке? — послышался голос Таны.
Мы повернули головы и увидели, как через раскрытую дверь нашей спальни заглядывают обеспокоенные Хартан и Мирена. Мы вновь взорвались смехом и смеялись до тех пор, пока у нас не стали болеть животы.
— Помнишь, я тебе говорила, что у тебя появятся дядя и тётя? Ну так вот, оказалось, что по поводу тех двоих маленьких птенчиков я ничуть не шутила!
* * *
Каждый день, проведённый на пыточном стуле, укреплял мою магию, пусть этот способ являлся путём мазохиста. И чем сильнее становилась эта магия, тем меньше и меньше нагрузки ложилось на разум при использовании форсажа.
Как из книг, так и со слов Эгора, я знал, что магия подчиняется человеческим устремлениям, восполняя то, что ему больше всего нужно. И нужен был мне разум. Я нагружал свой мозг как только мог. Просчитывал различные ритуалы, вновь перебрал всю библиотеку Цитадели, принялся за усовершенствование своего универсального боевого искусства, начатого ещё в лесах Королевства и теперь получившего огромный массив новых данных Больших Игр.
В качестве хобби я ухаживал за воробьями, которые теперь обитали в одной из гостиных. Выделенный артефактный комплекс следил за температурой их клетки, подавал им каждые пару десятков минут чистую воду и богатую белком питательную смесь, специально синтезированную под их физиологию. Пусть я и старался делать всё, что мог, но не верил, что птицы обретут самостоятельность или хотя бы выживут — разрозненные книги с советами по уходу, порой противоречащими один другому, никак не могли заменить настоящих родителей.
Больше всего теперь я боялся приступов. Хоть я два раза скорректировал последствия, но теперь с ужасом ждал новых эпизодов. Меня пугала перспектива проявлений воробьиной сущности, например, что мне захочется забраться на самую высокую башню замка и сигануть вниз, махая руками вместо крыльев. К счастью, от подобного меня защищал Тааг, не отступавший ни на шаг.
Как бы я ни боялся, сколько бы ни готовился, но забиваться в уголок, обложившись для безопасности подушками, было никак нельзя. Я следил за своим прогрессом, корректировал план тренировок магии, занимался всё более и более интенсивными физическими тренировками, ставил себе изощрённые умственные задачи. Одним из главных направлений, в котором я направлял свои усилия, являлась выработка магического зрения — идти тупиковым путём повторной имплантации протеза я не собирался.
Новый приступ наступил незаметно. Я обнаружил себя под самое утро в мастерской, собирающим нелепо выглядящий артефакт, напоминающий странную смесь детского автомобиля и газонокосилки. Совершенно чуждая угловатая форма, острые грани, полное отсутствие какой-либо симметрии — даже при беглом взгляде на это чудовище начинала болеть голова.
С облегчением поняв, что любимая до сих пор спит, а значит, избавлена от ещё одной порции волнений, я вернулся в постель, вновь внеся в разум соответствующие коррективы. На утро я, конечно же, осторожно ей признался. Мы решили вместе узнать, что за чудовище у меня получилось. Выбравшись на всякий случай за стены замка, мы зарядили накопитель, а потом, укрывшись щитами, наблюдали, как этот монстр неторопливо ползёт вперёд, оставляя за собой идеально ровную полосу шершавого камня. Пусть «газонокосилка» и расходовала непомерное количество элир, зато оказалась довольно полезной. Поэтому, прежде чем отправить её в утилизацию, я отдал приказ управляющей системе, чтобы один из служебных големов отправился прокладывать с её помощью дорожки вокруг замка в соответствии с наскоро разработанным планом. Я прекрасно помнил, что Хартан хотел гонять вокруг озера на омнигоне, так что решил организовать соответствующую дорожную инфраструктуру. Конечно, в округе имелось немало ручьёв, трещин и расщелин, но в этих местах големы получили приказ построить виадуки и мостки.
Следующий приступ произошёл тоже ночью. Я обнаружил себя в химерологической лаборатории, раскладывающим пробирки с генетическими образцами по полу. В самом центре безумной композиции художника-авангардиста лежал мой Шванц, который дожидался своей последней миссии — встречи с фазовой землеройкой, выращивание которой я заказал в одной из лабораторий Нирвины. И вновь я внёс коррективы в разум, наложил на него новые запреты и ограничения. Меня не покидала мысль, что во всех действиях, кроме попытки склевать завтрак, есть какой-то скрытый смысл.
В этом мнении я укрепился во время ещё одного приступа. Тогда Мирена и Кенира не хотели оставлять меня в замке одного, но я уверил их, что пока есть Тааг и Последний Шанс, ничего со мной не случится, а они могут спокойно отправляться в Нирвину побродить по магазинам. У меня было намерение сначала позаниматься на пыточном стуле, а затем приняться за секвенирование генетических образцов в лаборатории, благо, не очень мощные, но довольно сложные магические конструкции мне уже стали доступны.
Пришёл я в себя уже под вечер, когда зимнее солнце почти скрылось за горами. Острой двускатной крыши, покрытой черепицей, у замка больше не было. Её занимала ажурная конструкция из шестиугольных ячеек металлического профиля, заполненного большими алмазными пластинами (имевшими, какое совпадение, размер рабочей камеры фабрикатора), а десяток сервисных големов замка уже заканчивали монтаж. К счастью, эстетически конструкция выглядела очень неплохо, а просчёт прочности показывал, что сделано всё вполне надёжно. Поэтому, когда обе девушки вернулись домой, прихватив с собой Тану, Незель и Ксандаша с семьёй, я сумел сделать вид, что это специально запланированный мною сюрприз.