Идти на ощупь, опираясь лишь на длинный шест, было тяжело и не совсем удобно, пришлось поискать в дополнение к нему что-то еще, и это оказалась обычная армейская винтовка с примкнутым штыком. Снять его не удалось, защелка оказалась наглухо забитой песком. Мысленно махнув рукой, Алексей продолжил брести дальше, и в какой-то момент густые клубы пыли перед ним развеялись, и он от неожиданности замер. Алексей стоял на довольно высокой горе битых каменных блоков, а метрах так в ста от него двигался длинный строй солдат противника, они медленно шли в его направлении, но вдруг увидев его, строй по какой-то причине сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
Вдруг ударили резкие порывы ветра, и над его головой что-то сильно захлопало. Подняв голову, Алексей от изумления крякнул, в левой руке он держал не просто длинный шест. Он держал имперский флаг, который до недавнего времени развевался на обороняемой ими бывшей дозорной башне, а в правой руке – винтовку… Лучи солнца в какой-то момент отразились от штыка, отчего пришлось зажмурить глаза, слишком уж болезненно это оказалось для глаз, даже прикрытых защитными очками. Чтобы хоть как-то снять напряжение текущего момента, Алексей поднял повыше флаг и, наклонив винтовку, прихрамывая на левую ногу и превозмогая боль во всем теле, направился на вражеский строй, и в этот момент вдруг словно из ниоткуда появились несколько военных бипланов с опознавательными знаками имперской штурмовой авиации. Юркие штурмовики, сбросив сразу с десяток малых бомб на вражеский строй, принялись его обстреливать из пулеметов. После того как прогремели взрывы, противник бросился врассыпную, кто куда, не разбирая дороги.
Сил идти дальше не было, Алексей воткнул знамя между камнями, устало присел на обломок каменного блока и, уложив винтовку на колени, прикрыл глаза и вытянул сильно разболевшуюся левую ногу. Желание продолжать участвовать во всей этой истории у него пропало, он и так сделал больше, чем планировалось, и с этой минуты посчитал взятые на себя обязательства перед баронессой выполненными в полном объеме.
Сколько он так сидел на теплом камне, прислонившись спиной к валуну, он не знал, просто в какой-то момент его кто-то потряс за плечо, Алексей с трудом разлепил глаза и увидел перед собой знакомого офицера, командира одной из рейдовых групп, который что-то ему говорил, но Алексей ничего не слышал. Сняв очки, он провел ладонями по ушам и, взглянув на них, увидел кровь от порванных барабанных перепонок. Показав офицеру жестами, что ничего не слышит, Алексей достал из внутреннего кармана блокнот с ручкой и написал, что под развалинами наблюдательной башни в казематах заблокирован полковник Левантин с бойцами, и передал его офицеру. Поняв, что происходит, офицер отдал команду сержанту, он помог подняться на ноги Алексею и провел его до бронированного автобуса, усадив на место рядом с водителем, велел тому куда-то его отвезти.
Водитель завел двигатель, сделал широкий круг, выехал на сохранившуюся дорогу и куда-то поехал. Алексей безучастно сидел рядом с водителем и отрешенно смотрел в окно, видел, как части, верные присяге, входили в столицу и брали все новые и новые районы и целые административные округа под свой контроль. Где-то противник, не принимая боя, отступал, где-то он яростно оказывал сопротивление, но его без всякой жалости зачищали, применяя для этого не только штурмовые подразделения и артиллерию, но и авиацию. Генеральный штаб, воспользовавшись восстановлением связи, вернул в свои руки управление войсками и решительно взялся за подавление инспирированного гальзианской политической разведкой путча. Впереди было много работы – полное освобождение столицы и наведение порядка с последующим проведением масштабного следствия относительно всего произошедшего, выявление всех заговорщиков и их заслуженное наказание по всей строгости имперского закона…
Автобус выехал на окраину города и, двигаясь какое-то время по объездной дороге, прибыл к какому-то особняку, превращенному во временный военный госпиталь, где были развернуты десятки палаток с красными крестами.
Водитель, остановив машину возле палатки первичного приема, быстро выскочил из кабины, помог Алексею выбраться из машины и, сопроводив его в палатку, передал дежурной медсестре, лихо козырнув, развернулся и поспешил к автобусу, а спустя минуту выехал из полевого госпиталя.
Медсестра, бегло осмотрев Алексея, задала ему вопрос, но он отрицательно мотнул головой, жестами дал понять, что ничего не слышит, и указал на левую ногу, боль в которой все усиливалась. Понимающе кивнув, медсестра удалилась и вернулась обратно в палатку уже с седовласым врачом, который велел медсестре помочь пострадавшему раздеться и взялся за его осмотр, занявший около получаса. Когда все было завершено, медсестра помогла Алексею дойти до бани, где двое банщиков помыли его и выдали казенную пижаму с тапочками, после чего медсестра сделала ему два укола и передала медицинское заключение. Взяв лист, он внимательно его прочитал и тяжело вздохнул, все его тело было сплошной отбивной, однако это не представляло какой-либо угрозы для его жизни, даже перелома ноги не было, ему прописывались покой и усиленное питание. Что же касается слуха, то результат не был столь радужным, существовала немалая вероятность того, что слух к нему уже никогда не вернется, но в целом, исходя из того, какую передрягу с обрушением наблюдательной башни он пережил, можно сказать, что ему еще несказанно повезло…
Поблагодарив медсестру, Алексей вышел из палатки и увидел, как из только что остановившегося бронеавтомобиля выпрыгнула баронесса и хотела было пройти в особняк, но увидев его, на какой-то момент замерла. Быстро взяв себя в руки, бросилась в сторону Алексея и, схватив его за плечи, что-то стала ему торопливо говорить, но тут вмешалась медсестра и потребовала не беспокоить пациента. Внимательно ее выслушав, баронесса задала несколько вопросов, затребовала лист бумаги и ручку, и когда медсестра их принесла из палатки, быстро что-то написала и передала лист Алексею. Взяв его, он вчитался в наспех написанный текст и от злости скрипнул зубами. Фаина, будучи в подразделении спецсвязи, придержала на какое-то время пришедший приказ, подписанный начальником тайной полиции, об его задержании с последующим расстрелом как агента гальзианской политической разведки, подписанный смертный приговор прилагался. При таком положении дел оставаться в госпитале было никак нельзя, надо немедленно бежать…
Фаина, не дожидаясь реакции Алексея, поцеловала его в щеку и, бережно подхватив под руку, повела к бронеавтомобилю и помогла ему в него забраться. Когда Алексей с удобством расположился, села за руль и, захлопнув дверь, вывела машину из полевого госпиталя и направилась к выезду из города. Проводив задумчивым взглядом удаляющийся бронеавтомобиль, медсестра глубоко вздохнула и собралась было вернуться в палатку, но увидела лежавший на земле лист и, подобрав его, прочитала текст, написанный молодой женщиной, прибывшей за пациентом. Охнув, тут же бросилась в соседнюю палатку и, найдя врача, отозвала его в сторону и совсем тихо зашептала:
– Вольдемар Маркович, похоже, у нас будут крупные неприятности, пациент наш последний, оказывается, висельник и изменник, которого приговорили к расстрелу.
– С чего ты это взяла, Мария? – удивленно приподняв брови, таким же тихим голосом поинтересовался врач, внимательно изучая испуганные глаза медсестры.
– Вот возьмите и сами убедитесь. Девица, приехавшая в госпиталь на бронеавтомобиле, увидев нашего пациента, затребовала лист бумаги и ручку и на моих глазах написала записку и вручила пациенту, после чего они уехали, лист же этот пациент, видимо, в спешке выронил. Даже не знаю, что теперь и делать… – с испугом прижав руки к груди, выговорила медсестра и с надеждой посмотрела в глаза задумчивого врача.
Перечитав написанный второпях текст, Вольдемар Маркович поразмыслил какое-то время и, придя к определенному решению, достал из кармана старую потертую зажигалку, смял лист бумаги, поджег, и когда он полностью сгорел, растоптал ногой и, осмотревшись по сторонам, совсем тихо произнес:
