Ага, это я идеальная наживка, на меня можно поймать кого угодно.
— Знаю. Просто решил, что тебе следует быть в курсе, только и всего.
Она кивнула:
— Не переживай. — И, заметив, как я поежился, — дескать, легко тебе говорить, добавила: — Серьезно, правда. Они не станут шантажировать. У нас на них столько всего, что надо совсем выжить из ума, чтобы наезжать на нас. Думаешь, они хотят, чтобы Маккенна узнала про эти их "диетические таблетки"? И про то, как они шляются по ночам?
— Возможно, они не мыслят так далеко вперед.
Конвей фыркнула:
— Да они просто эксперты по долгоиграющим планам, только этим и занимаются. — И серьезнее, видимо что-то заметив в моем лице: — Они опасные сучки, но мы держим их на крючке.
— Ага, — согласился я. Как она это сказала, опасные сучки, как будто сама там присутствовала. Вот это и помогло, гораздо больше, чем простое ободрение.
— Ну и отлично! — Конвей хлопнула меня по плечу. Неловко, как подросток, но все равно рука у нее была крепкая и уверенная. — Молодчина.
— Этого недостаточно, — заметил я. — У нас хватает фактов, чтобы арестовать Ребекку, но прокурор не поддержит обвинение. Если она не сознается…
— Даже для ареста недостаточно, — сокрушенно покачала головой Конвей. — Будь она трудным подростком с рабочей окраины, тогда да, конечно, можно засадить в каталажку и попробовать выбить результат. Но барышня из Килды? Только арест и стопроцентное обвинение. Никаких "если". Иначе мы пролетаем. О’Келли лезет на стену от злости, Маккенна лезет на стену от ярости, телефон комиссара трезвонит как сумасшедший, вишенкой на торте — вопли в прессе, и мы с тобой до самой пенсии дружно делим на двоих стол где-нибудь в архиве. — Горькая усмешка. — Если, само собой, у тебя нет приятелей в верхах.
— Мэкки был лучший, — кивнул я в сторону художественной мастерской. — И похоже, с ним у нас ничего не вышло.
Тут Конвей даже хохотнула.
— Тогда нам нужно больше фактов на Ребекку. И срочно. Мы должны посадить ее под стражу сегодня, иначе все пропало. Джулия и Холли достаточно умны, чтобы просечь, к чему идет дело, — если уже не догадались.
— Холли догадалась, — сказал я.
— Вот именно. Если оставить всех четверых в одной комнате, они договорятся. А когда вернемся завтра утром, они нам выдадут четыре идеальные версии, безупречно соответствующие друг другу, комар носа не подточит. Они прекрасно знают, где и как врать, а где просто промолчать. И мы их в жизни не расколем.
— Холли мы и сейчас не расколем. Она рассказала все, что собиралась.
— Забудь о ней, — покачала головой Конвей, — и о Селене. Нам нужна Джулия.
Я вспомнил, как она говорила: Джулия смотрит на нас как на нормальных живых людей… И дальше: Никак не могу разобраться, это хорошо или плохо.
— Мэкки и Холли, — поинтересовался я, — оставляем их на месте или как?
— Пускай посидят пока. Они могут нам опять понадобиться, и я не хочу, чтобы они шатались здесь, путаясь у нас под ногами. Если им это не нравится…
На этот раз мы оба замерли. В нескольких ярдах позади нас, за углом здания, чья-то нога шаркнула по гравию.
Мы с Конвей переглянулись. Мэкки, одними губами произнесла она.
Молча и стремительно мы заглянули за угол. Широкая белая подъездная аллея была пуста. На газоне никого. В темной щели приоткрытой двери — никакого движения.
Конвей, приложив руку козырьком к глазам, чтобы не мешал свет фонарей, вгляделась в заросли парка. Пусто.
— Ты знаешь, где сейчас Джулия?
— Не видел никого из них. На газоне их точно не было. Отступив в тень, она пробормотала, так тихо, что слышал только я:
— Они на той своей поляне.
Мы представляли, как незаметно подкрадываемся к ним, подслушиваем, как и что они обсуждают: мотыги, эсэмэски, Криса. Черта с два. Деревья, склоняющиеся над головой на очаровательной парковой аллее, по которой мы прошлись сегодня утром, пропускали лишь отдельные проблески света, вынуждая нас пробираться почти на ощупь. Мы продирались, как два внедорожника, ломая ветки, треща хворостом, ночные птицы вокруг бились в истерике.
— Гос-с-споди, — прошипела Конвей, когда я на полном ходу вломился в низкорослый кустарник. — Ты что, никогда не был в бойскаутах? В походы не ходил?
— Откуда я родом, по-твоему? Нет, разрази меня гром. Вот если машину без ключа завести, всегда пожалуйста.
— Это я и сама могу. Мне нужен партнер, который умеет выживать в лесу.
— Тебе нужен пижон с понтами, который с пеленок стреляет фазанов… — Я споткнулся обо что-то, замолотил руками в воздухе. Конвей успела подхватить меня под локоть, прежде чем я рухнул наземь. Мы захихикали, как пара ребятишек, зажимая ладонями рты и грозно зыркая глазами друг на друга, мол, тише.
— Заткнись…
— Какого хрена…
И заржали еще пуще. Голова шла кругом: лунные лучи водили хороводы под нашими ногами, хруст и шелест кругами расходились во все стороны от нас, словно не выдерживая гнетущей тяжести того, что мы должны будем сделать в конце пути. Не хватало только Криса Харпера, диким котом прыгающего с ветки прямо перед нами, и не знаю, как мы поступили бы — завизжали, как девчонки, или выхватили пистолеты и расстреляли к чертям его призрачную задницу…
— Ну и вид у тебя…
— Кто бы говорил…
За поворот, из-под деревьев.
Запах гиацинтов.
Впереди на холме лунный свет широким потоком затопил поляну среди кипарисов. Трое сидели плечом к плечу, скрестив ноги в высокой траве; на секунду почудилось, что это диковинное тройственное создание, недвижимое, как старинная статуя, такое же гладкое, белое, с абсолютно пустым лицом, и волосы у меня на голове зашевелились от ужаса. Они следили за нами, три пары бездонных глаз. Мы больше не смеялись.
Девочки не шевелились. Запах гиацинтов накатывал волнами.
Ребекка прижалась плечом к Селене. Волосы распущены, в бликах света и тени она казалась почти призраком. Моргни — и тут же обратится в лунный свет или травинку.
Конвей произнесла, негромко, только чтобы они расслышали:
— Джулия.
Ни одна не шелохнулась. Я успел прикинуть, что мы будем делать, если они так никогда и не сойдут с места, но понимал, что ближе к ним лучше не подходить. Потом Джулия выпрямилась, отстранилась от Селены, подобрала под себя ноги и встала. Направилась к нам, не обернувшись на остальных, рассекая поросль гиацинтов и глядя на нечто за нашими спинами. Шея у меня начала зудеть.
— Давай пройдемся немного, — предложила Конвей. — Нам нужно всего несколько минут.
И она двинулась по дорожке, глубже в парк. Джулия за ней. Те двое пристально следили, прижавшись друг к другу, пока я не отвернулся. И вслед мне — я чуть не подпрыгнул от неожиданности — долгий протяжный вздох кипарисов.
Даже походка у Джулии изменилась — здесь, в этом месте. Никаких тебе игривых покачиваний бедрами, она двигалась грациозно, как олененок, не задевая ни единой веточки. Это была ее территория, она запросто могла подкрасться к спящей птице и взять ее в руки.
Конвей, не оборачиваясь, бросила через плечо:
— Полагаю, Селена вам уже сообщила. Нам известно, что вы гуляли по ночам, известно, что у нее был роман с Крисом, нам известно, что они расстались. А еще нам известно, что ты тоже встречалась с Крисом. Вплоть до его гибели.
Никакой реакции. Аллея стала шире, мы могли идти по ней втроем в ряд. Ноги у Джулии были короче наших, но она не ускоряла шаг, и нам предоставлялась возможность либо сбавить темп, либо позволить ей плестись сзади, на выбор. Мы пошли медленнее.
— Мы получили тексты вашей переписки. По специальному сверхсекретному телефону, который он подарил Селене.
В ответ нерушимое молчание. Она была в одном красном джемпере, без куртки, а на улице холодало. Но она, кажется, не заметила.
— Селена поэтому порвала с Крисом, да? А то мы все никак не могли понять. Потому что узнала, что ты в него влюблена, и не хотела, чтобы он встал между вами?
