— Кацураги-сан, хорошо, что вы это подметили, — прошептал мне Асакура Джун. — Левая нога… Я упустил это из виду. Здесь мышечный спазм нарастает. И Куракодзи-сан, похоже, не может ею двигать.

Я включил «анализ» и ещё раз взглянул на ногу пациенту. Действительно, всё оказалось ровно так, как и говорил невролог. В левой ноге развивался спастический парез — состояние, при котором пациент практически не может шевелить конечностью, а мышцы при этом сжимаются всё сильнее и сильнее.

А я тем временем обнаружил аномальный участок кожи, который опоясывал левую половину тела пациента.

— Тут что-нибудь чувствуется, Куракодзи-сан? — уточнил я.

Однако, как выяснилось, левая часть живота и поясницы полностью потеряла и температурную, и болевую, и любые другие виды чувствительности.

— Вы уже догадались, какой диагноз, Кацураги-сан? — спросил Асакура Джун.

— О диагнозе говорить ещё рано, а вот синдром я точно выявил, — произнёс я и ещё раз взглянул на спинной мозг пациента с помощью «клеточного анализа».

Вот! Теперь я вижу! Зная примерное расположение повреждённого участка, шансов раскопать поражённую нервную ткань намного больше.

Левая половина спинного мозга на уровне четвёртого и пятого поясничных позвонков была сильно атрофична. Питание нервной ткани сильно нарушено, а все проводящие пути в этом участке находятся на грани гибели. То есть — они не проводят импульс от мозга к ногам и от ног к мозгу.

— Синдром Броуна-Секара, — сказал я Асакуре Джуну. — Это точно он.

— Повреждение половины спинного мозга? — нахмурился он. — Но из-за чего?

Хороший вопрос. Но поспорить с моим мнением невролог не сможет. Ведь все симптомы этого синдрома налицо.

Вижу по лицу дежурной медсестры, что она совсем не понимает, почему у больного так отличается симптоматика в правой и левой ногах. А всё на самом деле очень просто.

Дело в том, что спинной мозг — это огромный канал, через которых проходит множество проводящих волокон. Одни ведут «чувствительность» от тела к мозгу, а другие отправляют «команду» от мозга к телу. Но эти волокна в спинном мозге проходят через несколько перекрёстов. Именно поэтому при повреждении лишь одной половины происходит такая картина. На правой ноге исчезла часть чувствительных функций, а на левой — часть двигательных.

И лишь в одном участке — ровно над повреждённым сегментом спинного мозга — выпали все функции.

Но такое чаще всего происходит при травмах. Поэтому вопрос остаётся открытым: откуда взялся этот синдром?

— Куракодзи-сан, вы сказали, что нарушения начались несколько месяцев назад, — напомнил пациенту я. — Вы за это время не падали? Никак спину не повреждали?

— Вообще, ничего такого не было, Кацураги-сан! — воскликнул он. — Я искренне не понимаю, почему меня всего сковало такой страшной болью!

— Асакура-сан, что думаете? — решил посоветоваться с неврологом я. — Возможно, произошло кровоизлияние в том сегменте спинного мозга, который сейчас потерял свою функцию?

— Хороший вариант, — кивнул он. — Но тогда нарушение произошло бы моментально. А Куракодзи-сан становилось хуже постепенно. И руки… Точно! С руками-то что?

А ведь правда… Сосуды в спинном мозге почти не повреждены. Но нарушения в поясничном отделе никак не могут влиять на руки. А руки и вся верхняя половина тела у пациента тоже болит. Очень нетипичная картина! И ведь никто из моих коллег не может, как и я, понять, а в чём собственно проблема!

На этом моменте мы решили сделать небольшой перерыв. Куракодзи Ёсиду госпитализировали в неврологическое отделение. Рентгенолога из дома всё равно вызвали, а пока тот ехал, я заварил себе крепкий кофе и присел рядом с Асакурой в ординаторской неврологии.

— Пока ничего не понятно, Кацураги-сан, — сказал он. — Смотрите, анализы крови пришли, — он протянул мне распечатку. — Совсем ни в какие ворота… С неврологической картиной никак не стыкуется.

В крови Куракодзи тоже были нарушения. Анемия, увеличение количества лейкоцитов. Ещё десять показателей разлетелись в разные стороны — кто вверх, кто вниз.

— Х-м-м… — протянул я. — Будто с костным мозгом имеются проблемы.

— Может какая-нибудь онкология? — предположил Асакура. — Метастаз прилетел в позвонок, затем повредил костный мозг и вылез прямо в спинной мозг? Отсюда и Броун-Секар!

— Нет, Асакура-сан, — помотал головой я. — Теория интересная, но в ней хромает всего один момент. От одного позвонка кровь бы так не разгулялась. Тут что-то не так…

Пока я изучал свежие анализы, Асакура Джун заполнял историю болезни пациента.

— Ого, — нарушил тишину невролог. — Не знал…

— Вы это о чём?

— Куракодзи Ёсида ведь раньше был терапевтом седьмого ранга. Лет пять назад вроде. Я не знал, куда он перевёлся от нас. Оказывается, он всё это время работал врачом на электростанции.

Я чуть кофе не поперхнулся. Несколько мыслей в моей голове столкнулись с фразой Асакуры Джуна. И я понял, что именно в месте его работы скрывается ответ на вопрос.

— Асакура-сан, на какой именно станции он работает? — уточнил я.

— «Фукусима-1», — ответил невролог.

Проклятье…

— Атомная электростанция? — поинтересовался я.

— Конечно! А какая же ещё? — усмехнулся он.

А затем резко изменился в лице.

Кажется, мы вновь пришли к одному и тому же выводу одновременно.

— Поздняя постлучевая миелопатия, — произнесли мы с Асакурой Джуном хором.

Стоп… Но это ведь тоже притянуто за уши. В моём мире на «Фукусима-1» в две тысячи одиннадцатом году произошла авария. После этого станцию закрыли. Раз Куракодзи Ёсида работает там уже пять лет, значит, в этом мире катастрофы не было. Да и защита на электростанциях обычно хорошая, тем более на атомных. Не мог он получить хроническую лучевую болезнь…

Или мог?

Ходили слухи, что причиной катастрофы на Фукусиме было не столько землетрясение, сколько нарушение техник безопасности. Сказать наверняка, правда это или нет — я не могу. Но такой риск может быть. Возможно, что в этом мире там произошла небольшая утечка радиации.

Тогда всё сходится!

— Асакура-сан, если Куракодзи-сан в течение четырёх-пяти лет получал дозу облучения… Или наоборот! Один раз получил большую дозу, которая не дотягивает до острой лучевой болезни. Понимаете, к чему я клоню?

— Демиелинизация нервных волокон, — кивнул невролог.

Да. Миелиновое волокно, которое окружает нервы, подвержено радиационному облучению. И поздним последствием такого облучения запросто может быть синдром Броуна-Секара.

— Значит, и общий анализ крови отсюда же, — подметил я. — Костный мозг повреждён. У него может начинаться лейкоз.

— И боли в руках это тоже объясняет, — кивнул Асакура Джун. — Синдром Броуна-Секара возник только в поясничном отделе, но повреждение миелинового волокна наблюдается в разных частях тела — отсюда и боли. Потому он и не может двигаться.

— А точнее — двигаться он может. Просто ему больно это делать, — подытожил я. — И ухудшение происходило медленно. Просто поражение ускорилось спустя четыре года после облучения. Типичный срок для воздействия радиации.

— Повезло, что он приехал в Токио на праздники, — подметил Асакура Джун. — Здесь мы сможем оказать ему помощь намного быстрее.

Проблема только в том, что вылечить Куракодзи Ёсиду за один заход я точно не смогу. Если проблема одновременно в нервах и костном мозге — на это может уйти два-три полных запаса моей лекарской энергии.

— Асакура-сан, позволите мне вместе с вами вести этого пациента в ближайшие две недели? — спросил я. — Случай интересный, мне хотелось бы в нём поучаствовать.

— Да, скорее это я должен вас об этом просить, — усмехнулся Асакура. — Без вашей помощи, Кацураги-сан, я бы вряд ли додумался, в чём на самом деле проблема.

Отнюдь. Соображать после отказа от алкоголя Асакура стал намного лучше.

— Нужно вызвать гематолога. Возможно, понадобится пункция. Костный мозг придётся изучить в любом случае, — сказал я.