На меня будто небо обрушивается… Все до капельки – вместе со снегом и светом уличных фонарей.

– Вам плохо? – всучивая в мои руки номерок, спрашивает гардеробщица.

– Нет. Спасибо вам.

В ярком свете потолочных светильников моя зеленая кофточка и грязные, облепленные смесью снега и грязи сапоги кажутся убогими.

Усилием воли расправляю плечи и подхожу к столику мужа.

Юра не постеснялся пригласить Филипповых и Артемовых – друзей нашей семьи. А те не стесняются жрать, пить и принимать участие в этом фарсе…

– Добрый вечер, – сухо выдавливаю я. – Еще раз здравствуйте, Амалия.

– Не поняла… А вы… Вы здесь каким боком, Варвара Андреевна? – искренне изумляется она.

– Амалия, что происходит? – требовательно спрашивает Юра.

Ее, а не меня… Ну, вы поняли…

– А я та самая истрепавшаяся деталь. Или как ты там говорила? Юрочка, с юбилеем тебя, дорогой.

– Варя, вы знакомы? Амалия, откуда ты знаешь мою жену?

– Жену? Она Кирсанова, Юр... Откуда мне было знать? Ты о ней ничего не рассказывал.

– Ну да, она ставила свою фамилию.

Растерялся, бедненький… Глазенками хлопает, суетится… Он так уверен, что я не закачу скандал? На что он рассчитывал, приглашая любовницу на юбилей?

– Амалия решила наблюдать у меня беременность. Кстати, твоя ненаглядная выбрала VIP-тариф. Уверила, что ты все оплатишь.

Откуда во мне столько цинизма и спокойствия? Ах, да… Я же истрепалась? Испорченные временем надпочечники не могут вырабатывать адреналин в нужном количестве. Наверное, в этом все дело?

– Варь, ну… Если ты все знаешь, то… Видишь, как бывает? У нас с тобой детей не получилось, а с Амалькой раз, и… – спешит поделиться радостью предатель. – Ты же завтра съедешь? А Катюша поможет собрать тебе вещи. Да, дочка?

Катя хлопает наивными, широко распахнутыми глазками и кивает.

– И давно ты знаешь, Кать?

– Давно. Но… Тебе вечно не до нас, мам. Ты сама виновата. Да и ты уже… Стремная, короче. А Амалия, она…

– Я поняла, Кать… У меня и такой яркой кофточки нет. Это ведь… топовый вариант, так?

– А хамить не надо, дамочка, – фыркает Амалия. – С вами по-хорошему разговаривают.

– Простите. Конечно. То есть я должна завтра освободить дом? Только из-за вашей вежливости? Или, может, сегодня?

– Дом куплен до брака. Имущественных претензий нет, так что… Или ты решила испортить всем нам жизнь? – меняется в лице Юра.

– А зачем было так затягивать? Почему нельзя было сказать все вчера или… Вы хотели прилюдно меня унизить? – не выдерживаю я.

Всхлипываю, некрасиво стирая с щек слезы… Вот, правда – зачем?

Что я им сделала? Неужели, не заслужила за столько лет уважения? Ну, хоть капельку?

– Варя, не драматизируй, – вздыхает Юра. – Амалия не собиралась приходить. Это случайно вышло. Я не стал бы затевать такое специально. Поезжай домой, ладно?

– То есть за стол ты не позволишь мне сесть? – грустно протягиваю я.

Я не собираюсь оставаться, боже упаси… И есть с предателями за одним столом не стану… Просто хочется прощупать границу их цинизма… Они, вообще, есть?

– Садись, если хочешь, поешь. Ты же с работы.

Вот так у них все просто… Интересно, Юре нужен откровенный разговор? А мне? Как у него все просто… Раз… и все. С «Амалькой» все получилось. Интересно, долго они старались? И почему я – набитая, ничего не замечающая дура игнорировала тревожные звоночки – частые отлучки по вечерам, его ночные разговоры по телефону?

– Я поужинаю в другом месте, Юр. Держи, я для тебя купила, – выуживаю из сумки коробку с часами и оставляю ее на столе. – Счастливо оставаться.

Господи, разве я в чем-то виновата? Почему женщина всегда ищет вину в себе? Я ведь все… Я душу навыворот, сердце. Любовь, верность… Горячие ужины, пироги в выходные. Катюшу воспитывала, когда ее мамаша написала отказ и свалила в Турцию в поисках счастливой жизни.

Я ее дочерью считала. Не видела разницы…

А теперь у меня ни черта нет… Даже дома, выходит, нет.

Куда мне идти? Пока они празднуют юбилей Юрочки, собрать вещички и свалить? А что разрешается брать?

Глава 3.

Варя.

Шторы, которые я собственноручно шила? Коврик, кастрюли, посуду? В нем каждая, даже самая незначительная мелочь мной выбрана… Я там хозяйка.

А теперь, получается, и не я вовсе… Сегодня там будет ночевать «розовая кофточка». Трогать наманикюренными пальчиками мои вещи и брезгливо морщится.

Вылетаю на улицу и сгибаюсь от болезненного кашля. Поднимаю взгляд на черное, хмурое небо, будто в его бездне кроется ответ на мои вопросы.

За что, а? Почему именно я?

А почему другая женщина? Сотни, тысячи других, таких же обманутых женщин?

Вмиг зябко становится. Да и идти мне некуда… Ничего не нажила.

Когда мама тяжело заболела, я все отложенные на покупку квартиры деньги потратила на ее лечение – операция в московской клинике, реабилитация, уход…

Она ушла два года назад…

– Варька, ты как?

Вздрагиваю от голоса Лиды Артемовой. И хватило же совести выйти?

– А тебе какое дело? Вам молодуха не мешает жрать и пить? Вот иди и… – злобно бросаю я.

– Тише, тише, Варенька. Мы не знали ничего. Юра не предупреждал. И представил ее, как коллегу. Варь, ты что? Неужели, правда, так обо мне думаешь? – распахивает глаза Лида. – Для нас это шок. Такой же, как для тебя. Господи, ты дрожишь вся… Куда ты сейчас?

– Домой. Позволили вещи собрать и свалить, пока ветер без камней.

– И что же – сегодня же съедешь? А эта дрянь поселится там? Нет, так нельзя, Варь, – качает головой Лида. – Он тебе ничего не оставит? А как же отступные? Ну, ничего ведь нет? Ты все деньги спустила на мать. Разве Юра забыл об этом?

– Видимо, забыл. По закону я ни на что права не имею. Дом он купил до брака, другого имущества у нас нет. Вернее, есть, но…

– Понятно все, – закатывает глаза Лида. – Фирма на родителей Юры оформлена, коммерческие помещения тоже.

– Это все было до меня, Лид. Не стану я лишать их имущества. Ладно… Поеду домой. Постараюсь собраться быстро.

– Погоди, а ночевать ты где будешь?

– Не знаю… Номер сниму в гостинице. А завтра придется что-то решать с жильем. Сниму квартиру.

Лида обнимает меня на прощание и тягостно вздыхает. Хорошо хоть деньги не сует для полной картины.

Такси приезжает, на удивление, быстро… Я прошу водителя подождать и торопливо распахиваю калитку.

Вхожу в прихожую, прислушиваясь к ощущениям… Дом будто мертвый… Здесь нет тепла и любви, счастья… И все те вещи, что я выбирала с любовью, превратились в прах. Не в них смысл… И счастье не в них.

Сбрасываю обувь и прохожу в спальню, стараясь не замечать немытой посуды, оставленной Катюшей, валяющихся на диване в гостиной наушников и ноутбука. Ее книг и махровых носков, лежащих поблизости. Я всегда ее ругала за беспорядок, заставляла убираться.

А теперь здесь будет жить Амалия – молодая, современная и не «стремная»…

Бросаю в чемодан все, что вижу. Трусы, джинсы, обувь… Все в одну кучу. Пихаю в дорожную сумку пальто и куртки, кое-что из обуви.

Остальное выбросят. Наверняка, молодая хозяйка сделает это незамедлительно. Так и вижу, как она расхаживает по дому, цепляя пальчиками все, что от меня осталось.

«Юрочка, котик, дай мне большой пакет для мусора. Твоя старая клуша оставила кучу хлама после себя. Ну, как так можно? Она должна была вылизать дом и пирогов напечь в память о прожитых годах. Ты столько лет на нее потратил, кошмар! И завтра же найми мне домработницу».

Юра терпеть не может чужих людей в доме… Но для беременной любовницы, уверена, пойдет на все… Мужики из-за наследников и не такие жертвы идут…

Вытягиваю чемоданы в прихожую. Стараюсь не оглядываться, но дом манит… Просит взглянуть на него еще раз, проститься. Слеза катится по щеке, когда я замечаю метки на стене.

И подпись карандашом: «Катюше семь лет».