— А что у тебя?

— Пряничный что-то там мокка.

— Нет уж, спасибо. Про свое я хотя бы знаю, что оно такое.

— А у меня вкуснятинка, — удовлетворенно констатирует Холли. — Больше всего его порадовало бы, если б я вживила себе GPS-чип, чтобы он в любой момент знал, где я нахожусь. Все родители немножко параноики, конечно, но, клянусь, мой — полный псих.

— Это из-за работы, — говорит Селена. — Он столько всяких ужасов видит и представляет, что все это случается с тобой.

— Ой, ладно. — Холли закатывает глаза. — Он работает в офисе почти все время. Самое страшное, что он видит, это папки с бумагами. Просто он ненормальный. На прошлой неделе, когда приехал меня забирать, знаешь, что сказал первым делом? Я выхожу, а он смотрит поверх меня на фасад и заявляет: "На этих окнах нет сигнализации. Я мог бы забраться внутрь быстрее чем за полминуты". И хотел пойти к Маккенне и сообщить ей, что в школе небезопасно, и не знаю что, заставить ее установить сканеры отпечатков пальцев на каждом окне или как. Я была в ауте вообще. Лучше, говорю, пристрели меня прямо на месте.

И вновь Селена слышит его — серебристо-хрустальный звон, такой тонкий и чистый, что легко проникает сквозь толщу слащавых мелодий и какофонию шумов. И падает ей в ладонь — дар, только для них.

— Мне пришлось умолять его просто отвезти меня домой. Я, типа, такая: "Тут есть ночной охранник, в спальном крыле есть сигнализация, богом клянусь, я не буду связываться с торговцами людьми, и вообще, если ты пойдешь к Маккенне, я с тобой никогда в жизни больше не буду разговаривать", и только после этого он угомонился. Говорю: "И ты еще спрашиваешь, почему я предпочитаю ездить на автобусе, а не прошу забирать меня? Вот поэтому".

— Я передумала, — говорит Джулия Бекке, скорчив рожу и вытирая рот. — Давай махнемся. Твое пойло не может быть хуже этого.

— Надо просто купить ему зажигалку, — продолжает рассуждать Холли. — Достало прикидываться, что я не знаю, что он курит.

— Фу-у!.. — Бекка чуть не плюется. Джулии: — Ты права. Похоже на детскую микстуру.

— Мятное дерьмо. Выкинь. Выпьем твою пополам.

— А я вот думаю кое о чем, — говорит Селена. — Думаю, нам пора начать выходить по ночам.

Все головы дружно разворачиваются к ней.

— Выходить — в смысле? — уточняет Холли. — Выходить из нашей комнаты? В общую гостиную? Или выходить в смысле выходить?

— Выходить в смысле выходить.

— Зачем? — удивляется Джулия.

Селена размышляет. Она словно слышит голоса, звучавшие вокруг нее в детстве, успокаивающие, ободряющие: не бойся ни чудовищ, ни ведьм, ни больших собак. И — обратно в сейчас, вопли со всех сторон: бойся, ты должна бояться, приказ, исполнять который ее святая обязанность. Бойся, что ты жирная, что у тебя слишком большие сиськи или что они слишком маленькие. Бойся гулять одна, особенно в тихих местах, где ты можешь расслышать собственные мысли. Бойся неправильно одеться, сказать не то, глупо смеяться, быть недостаточно крутой. Бойся, что не нравишься парням; бойся парней, они животные, дикие, не в состоянии владеть собой. Бойся девчонок, все они злобные стервы, предадут тебя раньше, чем успеешь предать их. Бойся незнакомцев. Бойся, что не сдашь экзамены, бойся неприятностей. Дико, до судорог бойся, что вся ты одна сплошная ошибка. Молодец, хорошая девочка.

В то же время спокойной, нетронутой частью сознания она видит луну. Чувствует мерцание грядущей, безраздельно им принадлежащей полуночи.

— Мы стали другими, — говорит она. — В этом и был весь смысл. Поэтому мы должны делать что-то иное, необычное. Иначе… — Она не знает, как объяснить. Тот волшебный миг на полянке ускользнет, теряя очертания. А их постепенно затянет в мутную обыденность. — Иначе получится, будто единственная разница в том, что мы просто чего-то не делаем, и все, и в конце концов мы станем как прежде. Мы должны делать что-то особенное.

— Если нас поймают, то исключат, — замечает Бекка.

— Знаю. Отчасти в этом и смысл. Мы слишком хорошие. Мы вечно слушаемся.

— Говори за себя, — бурчит Джулия и смачно слизывает с руки пряничный что-то там мокка.

— И ты тоже — да, Джули, ты тоже. Потискаться с парой парней, выпить и покурить — это не в счет. Так поступают все. И все ждут от нас этого, даже взрослые, они бы скорее встревожились, если бы мы этого не делали. Никто, кроме сестры Корнелиус, не считает это чем-то серьезным, а она ненормальная.

— И что? Я реально не хону грабить банки или ширяться героином, увольте. И если поэтому я буду считаться умничкой-преумничкой, что ж, придется жить с этим.

— Понимаете, — продолжает Селена, — мы делаем только то, чего от нас ждут. Либо потому что так велели родители или учителя, либо потому что мы подростки, а все подростки делают именно это. Я хочу совершить нечто непредсказуемое.

— Самобытный грех, — одобрительно ворчит Холли с полным ртом зефира. — Отлично. Я в деле.

— О боже, и ты туда же? На Рождество хочу в подарок нормальных подружек вместо этих фриков.

— Меня, кажется, оценивают. — Холли прижимает руку к сердцу. — Ах, каковы Заповеди на этот случай?

— Не Оправдывайся, — заунывно гнусит Бекка голосом сестры Игнатиус. — Не Огорчайся. Глубоко вдохни и будь Овцой.

— Тебе-то хорошо, — говорит Джулия Холли. — Если тебя вышибут, папочка тебя, наверное, наградит. А мои точно взбесятся на хрен. А потом еще будут долго решать, кто на кого дурно влиял, и просто запретят мне впредь общаться с любой из вас, в интересах безопасности.

Бекка аккуратно складывает шелковый шарф, который, как она уже догадывается, ее мать ни за что не наденет.

— Мои родители тоже охренеют. Но мне пофиг.

— Твоя маман будет в восторге, — фыркает Джулия. — А если убедишь ее, что шла на групповуху к своим дружкам бандюгам в наркопритон, то вообще сделаешь ее год.

Бекка получилась у своих родителей совсем не такой, как им хотелось. Обычно при их упоминании она закукливается и сворачивается в клубок.

— Да, но будут жуткие сложности с поисками новой школы. Им придется возвращаться домой и все такое. А они ненавидят сложности. — Бекка пихает шарф в сумку. — Так что обязательно взбесятся. Но мне все равно пофиг. Я за то, чтобы смыться ночью.

— Ты погляди, — Джулия, чуть отодвинувшись, весело разглядывает Бекку, — поглядите-ка, кто у нас внезапно такой дерзкий. Молодчина, Бекс.

Поднимает приветственно стакан. Бекка смущенно пожимает плечами.

— Слушай, я обеими руками за какой-нибудь самобытный грех. Но не могли бы мы, по крайней мере, выбрать что-то стоящее? Можете называть меня безвольной тряпкой, но уж если рисковать исключением из школы, то за что именно? Заработать цистит, сидя ночью на холодной лужайке, где я и так могу посидеть днем? Откровенно говоря, я представляю себе приятный вечерок несколько иначе.

Селена знала, что убедить Джулию будет труднее всего.

— Да, — говорит она, — я тоже боюсь, что нас застукают. Отцу дела нет, даже если меня вышвырнут из школы, но мама сойдет сума. Но мне так надоело всего бояться. Мы должны сделать именно то, чего мы боимся.

— Яне боюсь. Я не такая дура. Может, просто выкрасим волосы в розовый цвет или…

— Невероятно оригинально, — усмехается Холли.

— Да, твою мать. Или биться в конвульсиях каждый раз, разговаривая с Хулихен…

Даже для самой Джулии это прозвучало жалко.

— Такое не страшно, — говорит Бекка. — А я хочу страшного.

— Ты мне нравилась больше, пока в тебе не проснулся супергерой. Ну или, не знаю, отфотошопим портрет климактерички Маккенны, вставим в кадр из "Гангнам-стиль"[40] и прилепим ее на…

— Да все это уже было, — возражает Селена. — Нужно что-то совсем иное, новое. Понимаешь?