Пяти футов в высоту, портрет женщины — кто-то из прерафаэлитов, я видел эту картину раньше, но сейчас не узнал. Готова наполовину, изображение слеплено из квадратиков глянцевой цветной бумаги; вторая половина — расчерченная сетка, в каждой клеточке мелкими цифрами код, какой цвет следует налепить. В итоге красотка с загадочным взглядом превратилась в косоглазую истеричку — жуткое зрелище.
— Ну, это, типа, должно демонстрировать, — пояснила Орла, — что из-за интернета и всякого такого люди воспринимают себя иначе. Ну, как-то так, точно не знаю, это была не моя идея. Мы на компьютере разделили картину на клеточки, а теперь вырезаем квадратики из журнальных страниц, чтобы наклеить, как мозаику. Времени уйма уходит, поэтому приходится доделывать по вечерам. А потом, когда наше время вышло, мы вернулись к себе, в пансион, а ключи отдали мисс Арнольд.
— А кто-нибудь выходил из мастерской, пока вы тут работали?
Орла попыталась вспомнить, от напряжения приоткрыв рот.
— Я в туалет выходила, — наконец произнесла она. — И Джоанна. А Джемма выходила в коридор, потому что звонила кому-то и хотела поговорить без свидетелей. — Сдавленное хихиканье. Понятно, парень. — И Элисон выходила звонить, только маме.
То есть каждая.
— Именно в таком порядке?
Тупой взгляд.
— Чего?
Господи Иисусе.
— Ты помнишь, кто выходил первым?
Мучительные размышления, работа мысли, открытый рот.
— Кажется, Джемма? А потом я, а потом Элисон, и после Джоанна — наверное, не помню точно.
Конвей заерзала. Я тут же умолк, но она ничего не сказала, просто вытащила фото записки из кармана и протянула мне. Уселась на стол, ноги поставила на стул и опять раскрыла блокнот.
Я вертел в пальцах фотографию.
— По пути сюда ты прошла мимо Тайного Места. И когда ходила в туалет, тоже проходила там. И еще раз, когда вы уже направлялись обратно в пансион. Верно?
— Да. — Орла кивнула. На фото не глядела. Не видела никакой связи с вопросом.
— Ты останавливалась посмотреть, что там?
— Ну да. Когда шла обратно из туалета. Проверить, не появилось ли чего новенького. Но я ничего не трогала.
— И как? Появилось новенькое?
— He-а. Ничего.
Лабрадор и пластика груди, если верить учительнице физкультуры. Если Орла их не заметила, точно так же она могла не заметить и еще одной записки.
— А ты сама когда-нибудь прикрепляла записки на этой доске?
Орла жеманно состроила глазки:
— Может быть.
Я понимающе улыбнулся.
— Знаю, это личное дело. И не спрашиваю о подробностях. Просто скажи: когда в последний раз?
— Примерно месяц назад.
— То есть это не твоя?
И сунул фото прямо ей в руки, прежде чем она сообразила, что это такое.
Только бы не она.
Мне необходимо, чтобы Конвей увидела, на что я способен. Пять минут беседы и простой ответ не дадут ничего — разве что меня подвезут обратно в Нераскрытые, а не заставят тащиться на автобусе. Мне нужен поединок.
Да, надо признать, где-то там, в глухом темном углу сознания, детективы по-прежнему охотники-дикари. Убиваешь хищника — получаешь его душу, кровь его проливается в тебя. Заколол копьем леопарда — стал храбрее и быстрее. Весь этот блеск и роскошь Килды хлынут прямо на тебя сквозь старинные дубовые двери, станут твоими без всяких усилий. Да, я жаждал этого. И слизывал бы, слизывал со своих разбитых кулаков вместе с кровью врага.
Но эта дурочка, с ее запахом дезодоранта и мерзких сплетен… Нет, я не это имел в виду. Все равно что выкручивать лапки жирному хомячку, детскому питомцу.
Сначала Орла тупо пялилась на фото. А потом взвизгнула. Тоненький противный писк, такой издают старые резиновые игрушки.
— Орла, — резко оборвал я, пока она не довела себя до истерики, — это ты повесила в Тайном Месте?
— Нет! Ой, господи, нет, честное слово! Я ничего не знаю про то, что случилось с Крисом. Богом клянусь!
Я поверил. Она держала фотографию на вытянутых руках, отодвинув подальше, как будто та могла ее укусить; вытаращенные глаза метались от меня к Конвей, потом к Хулихен в поисках помощи и поддержки. Нет, это не наш клиент. Божества криминалистов подбросили мне для начала легкий вариант, чтобы запустить процесс как следует.
— Значит, это одна из твоих подружек, — сказал я. — Кто?
— Я не знаю! Я ничего об этом не знаю. Клянусь!
— А кто-нибудь из них высказывал предположения, кто мог это сделать?
— Никогда. Ну, мы все думаем, что это сделал садовник — он вечно пялился на нас и лыбился, гадкий такой, и ваши же его арестовали за наркотики, правда? Но всерьез мы ничего не знаем. Во всяком случае, я. А если остальные знают, то они мне никогда ничего не говорили про это. Их и спросите.
— Спросим, — сказал я. Добро и мягко. С улыбкой. — Не волнуйся. Тебя ни в чем не подозревают.
Орла постепенно успокаивалась. Теперь она с интересом таращилась на фото — ей уже нравилось держать в руках такую серьезную улику. Хотелось уже прогнать ее к чертовой матери. Но я позволил ей получить еще немного удовольствия.
Напомнил себе: те, кто тебе не нравится, очень полезны. Им не удастся надуть тебя так легко, как это сделают те, кто тебе симпатичен.
Над головой Орлы словно зажглась лампочка: ее осенила догадка.
— А может, это вообще не мы. Сразу после нас тут занимались Джулия Харт со своими. Может, это они.
— Думаешь, они знают, что случилось с Крисом?
— Да нет. Ну, то есть, может, но вряд ли. Хотя они могли просто всё выдумать.
— Зачем им это?
— Да просто так. Потому что они, ой, ну, такие, придурочные.
— Да ну? — Я наклонился вперед, сцепив ладони, весь внимание и готовность выслушать горячие сплетни. — Серьезно?
— Ну, раньше они были нормальные, очень давно. А сейчас мы, типа, такие "да вообще", понимаете, да? — И Орла выразительно развела руками.
— А в каком смысле придурочные?
Слишком сложный вопрос. Мечущийся взгляд, как будто я попросил произвести сложные вычисления в уме.
— Ну, просто чокнутые.
Я ждал.
— Типа, они думают, что они такие особенные. — Первый проблеск осмысленности, даже в лице появилось нечто человеческое. Злоба. — Думают, что могут делать что захотят.
Я изобразил крайнюю заинтересованность. Подождал.
— Вот давайте для примера, да? Вы бы их видели на дискотеке в День святого Валентина. Ненормальные, честно. Ребекка приперлась в джинсах, а Селена — я вообще не знаю, что это было, она нарядилась как на карнавал! — Опять этот визгливый смех, уши режет. — И все такие, типа, аллё, на что вы вообще похожи? Там же были парни, вот я о чем. Весь Коля собрался. И все мальчики на них смотрели. А Джулия и все они вели себя, как будто это неважно. — Изумленно отвисшая челюсть. — Вот тогда мы и поняли, что они, типа, чокнутые.
Я еще раз понимающе усмехнулся:
— И это случилось в феврале?
— В прошлом феврале. В прошлом году.
Еще до Криса, значит.
— И клянусь, они с тех пор все хуже и хуже. В этом году Ребекка вообще не пошла на дискотеку. Они не красятся — ну, в смысле, нам в школе не разрешают пользоваться косметикой, — добродетельный взгляд в сторону Хулихен, — но они и в "Корт" не красятся, в торговый центр. И еще однажды, как раз несколько недель назад, мы там тусили всей толпой. И тут Джулия говорит, что она идет обратно в школу. И один из парней такой: "С чего вдруг?" И Джулия ему говорит, что живот дико болит, потому что…
Орла выразительно посмотрела на меня, прикусив нижнюю губу, и вся сжалась, будто прячась в собственных плечах.
— Потому что у нее месячные, — вступила Конвей.
Орла покраснела и залилась идиотским смехом, тихонько похрюкивая. Мы ждали. Она угомонилась.
— Ну, понимаете, она прямо так и сказала. Вот так, в лоб. И все парни такие: "Ой, фууууу! Какие подробности!" А Джулия помахала им ручкой и ушла. Понимаете, о чем я? Они говорят что им в голову взбредет, как будто так и надо. И ни у одной нет парня — удивительно, да? — и они ведут себя так, как будто это даже не проблема! — Орла набирала обороты. Лицо разрумянилось, губы поджались. — А вы видели прическу Селены? Мама-дорогая. Знаете, когда она постриглась? Сразу, как Криса убили. Это как же надо выпендриваться, а, представляете?
