— Идём, боксер. В карты поиграем на кухне. Ты хоть закурись, а я буду семечки жарить и грызть. Тоже спать не охота.

Где-то он нарыл допотопный карманный приемник, включил в сеть и нарыл канал с зарубежными песенками. Ничего не понятно, но слушать хочется. Такой стиль американских шестидесятых. Протяжно,красиво, без лишних бумканий и воя.Только красивые, липкие попсовые голоса. Не, наши так не могут. Пугачева эта могла, да. Но у неё уже и голоса нет — пропила.

— Ты о чем замечтался,Серый? Слышь,странный ты,бес.

— Опрашивать соседей будут, — вспомнил я, — слышал краем уха. Будешь открывать?

— Нихера. С полицией не общаюсь. Друг,слышь, не в падлу иди свет выключи везде.

Потом мы сидели на кухне при свете мобилки, я курил, Андрюха щелкал обжигающе горячие семечки прямо со сковородки и в дверь стучали, потом звонили,потом опять стучали,крутились у дверей пока не надоело,а мы все сидели и сидели и сидели. Мы сидели и курили.

А я все думал,прилетела такая мысль навязчивая. Может быть в той реальности,в которой Андрюха погиб он открыл дверь полицейским?

— Долго долбят, — пробормотал он и начал подниматься, — пойду открою,голова уже болит.

Но я остановил его.

Грустно. Не выдержал до утра. В три часа ночи посмотрел осоловелым взглядом на часы в мобиле. Понял, что мне пофиг убьет кто-то соседа или нет, потому что он уже давно храпит в своей кроватке, а я сижу на кухне и мне семечки поперек горла, и кофе не лезет, и от сигарет разболелся живот и вкуса табака не ощущается, только мокрая бумага и мерзкие слюни вокруг. А ещё голова гудит и пульсирует, готовая лопнуть, глаза болят и покраснели от дыма, кашель мучает, и чудится всякое. Нет,так можно и вздернуться. Не знаю как люди на фабриках работают в ночные смены. Я спать!

Положил голову на руки, так и заснул.

Во сне смеялись дети из темноты, по пшеничному полю бежала девочка с длинной толстой косой и голыми длинными ногами (Людка, ты?), мужики ровными взмахами косили траву, дети напевали глупую считалку за спиной. Над полем сновали взад-вперед черными стрелами летучие мыши. А потом я проснулся.

Семь утра. Андрюха спит, пуская слюни а у меня сна ни в одном глазу. Три часа покемарил и всё? Старость не радость, что ни говори. Я пошлялся немного из угла в угол, зевал, курил, умывался, зубы чистил, кофе заварил 3в1 и решил пока Андрюха спит в магазин сходить. Нужно что-то на завтрак придумать пока есть деньги. А еще проверить кое-что. Как там в этой реальности? Что изменилось? Ходят еще по улице агрессивные подростки? Бьют продавщиц на кассе?

Взял мусорный пакет, чтобы выкинуть по дороге и последний раз посмотрел на Андрюху. Храпит, старикашка. Значит будем жить.

Тихонько вышел, закрыл двери и получил тяжелый удар по затылку. Отлетел в противоположную сторону, еще ничего не соображая, когда из темноты верхней лестницы показался коп. Молодой пацан массировал кулак ухмыляясь, а снизу поднимался еще один.

— Дома значит никого нет. Отец, чего же ты двери не открываешь на просьбы полиции?

— Спал, — сказал я — не слышал.

Второй медленно поднимался с нижней площадки. Шаг за шагом.

— Спал как же. Нюх у меня на таких уродов. Всех вчера опросили кроме тебя. Дверь почему не открываешь, я спрашиваю?

— Спал, устал после работы.

Щелчок, нет это хлопок. Ударил молодой резко, быстро, так что в ухе засвистело. Я отлетел к стене и головой затряс. Это копы, им нельзя отвечать. Держи себя в руках.

— Устал он, — второй уже поднялся на мой уровень площадки и рассматривал меня как первоклашку обоссавшегося в спортзале — пьянь ты, подзаборная. Соседи рассказали и видел я тебя у нас. Точно видел. Но говорить не приходилось.

— Бить не имеете права, — у меня дрожали руки и голос, менты обступили заставляя горбиться в ожидании следующего удара. А вот и он! Злая боль обожгла щеку. Ладонью бьет, чтобы не оставлять следов, но со мной мог бы и не напрягаться, кому нужна моя рожа? В суд я что ли пойду?

— Почему двери не открывал? — Боль! Молодой наслаждался властью,это видно. — Из-за тебя возвращаться пришлось и вчера полночи стояли. Это что за работа, что проснуться не можешь когда в двери грохочут? А если бы соседей затопил?

— Синий иней собирает, — прогундел старший. Одно ухо почти не слышало и скрутилось в красный пельмень. — Работа у пьяниц такая. А ну-ка Лешка дай ему еще раз для профилактики. Он и сейчас бухой, наверное.

— Не надо, — я вытянул руки для защиты уха и удар пришелся в губу.

— Ай, — ойкнул молодой и затряс кулаком, — больно.

— Учи-учи и одни двойки, — буркнул усатый и нанес свой удар. Так как с этой стороны я ничего не ожидал, то получилось максимально болезненно и неожиданно. В левое ухо прилетела такая тяжелая подача, что на ногах я уже не устоял и сполз по стеночке, да так и осел. Два копа превратились в четыре и покрутились немного хороводом по лестничной клетке.

— Сейчас исправлюсь, — молодой встал поудобнее, занял стойку и со свистом рассекал кулаками воздух, приготовившись работать по живой мишени. Я уже скрючился в комок, ощущая все будущие удары по телу и прикрывая одной ладонью мужские органы, а локтем хотя бы зубы когда случай помог. Услышав шум из квартиры выглянула соседка, пусть тебе всю жизнь не спится, зараза! Прищуривщись рассмотрела копов(молодой расслабился и встал руки по швам) и увидела меня.

— Давно пора! Эти алкаши уже у меня вот где сидят! — она показала рукой на горле,- из нормального дома устроили дурдом и блядильню. Давно их пора было разогнать! Что Андрея, что его друзей-синяков! Товарищи-полицейские расскажите им в участке как приличные люди должны жить. ЧТОБЫ ДРУГИМ НЕ МЕШАТЬ!

Последние слова она целила в Андрюшкину дверь. «Не просыпайся, — думал я, — Не выходи, друг».

— Забирай его, Алексей. В участке поговорим, — почти нежно сказал старый и подмигнул бабе, — работа такая у нас. Грязная.

— Знаю мальчики, знаю. Мой тоже воевал. Из ваших. Сочувствую. Как с такими-то дело иметь каждый день.

Когда молодой приблизился ко мне я попытался отползти подальше, но стена мешала. Наручники надевать не стал, но руку назад профессионально выкрутил, аж в глазах покраснело от вспышки боли и в таком виде потащил вниз по ступенькам. Точнее я сам пошел,спотыкаясь и подгибая колени, чтобы не упасть, а мент только подталкивал сзади.

Так и шагали к выходу. На каждом этаже открывались двери и выглядывали любопытные соседи, пугались дети, отворачивались мужики и охали бабы, а я так и шел с вывернутыми за спину руками,стараясь не упасть,потому что сделаю хуже только себе.

Дверь Мишки на первом была уже запломбирована. На замке печать и бумажка прикреплена с буковками. Молодой чуть приостановился, рассматривая.

— Пусти, — сказал я скрипя зубами, — больно. Сил нет терпеть. Начальник…

— Здесь жил мой друг, — сказал молодой, — а сейчас его нет. Пропал. На работе ищут. Я ищу. А ты пьянь двери сотрудникам не открываешь, поговорить не хочешь. Ничего, мы тебя разговорим. Пошёл.

Он развернул меня и наподдал по сраке для ускорения. Пришлось головой обе двери подъезда открывать, а молодой только посмеивался.

— Голова чугунная, да? Ничего, ты мне расскажешь зачем к Мишке ходил и о чем говорил. Соседи у тебя хорошие, а вот сам ты не очень.

— Много болтаешь, — опытный уже открывал дверцы машины, — тут тебе не кино, Лешка.Не нужно перед ними рисоваться и речи произносить. Дал по почкам и хватит разговоров.

Он хотел показать, как это делается и я уже инстинктивно рванул в сторону, завывая от боли из-за выкрученных рук, но старый посмотрел на окна и передумал, только улыбнулся.

— На заднее его. Надумает выступать — пожалеет.

Меня забросили внутрь и наконец-то отпустили. Дверца хлопнула, оставив меня в сумраке и специфическом кожаном запахе. В окнах торчали люди — бесплатный спектакль заканчивался. Идите на работу гамадрилы, концерт окончен. Тупые копы взяли не того,но это их проблемы.