Виктор потянулся к факелу, чтобы осветить трещину. Однако, вместо ожидаемого вида грубо выдолбленного прохода, он увидел что-то странное. Внутри трещины не было ни следов камня, ни земли. Пространство за ней было пустым, как будто вырезанным некой невидимой силой.

На мгновение всё вокруг словно замерло, а затем перед Виктором возникло это создание. Его бледная кожа, натянутая на кости, казалась почти прозрачной, словно позволяя тусклому свету факела проникать сквозь неё. Глаза гуля горели нечеловеческим огнём, наполняя пространство вокруг нестерпимым ужасом.

Рваная одежда болталась на тщедушном теле гуля, словно флаги на ветру, подчёркивая его истощённое состояние. Запах гнили и крови ударил в лицо Виктору.

Атака гуля была полной неожиданностью.

Виктор взревел, бросаясь на гуля. Тварь, похожая на изможденного человека с неестественно бледной кожей и разорванной одеждой, встретила его резким рывком. Ее когти, длинные и острые, как лезвия, сверкающие в тусклом свете, прочертили воздух, пропуская гладиус Виктора на волосок от себя.

Гуль издал пронзительный визг, смесь человеческого крика и звериного рыка. Он был быстрее, чем Виктор ожидал, его движения были непредсказуемыми, резкими, с навязчивой, извращённой грацией. Виктор уклонялся от когтей, его гладиус вспыхивал в последовательности быстрых уколов, стараясь попасть в слабые места на измождённом теле.

Каждая атака гуля была пронизана звериной яростью. Он рвался к горлу Виктора, его когти царапали рясу, оставляя за собой красные полосы. Виктор отбивался, его гладиус пестрел искрами, отскакивая от густой нечеловеческой плоти. Кровь брызгала, смешиваясь с грязью и пылью.

В один момент гуль схватил Виктора за руку, его пальцы, длинные и тонкие, с острыми коготками, цепко впились в мясо. Нечеловеческая сила сжала его запястье, пытаясь сломать кость. Виктор зарычал от боли и гнева, вложив все оставшиеся силы в удар. Гладиус пронзил плечо гуля, но тварь не отпустила.

Тогда Виктор сделал что-то неожиданное. Он вывернул свою руку, практически оставив кусок плоти в когтях гуля, и с нечеловеческим рывком ударил в сердце твари. Гладиус пронзил гуля насквозь, пройдя сквозь кости и мясо до самого конца лезвия. Гуль издал пронзительный крик, после чего его тело обмякло, и он обрушился на землю, раскинув конечности. Тишина. Воздух был наполнен запахом крови и смерти, но теперь победа была за Виктором.

Виктор, сжимая в руке зажжённый факел и гладиус, продолжал спускаться вглубь подземелий базилики. Извилистая и влажная каменная лестница уходила вниз, в кромешную тьму. Воздух становился всё более сырым и холодным, пропитанным запахом земли, камня и чего-то ещё, невыразимо мерзкого. Каждый шаг отдавался глухим эхом, словно сам звук боялся потревожить покой этого векового подземелья.

Свет от дрожащего факела отбрасывал пляшущие тени на влажные стены, и Виктор ощущал нарастающую тревогу. Он чувствовал, что он здесь не один. Это чувство пронизывало его до костей, витало в воздухе.

Здесь, под землёй, в священных землях Рима, скрывалось нечто ужасное, питаемое тем же кошмаром, что и гули на поверхности. Виктор спускался в самое сердце этого кошмара. С каждым шагом он приближался к разгадке.

Виктор шёл вперёд, освещённый хрупким светом факела, а его сердце билось в груди, отбивая ритм приближающегося конца… или, быть может, надежды?

***

Виктор Крид не помнил своего прошлого. Лишь обрывки образов — блеск клинка, запах крови, шёпот молитв — проносились сквозь туман забвения. Но его руки, огрубевшие от множества битв, помнили. Его тело, истерзанное, но непокорённое, помнило. И его меч, холодный и острый, помнил всё необходимое, дабы прокормить своего хозяина.

Он был просто рядовым ликвидатором в рядах Инквизиции, служащим одному из пяти великих кардиналов. Его задача была проста и жестока: уничтожать всех, кого назовут его покровители. Демоны, ведьмы, еретики — все становились жертвами его клинка, не имеющего имени, но уносящего множество жизней.

Крид не задавал вопросов, потому что они были неуместны. Он был инструментом, и его задача состояла в том, чтобы исполнять приказы, не задумываясь об их целесообразности и морали. Его память была пуста, но его душа была наполнена холодом и железной волей.

Но иногда, в глубине своей памяти, он ощущал что-то ещё. В моменты тишины, среди грохота битв и криков умирающих, к нему приходили образы былой жизни. Образы великой силы, бесконечной мощи, а также чувство глубокой печали, оттеняющее эти воспоминания. Эти образы были неясными, но они подогревали в нём ощущение того, что он больше, чем просто ликвидатор. Что он — нечто большее, чем оружие в руках угрюмого кардинала.

После очередной резни, он нашёл в подземельях древнего храма старинный пергамент, на котором были написаны забытые руны. Когда он прикоснулся к ним, в его памяти мелькнули новые образы. Виктор начинал понимать, кто он есть на самом деле. Его бессмертие скрывало в себе тайну, потенциально способную и спасти, и уничтожить остатки мира.

Пергамент был истёртый, края его крошились, словно изъеденные временем. Однако сами руны, выведенные тусклой, но стойкой краской, сияли странным, внутренним светом. Виктор Крид прикоснулся к ним кончиками пальцев, ощутив пронзительный холод, проникающий сквозь кожу прямо в кость.

Это был отрывок из Гоэтии, демонической книги царя Соломона, запретного тома, содержащего знания, недоступные смертным. Имена демонов, заговоры, печать Сатаны — всё это было написано на пожелтевших, изъеденных временем страницах. Виктор не знал, что с ним делать, что означает этот ужасающий знак древней мощи и как он связан с его бессмертием.

Он ощутил пронизывающий взгляд, словно десятки пар глаз — различных существ, живых и мёртвых — наблюдали за ним. Сотни убийств, сотни смертей — и ни одна из них не вызывала в нём таких чувств, как сейчас. Знаки на пергаменте содержали знания не только о мире живых, но и о мире мёртвых, и о том, что находится за его пределами. Возможности, до которых он никогда даже не допускал мыслью. И этой возможностью он не мог не воспользоваться.

Не зная, что делать, он, повинуясь инстинкту, спрятал пергамент за ворот рубахи под рясой, поближе к сердцу. Холодные, жёсткие руны коснулись его груди, будто в глубине его сердца проснулось эхо забытого прошлого. Он запомнил каждый символ, каждую запятую, каждую букву. Это был его новый секрет, его новая тайна, новая возможность. Возможность определить своё место в этом мире, где смерть была не концом, а лишь началом некой забытой им истины. Истины, которая могла либо уничтожить, либо спасти его.

Вскоре к нему спустиля и крайне задумчивый кардинал.

Кардинал Альфонсо де ла Круз — фигура сложная и многогранная, как витраж старинного собора, одновременно мрачная и загадочная. Его имя само по себе звучит как эхо давно минувших веков, принося с собой аромат благовоний и привкус крови. Внешность необычна: рыжеватая борода в контрасте со светлыми волосами, подстриженными под горшок, придает ему одновременно и юношеский наив, и образ умудренного жизненным опытом человека. Нефритовый оттенок его глаз — зеркало глубины души, скрывающей как несокрушимую веру, так и потаенную травму.

Альфонсо — один из пяти великих кардиналов, но, в отличие от других, он не стремится к открытой власти. Его влияние простирается не через громкие речи и грозные указы, а через сеть секретных сообществ и тайных союзов. Он — мастер интриг, чей ум проницателен и хитер, а цели зачастую скрыты даже от его ближайшего окружения. В его действиях есть что-то от ученого-алхимика, тщательно и методично собирающего ингредиенты для своего великого дела.

Альфонсо де ла Круз не просто церковный деятель. Он — стратег, тактик, политик и, в некоторой мере, даже мистик. Что умело манипулирует людьми и обстоятельствами, используя свои знания о человеческой природе и силу своей веры. Он верит в свой путь, но дорога к цели проходит через тень и кровь — только это уже другая история.