— Фу! Заткнись! — завизжали Кармела и Джеки, но я уже не слушал их. На другом конце стола Шай и Кевин говорили о своем, и виноватая нотка в голосе Кевина привлекла мое внимание.

— Такая работа. Что же тут плохого?

— Работа, где надрываешься, вылизывая зады этим яппи — «да, сэр, нет, сэр, чего изволите, сэр!» — и все ради благосостояния жирной корпорации, которая вышвырнет тебя на съедение волкам, как только их чуть прижмет. Ты приносишь им тысячи в неделю, а что получаешь?

— Мне платят. Следующим летом поеду в Австралию, буду нырять у Большого Барьерного рифа, есть кенгуриные бургеры, отрываться на барбекю в Бонди-Бич с великолепными австралиечками — и все благодаря этой работе. Что ж мне не любить ее?

Шай коротко рассмеялся — как скребком по стеклу.

— Лучше копи деньги.

— Да сейчас есть где заработать! — Кевин пожал плечами.

— Ага, обломайся. Вот и они хотят, чтобы ты так думал.

— Кто? Про кого ты говоришь?

— Времена меняются, приятель. Знаешь, почему П. Дж. Лавери…

— Сраная скотина, — сказали мы хором, только Кармела — она же теперь мамочка — сказала «драная скотина».

— Знаешь, зачем он ковыряется в этих домах?

— Да какая разница?! — рассерженно воскликнул Кевин.

— Да большая, черт подери, разница. Этот Лавери — тот еще шакал, соображает, откуда ветер дует. Купил три дома в прошлом году — за крутые деньги, разослал миленькие проспектики про роскошные винтажные квартиры, а теперь ни с того ни сего плюет на всю затею и собирается все сносить!

— И что? Может, он развелся или с налогами проблемы, да мало ли…

Шай уперся локтями в стол и ошалело разглядывал младшего брата, затем рассмеялся и покачал головой.

— Не врубаешься, да? — спросил он, потянувшись за кружкой. — Ни хрена не въезжаешь, вот ни на столько! Глотаешь все, что тебе подсовывают; думаешь — всегда будет тишь да гладь, да Божья благодать. Ох, погляжу я на твою физиономию…

— Ты пьян, — вмешалась Джеки.

Кевин и Шай никогда толком не ладили, но я понял, что пропустил целые эпохи. Я словно слушал радио с сильными помехами: хоть и уловил тон, но понять, в чем дело, не мог. И что было тому виной — двадцать два года или восемь кружек? Надо держать рот закрытым, а глаза открытыми.

Шай со стуком поставил кружку.

— Лавери не станет тратить деньги на сказочные квартиры, потому что очень скоро покупать их будет некому. Наша страна вылетит в трубу. Она на вершине утеса, и вот-вот рухнет со страшной скоростью.

— Ну не будет квартир, подумаешь! — Кевин пожал плечами. — Не приедут новые яппи — маме не о чем будет поговорить.

— Яппи — твой хлеб с маслом, приятель. Не будет их — и тебе конец. Кто будет покупать охрененные телики, если все окажутся на пособии? Как жить мальчику по вызову, если сортиры сломают?

— Ну-ка, прекрати! — Джеки шлепнула Шая по руке. — Гадости какие говоришь!

Кармела прикрылась ладонью и губами просигналила мне: «Пьяный» — выразительно и успокаивающе, хотя сама уже выпила три «Бэбишама» и рот прикрыла не с той стороны. Впрочем, Шай ни на кого не обращал внимания.

— Наша страна стоит на дерьме и рекламе. Один пинок — и все развалится на куски, и пинок этот близок.

— Не понимаю, что тебя так радует, — мрачно сказал Кевин. Он и сам уже капельку перебрал, но от этого не стал агрессивнее, а замкнулся в себе и сгорбился над столом, угрюмо глядя в кружку. — Если настанет крах, ты потонешь со всеми нами.

Шай с улыбкой покачал головой:

— Нет, приятель, не дождетесь. У меня есть план.

— Планы у тебя всегда есть. И куда они тебя привели?

Джеки шумно вздохнула.

— Стоят чудесные погоды… — пропела она мне тихонько.

— Времена изменились, — загадочно начал Шай.

— Ага, конечно.

— Поглядишь. Вот поглядишь.

— Все это замечательно, — твердо сказала Кармела, как хозяйка, берущая в руки бразды званого вечера. Она придвинула стул ближе к столу, выпрямилась и чопорно держала стакан, отставив мизинец. — А нам не расскажешь подробнее?

Шай, помедлив, перевел взгляд на Кармелу и откинулся на спинку стула.

— Ах, Мелли, — рассмеялся он. — Ты всегда умела меня приструнить. Между прочим, в детстве я сбежал из дому: наша Кармела надавала мне горячих за то, что я назвал Трейси Лонг шлюхой.

— И поделом, — строго сказала Кармела. — Так о девочках не говорят.

— Мелли, солнышко, эти обормоты тебя не ценят. Лучше держись меня, девочка. Я поведу тебя.

— Куда? — спросил Кевин. — В пункт выдачи пособий?

Шай с некоторым трудом перевел взгляд на Кевина.

— Вот чего тебе не говорят, — сказал он. — Во времена бума все стоящие возможности достаются большим шишкам. Рабочий человек может жить сносно, но только богатые становятся богаче.

— А рабочий человек может оторваться от кружки и поболтать со своими братьями и сестрами, а? — язвительно поинтересовалась Джеки.

— Когда все идет наперекосяк, вот тогда-то человек, у которого есть мозги и план, может кой-чего заполучить. А у меня есть и то и другое.

Когда-то Шай говорил: «Крутое свидание сегодня», изгибаясь перед зеркалом, чтобы пригладить волосы — но никогда не говорил с кем. Или: «Еще парочку шекелей заработал, Мелли, купи мороженого себе и Джеки» — но ни слова о том, откуда деньги.

— Старая песня, — заметил я. — Скажешь толком или так и будешь петушиться весь вечер?

Шай уставился на меня; я ответил широкой невинной улыбкой.

— Фрэнсис, — заговорил Шай, — наш человек в системе. Какое тебе дело, что собирается делать бунтарь вроде меня?

— А братская любовь?

— Думаешь, я несу чушь, да? Надеешься порадоваться, что меня победил? Ну давай, попробуй. Я покупаю велосипедный магазин, — гордо заявил он, залившись румянцем.

Кевин хрюкнул; у Джеки брови задрались выше обычного.

— Ты молодец, — сказала она. — Шай — предприниматель. Ух ты!

— Прекрасно, — сказал я. — Когда станешь Дональдом Трампом в мире велосипедов, буду покупать «би-эм-экс» только у тебя.

— Конахи в следующем году на пенсию выходит, а его сынку по барабану этот бизнес; он торгует шикарными машинами, а велосипеды для него — мелочь. Так что Конахи предложил мне право преимущественной покупки.

Кевин вынырнул из угрюмости, оторвал глаза от кружки.

— И где ты собираешься взять башли?

В глазах Шая вспыхнул огонь — стало понятно, что находили в нем девчонки.

— Я уже давно коплю, как раз на такой случай. Половина у меня есть, банк даст остальное. Они сейчас поприжались с кредитами, понимают, что нас ждут тяжелые времена, как и Лавери, — но я успел проскочить. Ровно через год, ребятки, я буду финансово независим.

— Класс, — сказала Кармела; но какая-то недомолвка в ее голосе зацепила меня. — Просто здорово! Молодец.

Шай отхлебнул пива и попытался изобразить каменное лицо, но уголки рта неудержимо расползались в улыбке.

— Вот я и говорю Кевину: незачем всю жизнь работать на чужой карман. Чего-то достичь можно, только если сам себе начальник. Я денежки буду класть в свою копилку.

— И что? — спросил Кевин. — Если правда то, что ты говоришь, и страна вылетит в трубу — или куда там, — ты же вылетишь вместе с ней.

— Вот тут ты ошибаешься, приятель. Когда нынешние богатеи окажутся в заднице, тогда-то у меня и появится шанс. В восьмидесятые ни у кого из наших знакомых не было денег на машину. Как мы обходились? На великах. Как только пузырь лопнет, папочка больше не согласится покупать детишкам «БМВ», чтобы проехать полмили до школы. Тут-то они и постучатся в мою дверь. Как я мечтаю увидеть рожи этих говнюков…

— Может быть, — кивнул Кевин. — Это замечательно, правда! — Он снова уставился в кружку.

— А жить будешь над магазином? — спросила Кармела.

Шай взглянул на нее — что-то сложное связывало их.

— Придется.

— И работать весь день. Никакого тебе гибкого графика.

— Мелли, — сказал Шай уже мягче, — все будет нормально. Конахи уйдет только через несколько месяцев. А к тому времени…