И сам я порохом пропах.

С приближением города скорость падала, а уж по улицам столицы мы вообще ехали скромно, выстаивая перед светофорами и пропуская пешеходов там, где они хотели пройти. Пешеходы в Москве светофорами не очень-то стесняются. Идут, когда им нужно. И куда. Особенно на окраинах. Ближе к центру милиция штрафует. И улицы широкие. И подземные переходы есть.

В Чернозёмске тоже есть два подземных перехода. Но вид не тот. Совсем. Обсыпались, из ступенек проволочная арматурка проглядывает, так и норовит зацепить прохожего за ножку. Нет пока в Чернозёмске культуры подземных переходов.

Пока я размышлял о различиях столицы и провинции, мы добрались до дома.

В подъезде теперь полноценный пост, с дежурными сержантами. При оружии. Как хорошо, что бдительнее стало!

Душ, переодевание в свежее — и мир заиграл новыми красками. Девочки вызвали служебные машины, им нужно в издательство. Руководить и направлять. А я решил навестить Спорткомитет. Пора, пора потихоньку собираться в путь-дорогу. Варить вкрутую яйца, запасаться сухарями, пакетированными супчиками, плиточным чаем, кипятильником на 250 ватт, не мощнее, чтобы в гостинице пробки не вылетали. И прочие необходимые в заграничной командировке вещи уложить. Валюту сейчас выделяют столько, сколько положено по приказу от 1971 года, а ведь на Западе страшная инфляция! Капиталисты мало того, что присваивают произведенную трудовым народом прибавочную стоимость, так они и деньги, которыми расплачиваются с народом, обесценивают! Добрые люди в помощь командировочным даже самодельную, никем не утвержденную памятку написали, что брать с собой для экономии валюты, как готовить суп в цветочной вазе, и тому подобное. Написали, размножили на «Эре» и продавали по три рубля. Недолго продавали: чей-то возмущенный разум вскипел и сообщил Куда Следует. Теперь переписывают от руки.

Меня это, конечно, не касается. Пока не касается. Средства имеются в достатке. А вот придётся закрыть зарубежные счета, как я тогда запою?

Драматическим тенором. 'Куда, куда вы удалились… Обычно исполняет тенор лирический, но в связи с обстоятельствами даже великий Козловский не выдержал бы. А Шаляпин и не выдержал. Взял, да удалился. Куда? Туда. Чем вызвал законное негодование Владимира Владимировича:

Или жить вам,

как живёт Шаляпин,

раздушёнными аплодисментами оляпан?

Вернись

теперь

такой артист

назад

на русские рублики —

я первый крикну:

— Обратно катись,

народный артист Республики!

Действительно, обидно. У Шаляпина — деньжищи, а у Владимира Владимировича не то, чтобы вовсе нет, но приходится экономить, чтобы привезти чужой жене автомобильчик из-за границы.

Интересно, а если бы Владимиру Владимировичу предложить «Волгу — 24» вместо его «Рено Торпедо»? Мотор в сто сорок лошадок или около того, просторный салон, яркие фары, плавный ход на ста двадцати? Махнём, а?

И где бы Маяковский разгонялся, до ста двадцати?

Я ехал по Москве, и воображал, что рядом сидит Владимир Владимирович.

Сидит, и декламирует:

Деньги,

товарищ,

Неси в сберкассу!

И тебе

спокойней,

И рабочему классу!

Владимир Владимирович и работал много, и зарабатывал много. Раз в тридцать больше какого-нибудь советского служащего. Но бился с налоговой инспекцией за каждую копейку. Никак не хотел отдавать заработанные напряжением собственных нервов деньги на благо социалистического государства.

Так то он, гений всех времен, гуляка и повеса.

— Владимир Владимирович, а почему вы застрелились? — спросил я попутчика. Вопрос, пожалуй, бестактный, но когда ещё предоставится случай.

— Поживёшь с моё, поймёшь, — ответил кумир миллионов. И медленно растворился, не оставив после себя ничего, кроме стихов лесенкой. Не по нраву пришёлся вопрос.

Или просто не захотел расстраивать?

У здания спорткомитета на клумбе работали садовники. Человека два. И трое то ли из начальства, то ли проектанты. На будущий год клумба должна будет изображать олимпийскую символику — переплетение колец, Мишку и высотное здание, так написано в сегодняшнем «Советском Спорте». А готовить нужно уже сейчас. Прежде, чем сажать, следует выкопать. Такая вот повестка дня.

Миколчук встретил меня мало сказать приветливо, нет. Радость, воодушевление, готовность по первому зову своротить горы — вот что я читал на его лице. Как не прочесть, если написано преогромными буквами, как заголовок передовицы в «Правде». Он даже с кресла вскочил, и встретил меня чуть ли не на пороге кабинета. Встретил, проводил до самого стола, усадил сбоку, а сам сел напротив, мол, мы здесь одной крови, и на равных. Он и я.

Речь завел исподволь: как здоровье, как настроение. Я ответил, что здоровье моё — хоть в Антарктиду отправляйся на зимовку, а уж в Берлин и подавно можно. А настроение, не отставал Миколчук. А настроение осеннее. В смысле? В смысле — готов к битве за урожай.

Миколчука ответ порадовал. Он прямо-таки расцвел, словно на дворе май, а не сентябрь.

— Битва — это хорошо, битва — это именно то, что нужно, — сказал он.

И мы стали обсуждать детали.

— Наша команда, Михаил Владленович, будет размещена в замечательной гостинице, Hotel Stadt Berlin, — произнес он с гордостью. Явно тренировался Адольф Андреевич. — Это вроде нашего Интуриста, высший класс. Небоскрёб!

— Сколько добираться до игрового зала?

— Около получаса. Нам выделят автомобиль, и на нем мы будем перемещаться через КаПэПэ, в Западный Берлин.

— Нам?

— Да, я тоже буду вместе с делегацией в Берлине.

— Очень приятно.

Я не очень-то и кривил душой. На пол-румба, не больше. С Миколчуком я уже выезжал и на финал матча претендентов, и в Багио. Работать можно, а это главное.

Делегация наша большая — ну, относительно. Геллер, Доломатский и Макаревичев — шахматисты. Мне лично достаточно и Ефима Петровича, но матч — дело общественное. Нужно готовить молодежь. Пусть подышат воздухом вершины. Доломатский и Макаревичев как раз и были молодежью, хотя Макаревичев старше меня на год. А Доломатский младше, да.

Кроме шахматистов, входят в делегацию и переводчики в штатском, Иванов и Смирнов, входит и врач Григорьянц, тоже в штатском, и… Алла Георгиевна Прокопенко, тренер общефизической подготовки. Вот уж сюрприз!

— Её настоятельно рекомендовали ваши постоянные тренеры, Ольга Стельбова и Надежда Бочарова, — как мы могли отказать?

Действительно, как?

Девочки со мной не поедут. Будут навещать, от Москвы до Берлина два часа лёту, но у них своей работы много. Нет, если нужно, мы, конечно, готовы, сказали они. Как я мог настаивать? Они только-только обживаются в «Молодой Гвардии», у них и в самом деле ответственнейший период.

Но Алла Георгиевна…

Пусть. У нее же папа — большой генерал в группе войск в Германии. Поддержит, если что. Шутка.

И тут неожиданно (ага, конечно) зашёл Павлов.

— Поздравляю, поздравляю! — сказал он.

И поздравил: мой рейтинг достиг рубежа две тысячи восемьсот. У Фишера на пять пунктов меньше! А у Карпова на пятнадцать! Ура!

Потом пожелал мне победы. Безоговорочной! И под конец сообщил ещё одну приятную новость: командировочные мне, Михаилу Чижику, будут идти по сетке заместителя министра!

Я выказал признательность. Ценит, ценит государство шахматистов, и создает им все условия.

О призовых ни Павлов, ни Миколчук не сказали ни слова.

Интересный симптом. Впрочем, медведь не убит, медведь ждёт меня.

Ждёт и облизывается.

8 сентября 1979 года, суббота