Огибаю кафе с приветливо освещенными окнами и открытой после зимних холодов верандой. Несколько пар наслаждаются на ней отдыхом и угощаются разнообразными вкусностями под разудалые песни, разносящиеся из динамиков поблизости.
Пока шагаю к маленькой детской площадке, мне встречаются две девушки на самокатах и бегун в спортивной форме.
Приближаюсь к ярко-раскрашенному городку для малышей, из которого молодая мамочка тянет за руку хнычущего карапуза:
— Илюша, мы сюда завтра придем, не плачь, — успокаивает она сынишку. — Сейчас уже поздно, солнышко уйдет спать и будет темно. И нам пора домой, нас папа ждет.
Малыш перестает капризничать и, прижимая к груди машинку, послушно топает следом.
Мне везет, кроме них на игровой площадке никого нет. Пересекаю городок, направляясь к мощному дереву, которое видно издалека.
М-да, что ждет меня?..
«Что-что, ничего хорошего!» — нахально влезает в мои размышления внутренний голос.
Зачем я все-таки согласилась? — тут же посещает трусливая мысль. Но… я, крепко сжав зубы, подхожу к старику-дубу.
Обойдя его вокруг, обнаруживаю большое дупло и поворачиваюсь к нему спиной. После чего отмеряю пару длинных шагов, прикидываю оценивающе, — похоже, метр.
Сердце бухает так громко, что кажется, меня можно найти в парке по его стуку.
Замираю на несколько минут, будто сторожевая собака: озираясь по сторонам и прислушиваясь — никого. Достаю из пакета инструмент для копания и, оглянувшись еще раз, приступаю.
Почва твердая, лопату не воткнуть. Сдвигаюсь немного правее, дело идет — только приходится очень налегать, так как все переплетено корнями. Я вхожу в определенный ритм копания, ямка медленно, но все же начинает увеличиваться.
— Позвольте поинтересоваться, что ищем? — вдруг раздается грубый мужской голос с намеком на шутку за моей спиной, я вздрагиваю и испуганно оборачиваюсь.
В начинающихся сумерках и в падающей от капюшона тени разглядеть его лица невозможно. В одной руке он держит веревку, вторая — в кармане куртки.
От накатившего на меня ужаса сердце пропускает удар, я превращаюсь в каменное изваяние, и струйка холодного пота медленно стекает по спине.
* * *
Через несколько секунд, которые мне показались вечностью, из кустов вдруг выныривает корги и трусцой подбегает к хозяину.
— Отстаешь, дружище, — мужчина, скинув капюшон, присаживается на корточки и треплет питомца за ушами. Тот радостно виляет хвостом и отвечает хозяину громким лаем. — Вышел погулять, а бегаешь, как старичок. Ну? Куда такое годится?
Пока хозяин общается со своим ушастым другом, я успеваю рассмотреть, что в его руках вовсе не веревка, а обычный поводок. Страх медленно отпускает меня, возвращая способность мыслить: значит, не за мной. Значит, просто гуляют.
Уф! — перевожу я сбившееся дыхание.
— Неужели — клад? — усмехаясь, мужчина возвращает мне свое внимание, и корги, словно почуяв интерес хозяина, направляется в мою сторону.
— Если бы клад, — возвращается ко мне дар речи, и в поисках подходящего ответа включается мозговой турбоускоритель. — Мама попросила для цветов земли накопать, — сочиняю я на ходу.
— Пончик, тебе тоже девушка понравилась? — отрывает взгляд от меня мужчина лет сорока, направляя его на рыже-белого ушастика с любопытством обнюхивающего меня.
Только знакомства и флирта мне сейчас не хватает!
— Вы извините, пожалуйста, но мне надо успеть до темноты, — щебечу я мужчине. — А то мама просила давно, а мне все некогда, работаю двадцать четыре на семь.
— Только вы что-то место выбрали не очень, — сочувствует мне хозяин собаки. — Надо копать, где более открытая местность, а тут одни корни, трудно ведь.
— Мама сказала, что именно, где корни — там самая лучшая земля, — заливаю я не краснея и беру лопату в руки, показывая, что разговор окончен.
— Ну что ж, бог в помощь, — произносит напоследок мужчина, и они исчезают с корги так же незаметно, как и появились.
Надо сказать, что удаляются они вовремя, потому что после нескольких глухих ударов клинком о землю раздается металлическое лязганье и скрежет. Сердце подпрыгивает в груди. Неужели мои усилия вознаграждены?!
«Вознаграждены ли? Для тебя было бы лучше ничего не найти» — опять возникает внутренний голос, когда его совсем не ждут.
Ничто не испортит мне настроения в этот прекрасный момент!
«Кто весел — тот смеется, кто хочет — тот добьется, кто ищет — тот всегда найдет!» — напеваю про себя известную песенку и с воодушевлением шурую черенком из стороны в сторону, расчищая слои и пытаясь понять, что же я обнаружила. Наконец поисковая операция подходит к концу: в почве вырисовывается прямоугольник, и я отбрасываю лопату.
Стелю под колени пакет, натягиваю плотные перчатки, и, руками разметав оставшуюся землю, натыкаюсь на какую-то загогулину, похожую на ручку. Очищаю ее — точно! Тяну, земля осыпается, и вверх подается небольшой металлический ящик. Отпускаю ручку, он бухается обратно, а я выпрямляюсь и опасливо оглядываюсь вокруг себя — никого, хотя не покидает ощущение, что кто-то стоит за деревьями и за мной наблюдает. Сердце бьется о ребра, эхом отдаваясь пульсацией в висках.
Солнце скрывается за деревьями достаточно быстро, сумерки сгущаются. Надо торопиться.
Я снова нагибаюсь в яму, и, уцепившись за ручку, вытягиваю на поверхность плоский контейнер. Странно, мне не удается обнаружить замок, чтобы его открыть. Он, как монолит. Верчу в руках — ничего: ни замочной скважины, ни кнопок… Ощупываю его, нажимаю, куда только можно, и бинго! Крышка в какой-то момент сдвигается в сторону, и я с трепетом и волнением заглядываю внутрь…
Глава 9
На первый взгляд мне кажется, что ящик пуст, потому что нутро его черным-черно. Но, сняв перчатки и осторожно проведя пальцами по замшевой поверхности дна, я натыкаюсь на два бархатных мешочка-кисета, не различимых в полумраке позднего вечера. Ну вот, а все не так уж и страшно, — мысленно успокаиваю сама себя. Глаза привыкают к черному фону, я ощупываю первый — в нем что-то твердое, похожее на шар, второй мешочек, полупустой, меня заинтересовал больше. Опускаю ящик на землю и, взяв тощенький кисет и ослабив затянутый шнур, аккуратно высыпаю на ладонь горстку поблескивающих стекляшек прямоугольной формы.
«Ну? Посмотрела? — снова без нужды вставил свои пять копеек внутренний голос. — Как думаешь, что это?»
Пожимая плечами в ответ и вздыхая, ссыпаю их обратно, — потом рассмотрю.
«Конечно, рассмотришь. Только бы тебя за них не грохнули по дороге» — продолжает умничать мое второе я.
Вздыхаю, наклоняюсь за ящиком, но он вырывается из рук, падает боком на землю и из него вываливается первый мешочек и еще какая-то замшевая папка, которую я не заметила.
Хватаю находки и засовываю в рюкзак — все изучу дома. Не хватало, чтобы меня сейчас тут кто-то застукал. Закрываю пустой и теперь уже ненужный ящик, бросаю обратно в яму и закапываю, присыпав место раскопок лесной трухой. Заматываю лопату в пакет, рюкзак — за плечи и ноги в руки! Скорее к машине! Весенние сумерки быстро сменяются ночной прохладной свежестью.
От прудов, расположенных поблизости тянет сыростью, в довершение всего начинается дождь. Желтый свет фонарей освещает дорожки, вокруг ни единой души!
А вот уже и арка выхода из парка виднеется, и я ускоряю шаг. Подхожу к машине, снимаю с сигнализации, укладываю в багажник все свое снаряжение и, усевшись за руль, завожу двигатель. Уф! Можно выдохнуть и немного прийти в себя.
Ноги и руки ледяные, меня колотит так, что зуб на зуб не попадает. Господи, неужели я сделала это?! Включаю печку и автомагнитолу, чтобы бодрая музыка разогнала гнетущие ощущения: вроде ничего такого не сделала, а чувствую себя преступницей.
* * *
«Тут и думать нечего, — оживает ехидный внутренний голос. — Ты не чувствуешь себя преступницей, а самая что ни на есть настоящая преступница, вступившая в сговор с типом, мотающим срок в тюрьме. Теперь тебя непременно найдут его дружки и убьют, — при этом даже как-то злорадно хохотнул он. — Была дурой, дурой и помрешь».