Я задал этот вопрос из уважения к Накадзиме Хидеки. Он всю жизнь провёл в медицине и привык, что коллеги с ним считаются. Прямо сейчас он не боится смерти. Накадзима просто не хочет снова стать никому не нужным.
— Я думаю, что это повторный инфаркт, Кацураги-сан. Не такой большой, как предыдущий, но его хватит, чтобы меня добить, — заявил Накадзима.
— Учту ваше мнение, — кивнул я. — А теперь не дёргайтесь, дышите спокойно, как можете.
Старик послушно откинул голову на подушку и принялся ждать окончания осмотра.
«Анализ» выдал мне очень любопытную картину. Я подозревал, что у Накадзимы нет повторного инфаркта, но не думал, что клиническая картина уже предсказанного мной диагноза окажется настолько яркой.
Уже второй раз за сутки я сталкиваюсь с больным, у которого температура стремительно приближается к сорока градусам, а в лёгких выявляются признаки пневмонии. Тревожные признаки, которые на фоне потенциально грядущей вирусной инфекции могут насторожить врача.
Но у Накадзимы Хидеки нет вирусной инфекции. Точно так же, как её не было и у моего пациента с лептоспирозом.
Лихорадка началась не из-за внедрения микроорганизмов. Всё, что я сейчас вижу, это — аутоиммунная реакция. Ситуация, когда иммунитет человека начинает уничтожать клетки его же организма.
Первое, что я услышал, когда послал в свой мозг информацию из грудной клетки Накадзимы — это жуткий шум. И складывался он сразу из нескольких источников. Первый — лёгкие. Дыхание у старика жёсткое, из дыхательных путей вырываются звучные влажные мелкопузырчатые хрипы.
И эта какофония — лишь часть от общего шума. Вторым источником являлось само сердце. А точнее — мешок, в котором оно находится. Перикард.
Эта оболочка сердца была сильно воспалена. Два слоя перикарда — листки — сильно тёрлись друг от друга из-за прогрессирующего воспалительного процесса.
Шум трения перикарда — этот симптом прекрасно выслушивается даже через обычный фонендоскоп. «Анализ» и прочая магия для этого не нужны. Просто я с помощью своих сил экономлю драгоценное время.
Итак, что мы имеем? Воспалительный процесс в лёгких и перикарде. Плевра — мешок, в котором находятся лёгкие, тоже воспалена. Отсюда и идёт нестерпимая боль, из-за которой страдает Накадзима Хидеки.
Вывод из этого следует один. Нет у старика никакого повторного инфаркта. Это типичная картина синдрома Дресслера. Или, другими словами, постинфарктный синдром.
— Вы что-то очень уж долго, Кацураги-сан, — отвлёк меня Накадзима. — Что там у меня?
— Тише, — попросил я. — Никакого инфаркта, Накадзима-сан. Это — синдром Дресслера.
— Вот ведь зараза! — разозлился старик. — Ещё лучше!
— Накадзима-сан, мне нужно, чтобы вы не дёргались, я…
— Да просто дайте мне спокойно умереть! Вколите мне транквилизатор, Кацураги-сан. Усыпите меня, чтобы…
— Хорошо, — кивнул я, а затем отдал приказ: — Спать.
Лекарская магия на долю секунды сжала сонные артерии и усилила выработку мелатонина. Усыпить его я могу. Но не для того, чтобы оставить умирать. Это нужно, чтобы Накадзима Хидеки не мешал мне его лечить.
Да уж, давно же я не видел синдрома Дресслера. Противная болезнь, но далеко не новая. Её открыл ещё в 1955 году американский кардиолог, в честь которого и назвали эту патологию. Это состояние может возникать через несколько недель после перенесённого инфаркта миокарда. И появляется оно далеко не у каждого.
Механизм развития этого недуга ещё до сих пор толком не изучили. Известно только, что омертвевшие клетки сердца провоцируют иммунную систему, а та, в свою очередь, решает «стрельнуть из пушки по воробьям».
То есть крушит сразу всё — и сердце, и все его оболочки, и прилегающую плевру вместе с лёгкими. Инфаркт может пройти безболезненно, а вот синдром Дресслера — ни за что.
Многие пациенты ошибочно утверждают, что у них болят лёгкие. Но такого быть не может, поскольку болевые рецепторы находятся только в плевре. И как раз эту самую плевру заболевание Накадзимы сейчас и раздражает.
Первым делом я подавил активность иммунной системы старика, а затем начал убирать все остальные патологические процессы. Снял воспаление и вывел его пагубные продукты в кровь. Скоро они отфильтруются почками и выйдут с мочой.
Затем успокоил «жар» в лёгких и плевре.
Весь процесс занял не больше получаса. Но мне было этого мало. Синдром Дресслера я уже убрал, но у Накадзимы Хидеки остаётся и другая проблема.
Уничтоженное инфарктом сердце, которое с каждым днём прокачивает всё меньше и меньше крови. Если я оставлю больного в таком состоянии, то, придя в себя, он столкнётся с тем, чего и боялся.
Останется немощным инвалидом до конца своих дней. А если учесть, как сейчас работает сердце… Дней этих будет немного.
— Пора, — собираясь с силами, сказал себе я.
Восстановим погибший миокард.
Утратив свою насосную функцию, сердце становится абсолютно бесполезным. Его задача — качать кровь. Сжиматься и расслабляться, вынуждая главную жидкость организма циркулировать по артериям и венам.
Его остановка — это смерть. Его замедление — это застой, который приведёт к смерти через месяцы или годы. Но это время будет мучительным.
А я пойду третьим путём. Восстановлю миокард, будто с ним и вовсе не было никаких проблем. Придётся только придумать оправдание для кардиологов — почему их больной вдруг резко пошёл на поправку.
Спишем на то, что приборы сбоили, а сам Накадзима Хидеки просто капризничал и придумывал симптомы. Уставшему больному старику это спустят с рук.
Рубец в повреждённой области сердечной мышцы ещё до конца не сформировался. Там остались небольшие очаги некроза и рыхлой соединительной ткани. Но это означает лишь то, что мне придётся потратить больше энергии.
Но результат я всё равно получу.
Я начал долго и кропотливо перестраивать с помощью магии клеточного уровня саму структуру рубца. Каждую клеточку лишал свойств соединительной ткани, а затем добавлял функции мышечной.
Одну за другой… Сколько уже прошло часов? Три-четыре? Надеюсь, у Агисимы Тайко хорошее терпение. Жаль, что пришлось передать ей своё дежурство в терапии, но бросить Накадзиму я не мог.
Сердце полностью восстановилось. Осталась лишь одна цепочка, добавить пару штрихов — и готово. Ведь восстановившемуся миокарду не хватает проводящих путей — нейронных цепочек, который заставят всё сердце сокращаться строго по команде нервной системы.
А это очень важно! Если происходит рассинхрон в сокращении, возникает аритмия.
Когда я закончил, Накадзима Хидеки всё ещё спал. На часах было пять утра.
Я вышел из палаты старика и тут же наткнулся на Агисиму Тайко.
— Кацураги-сан, я прекрасно помню, что вы просили не входить, но… Так долго! Это же кошмар какой-то! Что вы там делали? — затараторила она.
— Я очень благодарен вам за терпение, — устало улыбнулся я. — Накадзима-сан спит. Можете обследовать его. Состояние стабильное.
Агисима не поверила моим словам и влетела в палату. Через пару минут женщина вышла ко мне. В её глазах отражался шок.
— Как вы это сделали? — прошептала она. — Я ничего не слышу. Ни шумов, ни аритмии. Всё в полном порядке. Я ведь до последнего боялась, что вы можете…
— Убить своего коллегу? — усмехнулся я. — Какого же вы обо мне мнения, Агисисма-сан?
— Простите меня, я ошибалась, — помотала головой она. — Но всё-таки… Что с ним было?
— Старик просто захотел внимания, — пожал плечами я. — Перенервничал, давление подскочило. Мы с ним просто поговорили.
— Пять часов разговаривали⁈ — удивилась она.
— А он очень интересный собеседник, — рассмеялся я.
— Ладно, Кацураги-сан, — вздохнула она. — Тогда не буду указывать в истории болезни об этом приступе.
— Хорошее решение, — согласился я. — Так будет лучше для всех. Кстати, что в терапии? Новых людей не привозили?
— Два человека с пневмонией отправились в инфекцию, и один с артериальной гипертензией лёг к вам, — отчиталась она. — Ничего особенного. Тишь да гладь.