Виктор медленно провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Это не был простой меч, а оружие, пропитанное столькими веками крови и магии, что оно уже само излучало мрачную энергию жнеца и пожирателя душ. Он спокойно, с холодной сосредоточенностью воина, сфокусировал на кончике лезвия магическую энергию света, создавая сгусток чистейшего сияния, который напоминал блеск мерцающего драгоценного камня в руках дьявола.
Этот свет, однако, был не символом надежды, а холодным, рассветным лучом, прорывающимся сквозь вечный мрак. С чудовищной точностью, он направил его в темный закуток, в ту самую глубину руин, где слышался шепот и шевеление крыльев.
Последовавший за этим рёв был похож на смертельный крик обиженного зверя, смешанный с пронзительным визгом и торопливым бегством. Не один звук, а настоящая симфония ужаса.
— Что это было? Девв Мария меня защити... — спросила ведьма, ее голос дрожал.
Виктор повернулся к ней, его лицо было невозмутимо, хотя в его глазах играл холодный огонёк любопытства. Его ответ был спокоен, но пропитан тем же мраком, что и сам Неаполь:
— В этом городе темнота всегда находит себе новые уродливые формы. И теперь нам предстоит выяснить, какую из них она выбрала сегодня.
Он медленно подошёл к закутку, его меч, по-прежнему излучающий бледное сияние, освещал им путь.
Из тьмы вырвалась тварь — кошмар, сотканный из гнили и костей. Тело, отдалённо напоминающее льва, было покрыто гниющей плотью, изъязвлено и испещрено струпьями, из которых сочилась чёрная, густая жидкость. Задняя часть туловища переходила в толстый хвост, ощетинившийся кривыми, сломанными шипами, словно иголки давно покинутого ежа. Огромное жало на конце хвоста мерцало зловещим желтоватым светом. Вместо гривы — колыхались мерзкие щупальца, похожие на извивающихся червей, с присосками на кончиках, постоянно ищущие за что зацепиться. Лицо, хотя и человеческое в своём изначальном виде, было искажено до ужаса: растянутая пасть с рядами острых клыков, глаза, пылающие адским огнём, и длинный, тонкий язык, вылезающий из пасти, словно червь, оставлял за собой следы липкой слизи. Запах был невыносим — тухлая плоть, кровь и что-то ещё, неизъяснимо мерзкое, запах самой смерти. Тварь набросилась на Виктора и Катарину; её движения были быстрыми и резкими, непредсказуемыми, как удар ядовитой змеи.
Крид отбивался мечом, но тварь оказалась слишком быстра, слишком сильна. Осознав безысходность ситуации, Катарина сделала глубокий вдох. Её лицо исказилось от напряжения, кожа покрылась синеватой вязью прожилок, из глаз брызнули слёзы — не от страха, а от колоссального усилия. Она подняла руки, и из них вырвался поток тёмной энергии, густой и липкой, словно сама тьма. Эта энергия обволакивала тварь, впиваясь в её плоть и сжигая изнутри. Катарина кричала не от боли, а от напряжения; её тело корчилось от невыносимого усилия, но она не останавливалась. Она вложила в этот поток всю свою магическую силу, всю свою жизненную энергию. Когда тёмная энергия иссякла, Катарина опустилась на колени, бледная и измождённая, словно выжатый лимон, но живая. От твари осталась лишь кучка тлеющих костей. Она тяжело дышала, чувствуя, как из неё буквально вышла вся сила а с ней и почти весь дух, но в её глазах горел триумф победы, купленной ценой страшной усталости и жизненных сил. И теперь ей понадобится время, чтобы восстановиться, но она всё ещё была жива и это главное.
Не умолкающий дождь, словно плач города, смывал кровь и грязь с улиц разрушенного Неаполя. Но он не стирал следы ужаса, не изглаживал память о бесчисленных смертях. Виктор Крид, спокойный и невозмутимый, как статуя, поднял Катарину; её тело болталось, как тряпичная кукла. Без единого слова, без лишних жестов, он посадил её себе на плечо, словно охотник несёт очередную добычу.
Его меч, всё ещё наполненный магией света, излучал бледное, холодное сияние, прорезая мрак и отбрасывая длинные, колышущиеся тени. Эти тени казались живыми, но Виктор шёл вперёд, не оглядываясь. Его шаги были ровными, уверенными, размеренными.
Дождь стучал по его плащу и пытался проникнуть под рясу, но он не чувствовал холода. Его лицо было невозмутимо, взгляд пуст, как у мертвеца, но в глазах горел не страх, а холодная, сверкающая целеустремлённость. Он был не просто воином, он был инструментом, и слугой кардила... По воле её...
Катарина, лежащая на его плече, была бледна, как полотно. Её дыхание было слабым, почти неслышным, но она была жива. И ему было этого достаточно.
Они шли мимо разрушенных зданий, мимо куч обломков, мимо раскиданных костей. Каждый шаг был шагом по грани между жизнью и смертью, но Виктор не сбавлял темпа. Его меч освещал путь, прорезая мрак, словно плотную ткань.
Дождь продолжался.
Проливной дождь хлестал по руинам Неаполя, смывая кровь и грязь, но не стирая следы ужаса. Воздух, пропитанный запахом разложения и металла, стал ещё тяжелее, ещё гуще от влаги. Осколки фресок и мозаик, изуродованные до неузнаваемости, лежали на земле, перемешавшись с останками людей и животных, уже наполовину скрытыми под слоем грязи и воды. Кости, белые и хрупкие, выглядывали из-под слоёв размытой земли. Стены зданий были изрезаны глубокими ранами, проделанными ангельскими мечами с жуткой, математической точностью. В провалах между обломками зданий мелькали тени, и из трещин в земле выступали корешки и корни деревьев, словно кости мёртвых, пробивающиеся сквозь разбухшую от влаги землю. В воздухе висела пыль, смешанная с частицами разбитого камня и какого-то неизъяснимо мерзкого порошка, возможно, остатков ангельской магии. Даже море, омывающее берега города, казалось заражённым мраком — его воды были тёмными и бурными, а волны с беспощадной жестокостью бились о разрушенные причалы, вызывая глухой, почти нечеловеческий стук, словно сердце умирающего города. Раскаты грома, глухие и угрожающие, прокатывались над городом, перемежаясь с яркими вспышками молний, освещающими на мгновение ужасающую картину разрушения. Над всем этим стоял пронзительный плач дождя, перемежаемый жуткими, пронзительными криками, завываниями диких гулей, одичавших без руки своего неживого хозяина. Они рыскали между руинами, их голоса добавляли ещё один слой ужаса к и без того ужасающей картине разрушения, придавая ей оттенок первобытного кошмара. Изредка молнии пронзали мрак, освещая на мгновение кошмарные детали разрушенного города, прежде чем снова погрузить его в бездну тьмы. И на фоне всего этого безумия, на самом высоком из уцелевших зданий — полуразрушенной башне из тёмного, почти чёрного камня, когда-то бывшей частью величественного дворца, — виднелся силуэт безумно смеющегося горбуна. Его пронзительный, раскатистый смех эхом отражался от разрушенных стен, смешиваясь с ревом ветра и криками гулей, создавая ужасающую симфонию разрушения. Вершина башни, изуродованная ударами молний, казалась пронзённой небесной яростью, а сам горбун, словно её олицетворение, смеялся над разрушенным городом, над смертью и ужасом.
Пройдя очередную улицу, Виктор неожиданно наткнулся на отряд охотников на нежить, плотно сгруппировавшихся на узком переулке. Тяжёлые латы, местами повреждённые и покрытые грязью, но всё ещё внушающие страх, покрывали их тела. Доспехи были кустарной работы, составленные из разных частей, подогнанные скорее для сугубо чистой практичности, чем для красоты. Оружие охотников также говорило об их хреновом снабжении: острые колья из тёмного дерева, местами обработанного серебром; серебряные кинжалы, некоторые с выгравированными рунами; тяжёлые молоты с зазубренными лезвиями; и длинный арбалет, готовый выстрелить серебряным болтом у самого меткого из группы. У нескольких охотников на поясах висели флаконы с тёмной, вязкой жидкостью — священная вода или что-то подобное насколько мог судить Крид ну или какая алхимическая бурда. Они приняли Виктора за тёмного мага или нежить.
Прежде чем он успел что-либо сказать, раздался резкий свист, и охотники мгновенно атаковали. Первый удар пришёлся на Виктора от арбалетного болта, но он легко увернулся, и серебряный болт вонзился в каменную стену, оставив после себя неглубокую трещину. Виктор мгновенно отреагировал: его меч, сияющий бледным светом, описал смертельную дугу, отсекая голову ближайшему охотнику. Тяжёлый молот пролетел мимо, задев только плащ. Виктор встретил следующий удар, отразив его своим мечом. Звон стали смешался с криками охотников, и улица превратилась в смертельный ураган. Он двигался с удивительной скоростью и грацией, его меч стал продолжением его тела, то отражая удары, то нанося смертельные контрудары. Один охотник пытался воткнуть в него серебряный кинжал явно желая проверить а не темная ли он тварь часом, но Виктор был шустрее и отскочил, а кинжал вонзился в камень. Следующий удар пришёлся на щит другого охотника, разбив его в пыль. Виктор уже не жалел их, он быстро и эффективно уничтожал обезумевших от сражений охотников, последовательно выбивая их одного за другим. Когда он закончил, улица была усыпана трупами и осколками раздолбанных доспехов, а Виктор, спокойный и всё так же невозмутимый, продолжил свой путь, оставляя за собой следы смерти и блеск зачарованного меча.
