Или...
— Простите, маменька, — глупо похлопала ресницами. — Мы хоть с Сергеем Владимировичем и поссорились крупно , но он ясно сказал, что вам отдыхать надобно. Что я ваши усилия должна ценить, вас глубоко уважать. И в связи с этим, я снимаю с вас эти тяжелые обязанности. Ведением хозяйства займусь я.
— Ты? — старшая Долгорукая не удержалась и фыркнула.
— Я. Вы не беспокойтесь, — торопливо ее заверила. — Считаю и пишу я хорошо, родная мать меня обучала домашним заботам. Рано или поздно вам же придется усадьбу покинуть, а я ничего не умею. Князь нас обоих не похвалит. Но я охотно любую помощь и науку от вас приму.
Не сказывала, соловьем наивным заливалась. А Екатерина Степановна заливалась краской, покрывалась алыми пятнами в районе декольте и на шее. Собиралась поспорить, но, посмотрев на Карла Филипповича и Жанну Васильевну, передумала.
Я уловила, что мужчина и женщина ей незаметно моргнули, словно уверяли в беспрекословной верности.
Тревожный знак для меня.
— Ладно, Олюшка, в чем-то ты права, — она вздохнула и поправила складки у груди. — Карл Филиппович, будьте добры, невестке моей все передайте. А вы, Жанна, проведите беседу с Евгенией. Даже если барыня ее «прогоняет», — не скрывая сарказма, заявила она, — это не повод для служанки ночью и поутру от дел отлынивать.
— Будет исполнено, Ваше Сиятельство. — Оба ей поклонились.
— Кота покормить, — напомнила уходящим. — Не обижать. Увижу, что его пинают, издеваются, приму самые суровые меры.
Воланд не создавал впечатления слабого противника, очень храбро меня защищал перед князем, но мало ли. Злая свекровь опаснее демона. Она собак на фамильяра может спустить, или еще что похуже.
Она подавила в себе нервный смешок и глазами подтвердила мой приказ. Бесило невероятно, но все равно я полагала, что добилась первой победы.
Дальше на отдых времени не осталось. Теперь я поняла задумку свекрови. Сначала я встретилась со всей челядью, старательно запоминала имена, после отправилась в кабинет Екатерины Степановны, куда управляющий принес счетные книги и принялся монотонным голосом объяснять, что к чему.
За пару часов меня начало клонить в сон, разболелась голова, от скуки я зевала, перестав стесняться усатого мужчины.
Прервав его бессвязную речь, я повелела вызвать слуг в левое крыло, оборудовать мне рабочее место и перенести книги туда. В покоях матери Сергея мне не нравилось, свободы не ощущалось. Чувствовала, как она сидит за стеной и довольно потирает ладоши.
Я вышла на свежий воздух, на крыльцо, где расположилась вся семья. Они чаевничали перед ужином, одетые в легкие полушубки, платки, тихо о чем-то беседовали, а мне не обрадовались.
— Так быстро закончила, Олюшка? — упивалась превосходством Долгорукая, погладив притороченный лисий мех на воротнике.
— Нет, куда мне до вашего опыта, — признала я, ежась от холода. — Но решила вам не мешать и помещения ваши не занимать. Приказала все в левое крыло перенести.
Екатерину Степановну перекосило. Ясно-понятно, она наблюдать за мной вздумала, а чтобы в отдаленные закоулки особняка пойти — нужен какой-то основательный предлог.
— Если ты не успеваешь, не готова, давай обучу всему, — доброжелательно предложила она. — И Поля тебе поможет.
Несчастная Полина чуть чаем не подавилась. И все равно промямлила.
— Помогу, да.
— Благодарю за ваше участие, — улыбнулась обоим, — но пока попробую самостоятельно разобраться. Могу я рядом присесть?
В душные комнаты возвращаться не хотелось. Компания была так себе, но это лучше, чем темнота и скукота.
Мне принесли стул, мою шубку, в которую я с удовольствием укуталась и поставили передо мной чашку.
Ярослав и Полина притихли, явно искали причину, по которой могут благородно удалиться, но фантазия в темных головах работала плохо.
Отсюда открывался прекрасный вид на лес, и в сердце что-то защемило. Я ощутила, что меня туда что-то зовет.
Поморщилась, отмахнулась, предположив, что это желание сбежать от жестокой реальности.
Екатерина Степановна начала обсуждать с младшим сыном его перспективы, ругалась, что юный Ярослав не слушается учителей, плохо учится, абсолютно не похож на Сергея.
Парнишка молчал, насупился.
Мать его продолжала, перечисляя имена заморских гувернеров. А я искренне не понимала, отчего Ярика, мысленно окрестила юношу этим именем, не отправят в кадетскую академию.
Проведя в этом мире достаточное время, о ней была наслышана, осведомлена, что и князь Долгорукий ее закончил. Несмотря на его тяжелый характер, слава об офицере бежала впереди него. В тридцать лет он достиг чина генерала.
— Простите, матушка, — включилась я, и все дернулись от изумления, — а почему Ярослава в академию не отправить?
Краем глаза отметила, как вспыхнули зрачки у парня, но не зло, а с надеждой, как потемнела свекровь. А Полина выдавила из себя.
— Тебе только это и надобно.
— Что? — повернулась к ровеснице. — Ты хотела что-то сказать?
Бурчать себе под нос каждый может, а вот заявить вслух сестре хозяина усадьбы храбрости недостает.
— Ярослава в академию? — всплеснула руками Екатерина Степановна. — Моего мальчика? Да он совершенно не готов.
Я опять пристально присмотрелась к указанному мальчику. Большой? Большой. Рослый? Рослый. В меру наглый. Плохо его знаю, но считаю, что служба мужчине всегда полезна. Дисциплина, долг и труд из обезьяны человека сделали.
Вдовствующая княгиня определенно благоволила младшенькому, не могла проститься с малышом, не видела в нем взрослого. Мало ли матерей с подобными проблемами?
— Я готов. — Выпрямился он.
— Нет, — отрезала женщина, не давая ему и слова вставить. — Какая академия, дома сиди. Мало нам военных?
Отклонившись на спинку стула, я предпочла замолчать. Не мой ребенок, не мне и выступать. С другой стороны, юношу было жаль. Он, очевидно, мечтал выбраться из-под мамкиной юбки.
— Пойду я, — скривился Ярослав. — Не буду вам мешать.
Мне было его жаль. В памяти остались моменты, как я жила в женском общежитии, как гуляла с однокурсниками, как мы развлекались. Молодость быстротечна, а на обучении можно и опыта набраться, и впечатлений.
Я и про Полю так думала. С нее полезно аристократическую спесь сбить.
Девушка тоже извинилась, промямлила глупую причину, намереваясь побыстрее удалиться. Я не держала, Екатерина Степановна тоже.
Догадалась, что женщина собирается поговорить со мной наедине. Когда дочка ее ушла, я все ждала, что она набросится на меня, выскажет, что накипело, но та мудро молчала, давала возможность выговориться мне.
Будь я действительно восемнадцатилетней, не заткнулась бы, но с возрастом ссоры перестаешь провоцировать. Ужасно не хочется выглядеть идиотом в глазах окружающих.
— Олюшка, — не вытерпела свекровь. — Что за блажь с ведением хозяйства? Занимайся чем-то другим. Тебе наследников еще рожать.
— Они мне не помешают, — ласково обратилась к Долгорукой. — Или вы меня отговариваете?
— Нет, конечно, нет, — прикинулась доброй эта мегера. — Ну а если тебя цесаревич вызовет?
— Это зачем?
Эх, ей бы заметки в газетенках писать, сплетни обо мне распространять.
— Он к тебе безмерно участлив, дорогая.
— Вам же лучше, — пропела я, — Полину в свет вывели, а я с Его Высочеством дружу.
Я будто по шраму ее прошлась. Не выдержала она, ляпнула.
— Это не дружба, а позор какой-то. Мой сын, тебя, пустышку, принял. Еще неизвестно, от кого ты нагулянная. И ты будешь мою дочку женихам сватать. Не много ли чести?
Добилась того, чего хотела. Довела свекобру до белого каления.
— Достаточно. Я Бестужева, — обозначила ей. — И за моей спиной император и его сын. Будете козни строить, я всегда пожаловаться успею, Сергей все регалии потеряет. Хотите войны со мной? Я организую, но знайте, что вы ее начали, а не я.
Отрезала и отпила из кружки, довольная воспроизведенным эффектом. Случись крупный конфликт, будут разбирать, вспомню эту беседу, а артефакты и магия подтвердят, что не я нападала, а моя дражайшая родственница.
