Все посмотрели в окно. И в самом деле туман, не подкопаешься.
Мы собрались в моём номере. А где ещё? В общедоступных холлах? Не есть карашо. В ресторане? Еще хуже. Разный народец в ресторане. А здесь если и слушают, то ведь свои люди слушают, проверенные. От братьев по лагерю чего таиться?
— Поэтому от прогулок воздерживаемся. Творческая группа (это он так обозвал шахматистов) продолжает изыскания, а остальные изучают прессу Германской Демократической Республики, и вечером сделают развернутый обзор: внешняя политика, внутренняя политика — это на товарище Смирнове, наука, культура и спорт — на товарище Григорьянце. И, главное, вы, товарищ Чижик (это он для меня товарища ввернул, напоминая, что мы здесь все товарищи, независимо от чинов, званий и степени знакомства с товарищем Стельбовым). Вы, товарищ Чижик, вместе с товарищем Прокопенкой, отправляетесь на телевидение, чтобы принять участие в телепередаче, согласно нашей вчерашней договоренности. Сопровождать вас будет переводчик товарищ Иванов.
Вчера, когда стало ясно, что у нас воскресенье свободно, немецкие товарищи обратились с просьбой поучаствовать в спортивной телепередаче для детей. Нет, ничего делать не придётся, немножко поговорить с детишками, то, да сё. Я, понятно, согласился: noblesse oblige, пропаганда спорта, а там и советского образа жизни, а удастся — и журнала «Поиск» — прямая обязанность чемпиона мира. И Аллу Георгиевну пригласили, мастера спорта: пара смотрится лучше одиночки, закон телевидения. Закон, значит, закон, поедем вдвоём. А Женя, значит, сопровождающий? Вам может потребоваться переводчик, ответил Миколчук. Мне — переводчик? Не вам, Михаил Владленович, а Алле Георгиевне. Ну, разве что Алле Георгиевне…
— Автомобиль за вами пришлют телевизионщики к девяти пятнадцати, — сказал Адольф Андреевич. — То есть, — он посмотрел на часы, новые, электронные, минской работы, очень точные, — через двадцать две минуты. Потому, товарищи, расходимся, товарищу Чижику нужно готовиться к ответственному выступлению.
И все разошлись.
Готовиться мне не нужно, текст давно готов. Не впервой. Я одет, галстук на месте, могу ехать хоть сейчас. Но сейчас не нужно. Следовательно, у меня есть двадцать минут.
Я посмотрел на кипу телеграмм. Начал смотреть, вдруг от знакомых есть?
От знакомых не было. Всё больше от трудовых коллективов. Тон приветливый, но не дающий расслабиться. Мы, русские, медленно запрягаем, но быстро едем, так что, Чижик, запрягай шибче, и трогай! Мы ждём от тебя побед!
Люди, вероятно, считают, что своим трудом на полях, заводах и в шахтах они меня содержат, и потому я просто обязан соответствовать. Ну, хорошо, положим, игру в шахматы они за работу не признают. Какая это работа, это приятное времяпрепровождение. Ладно. Но то, что содержат меня вовсе не советские трудящиеся, им в голову не приходит. Нет, конечно, три тысячи за победу на чемпионате СССР в прошлом году я получил, что было, то было. А прежде получал и больше. Но основной источник моих шахматных доходов — это зарубежные соревнования. В США, в Ливии, в Багио, теперь вот в Западном Берлине — это самые крупные. Но и те, что поменьше, приносят по советским меркам не деньги, а деньжищи. Выходит, жирую и роскошествую я на деньги мирового капитала. Истощаю его финансы. Если бы я не побеждал, эти деньги ушли бы на вооружение солдат НАТО, а оно нам нужно? Оно нам не нужно! К тому же на те налоги, что государство получило от меня, можно купить зерна больше, чем вырастил колхоз «Знамя Ильича» за последние десять лет. Так что, товарищи болельщики, не попрекайте меня куском хлеба.
Проси, не проси — попрекать будут. Ты разве работаешь? Ты только думаешь! Каждому ведь кажется, что лишь его дело важно, а остальные сачкуют, баклуши бьют, лентяя празднуют. Получают деньги ни за что.
Я бы долго предавался пустым мудрствованиям, но зазвонил телефон. Меня ожидает автомобиль телевизионщиков.
Ждать я себя не заставил, спустился быстро. Алла и Женя меня опередили, но и не удивительно: им с двенадцатого этажа ближе, чем мне с тридцать третьего. Или, что вероятнее, они спустились загодя. Что в номерах-то ждать, скучно. А здесь всегда люди, здесь киоск прессы и киоск сувениров, здесь две пальмы, каждая в своей кадке, здесь большой аквариум с золотыми рыбками.
И вот мы едем по улицам Берлина, но в тумане видно плохо. Выручает то, что движение редкое, иначе жди беды. Прямо-таки кадры шпионского фильма, и привезут нас не на телевидение, а в шпионское гнездо! Склонять к измене!
Автомобиль, «Вартбург», тесноват и шумноват, но это я зажрался. Едет, что ещё нужно? Рядом с водителем сидел Женя, и пытался завязать непринужденный разговор, но водитель отвечал односложно, а потом и вовсе замолчал. Всё внимание водителя занимала дорога, и потому доехали и по назначению, и в целости.
И вот мы в деле.
Жарко, свет в глаза, я ведь без шахматных очков, да еще пудра! Немножко попудрили в гримерной, иначе цвет будет неестественный. Запах у пудры не дамский, а нейтрально-химический. Терпи, Чижик, терпи! Кто высоко летает, не должен пенять на солнечный зной.
Мы, я и Алла, гости телепрограммы «Mach mit, Mach’s nach, Mach’s besser». Не просто гости, а судьи. Детишки, две команды, соревнуются — бегают, прыгают, играют в волейбол, викторины всякие, а мы судим. Не только мы, нас, приглашенных экспертов, всего шесть человек.
Женю же отправили на трибуну болельщиков. Сказали, что там ему самое место. И потом особо объявили: на трибуне присутствует Евгений из России, поприветствуем его. И все поприветствовали, а оператор показал его лицо крупным планом. Не знаю, зачем это было сделано, но, верно, нужно.
Сам я в этих прыгалках-бегалках не спец, смотрел на Аллу — и списывал. Оценивал выступления так же, как и она. Советский мастер спорта, закончивший институт Лесгафта — это не болельщик у пивного ларька. Многое знает, многое умеет.
Затем пришлось говорить напутственные слова. Их у меня есть, и много. В здоровом теле здоровый дух, сквозь тернии к звездам, и тому подобное. Алла тоже поддержала престиж советского образования, её немецкий оказался вполне удовлетворительным применительно к обстоятельствам. А вы как думали, товарищи немецкие братья? Моя твоя понимайт, и даже очень понимайт, ферштейн?
Когда же эфирное время истекло, и детишки вместе с наставниками организованно
удалились, ведущий передачи, он же продюсер, директор, редактор и всё остальное в одном лице, пригласил нас в буфет. Нас — в смысле всех экспертов.
Каждому за счет заведения предложили бутылку пива либо бутылку минералки. И солёные сушки.
Гвоздь программы — я, что не удивительно. Подозреваю, что ведущий меня пригласил не ради судейства детских соревнований, а для того, чтобы угостить мною остальных.
Остальные — это Астроном, Инженер, Врач и Профессор. Словно в романе пана Станислава.
Сидим, беседуем о том, о сём.
О настоящем и будущем Олимпийского Движения. О полётах к Луне и Марсу. О перспективах автомобилестроения в странах социализма.
Последнее интересовало не на шутку. Меня спрашивали, нет ли каких подвижек по созданию новых автозаводов, особенно по производству легковых автомобилей. Я отвечал, что в самое ближайшее время этот вопрос будет тщательно прорабатываться. Вообще узнал много нового: что стоимость наших автомобилей в братской Германии куда дешевле, чем на Родине: та же «троечка» — аккурат пять тысяч, по официальному курсу. А «Москвич» последней модели — так и меньше трех с половиной. Жаль только, мало их в братскую Германию поставляют. Очередь. Лет на пять, на десять. На это я ответил, что социалистических стран много, а Советский Союз один. Но мы постараемся, мы непременно постараемся!
А у вас, геноссе Чижик, автомобиль есть, спросил меня Астроном.
У меня есть, ответил я.
Какой?
Обыкновенный. Четыре колеса, и всё, что к ним прилагается. Ведь в автомобиле главное что?
Что, спросил Инженер.
По моему дилетантскому мнению, продолжил я, главное — чтобы автомобиль был исправным. На исправном автомобиле и ехать приятно. А если он поломан, какая разница, двадцать лошадиных сил под капотом, или сто двадцать.
