— Косвенные, но их целый вагон. У Ребекки была масса причин испытывать неприязнь к Крису. У нее была возможность ночью выйти в парк. За день до трагедии ее видели с орудием убийства в руках. Она — один из двух человек, которые могли подложить телефон Криса туда, где он был обнаружен…

— Это если верить дюжине историй, изложенных полудюжиной таких же подростков, которые наврали нам с три короба. Любой нормальный адвокат развалит такое обвинение в пять минут. Уйма девиц имели гораздо больше оснований ненавидеть Криса. Еще семеро имели возможность по ночам шляться в парке, и это только те, о которых мы знаем. Как докажешь, что никто больше не обнаружил, где Джоанна хранит ключ? Телефон Криса: Ребекка или Селена могли найти его там, где бросил убийца, спрятать под матрасом, пока решат, как быть дальше.

— А что Ребекка собиралась делать с орудием убийства?

— Джемма все выдумала. Или Ребекка пришла купить дури. Или действительно заинтересовалась садоводством. На выбор. — Шаги Конвей стали шире. Теперь я уже знал, что это признак досады и озабоченности. — Или она шпионила в пользу Джулии, или Селены, или Холли. Мы-то понимаем, что они ни при чем, но как докажешь? А значит, у нас нет ничего серьезного против Ребекки.

— Нам нужно признание, — заключил я.

— Да, это было бы классно. Давай, вперед. И если ты такой мастер, подскажи заодно выигрышные номера в лотерее на следующей неделе.

— Слушай, вот что я понял про Ребекку, — не обращая внимания на подколки, продолжил я. — Она совсем не напугана. Хотя должна бы. В ее положении только полный идиот не боялся бы, а она далеко не идиотка. Но все же она нисколько нас не опасается.

— То есть?

— То есть, похоже, думает, что она неуязвима.

Конвей отмахнулась от ветки.

— Так оно и есть, блин, если мы не придумаем чего-нибудь сногсшибательного.

— Так вот, один раз я все-таки видел ее испуганной. В гостиной, когда все бились в истерике из-за привидения. Мы были так заняты Элисон, что не обратили внимания на Ребекку, а она была в ужасе, реально. Нас она не боится, верно, и неважно, чем мы будем грозить — доказательства, свидетели, ей на это плевать. Но она боится Криса, точнее — его призрака.

— И что? Завернешься в простыню и выскочишь из-за дерева, размахивая руками? Знаешь, я в таком отчаянии, что на все готова.

— Я просто поговорю с ней о привидении. Просто поговорю. Посмотрим, что получится.

До меня это дошло, когда я тусовался на газоне с Джоанной и ее свитой, — каждая девчонка в гостиной думала, что Крис явился именно за ней. А Ребекка это точно знала.

Конвей заинтересовалась.

— Тонкий лед, — буркнула она.

Если призрак вытянет что-нибудь из Ребекки, мы ввяжемся в драку и пойдем до конца. Защита будет верещать про принуждение, запугивание, вопить об отсутствии взрослого представителя, пытаться требовать от суда не принимать ее свидетельства. Мы будем настаивать на чрезвычайности обстоятельств: необходимо было изъять Ребекку из пансиона именно этой ночью. Может, сработает, а может, и нет.

Если мы ничего не добьемся сейчас, мы ничего не добьемся вообще никогда.

— Буду осторожен, — заверил я.

— Ладно. Валяй. Все равно я, мать-перемать, не могу придумать ничего лучше.

Эти раздраженные скрипучие интонации я уже узнавал. И уже понимал, что лучше не пытаться успокаивать.

— Спасибо.

— Угу.

За поворот аллеи, под деревья, — как прыжок в бездну, этот шаг в кромешную тьму, — и я почувствовал запах табака. Могли быть нахальные школьницы, но я-то знал.

Мэкки, у дерева, понурив плечи, скрестив лодыжки.

— Отличная ночка.

Мы с Конвей шарахнулись друг от друга, как застигнутые врасплох подростки на свидании. Я покраснел. А он, кажется, даже в темноте это разглядел и забавлялся.

— Рад видеть, что вы, отчаянные ребята, разобрались между собой. А я все гадал, справитесь ли. Повеселились?

За его плечом расстилалась клумба с гиацинтами. Цветы сияли сине-белым, словно подсвеченные изнутри. А дальше, выше по склону, головы Селены и Бекки, склонившихся друг к другу. Мэкки их охранял.

— Мы бы хотели, чтобы вы вернулись в школу к своей дочери. Мы присоединимся к вам, как только появится возможность.

Сигарета, зажатая в его пальцах, напоминала уголек, тлеющий внутри кулака.

— День был долгий, — сказал он. — Эти девчонки, откровенно говоря, всего лишь дети. Они пережили стресс, переволновались, все такое. Я не пытаюсь учить вас делать вашу работу, боже сохрани, но вот что скажу: я бы не много дал за то, что вам удастся из них выудить. И присяжные, полагаю, тоже.

— Мы не подозреваем Холли в убийстве, — сказал я.

— Правда? Приятно слышать.

Дымок курился в лунном свете. Он мне не поверил.

— Мы получили дополнительные сведения, — сообщила Конвей. — Они подтверждают невиновность Холли.

— Отлично. Вот утром можете мчаться куда угодно с этими сведениями. А сейчас пора по домам. По пути заскочите в паб, хлопните по кружечке, чтобы отметить начало прекрасной дружбы.

Позади него из-за деревьев выскользнула еще одна тень и заняла место рядом с Селеной. Джулия.

— Мы еще не закончили, — сказала Конвей.

— Нет, детектив. Закончили. — Голос спокойный, но глаза сверкнули. Мэкки не шутил. — Я тоже получил некоторые сведения. Три очаровательные девушки заметили, как я брожу в поисках вас, и обратились ко мне. — Темная рука с пылающим угольком внутри приподнялась, указывая на меня: — Ах, детектив Моран. Вы были плохим мальчиком.

— Если у кого-то претензии к детективу Морану, им следует обратиться к его начальнику. А не к вам.

— Ну да, но сейчас они пришли ко мне. Думаю, я могу убедить их, что детектив Моран вовсе не пытался обольстить и соблазнить их невинные души и что одна из них — блондинка, стройная, без бровей? — вовсе не переживала, что на ее добродетель покушались. Но тогда вам не следует мне препятствовать, а лучше позволить закончить дело миром. Все ясно?

— Я в состоянии сам о себе позаботиться. Но спасибо.

— Не могу с тобой согласиться, малыш.

— Если я и ошибаюсь, тебя это не касается. И с кем мы беседуем — не твое дело.

Слова прозвучали неожиданно решительно, они вырвались из меня и устремились вверх, могучие, как деревья. Плечо Конвей рядом с моим, надежное и крепкое.

Приподнятая бровь Мэкки:

— О-о, понимаю. Сам себе их отрастил или позаимствовал у своей новой подружки?

— Мистер Мэкки, — не выдержала Конвей, — позвольте объяснить вам, что происходит. Детектив Моран намерен побеседовать с этими тремя девушками. Я намерена при этом присутствовать, не вмешиваясь. Если вы уверены, что сможете держать рот на замке, милости просим, присоединяйтесь. В противном случае валите отсюда на хрен и оставьте нас в покое.

Бровь все там же.

— Не говори, что я тебя не предупреждал. — Это он уже мне. Насчет Конвей, насчет того, чем угрожает Джоанна, насчет того, что сделает со мной лично он. Он был прав, по всем пунктам. И — ах какой молодец — давал мне последний шанс, ради старой дружбы, поступить по-товарищески.

— Ни за что, — ответил я. — Слово чести, дружище: даже не заикнусь.

Конвей весело фыркнула. А потом мы повернулись спиной к Мэкки и сквозь гиацинтовые миазмы направились вверх по склону к поляне.

Под кипарисами Конвей остановилась. Я увидел, как Мэкки неторопливо догоняет ее, как она вытягивает руку: дальше ни шагу.

Он остановился, потому что все равно собирался. Но стоит ему почуять, что дело хоть на дюйм поворачивает к Холли, Конвей не сможет его удержать.

Я вышел на поляну к трем девчонкам.

Луна светила мне прямо в глаза, поэтому лиц я не видел, лишь пылающие по краям силуэты, как огромная белая руна, начертанная на фоне неба. Джоанна и ее шестерки были, конечно, опасны. Но никакого сравнения вот с этим.

Я откашлялся. Они не шелохнулись.

— А вам разве не надо вернуться в пансион до отбоя? — с трудом выдавил я.