И мы гуляли. Дорога шла через сосновый лесок, дорога, вымощенная серым булыжником.

Балтийская погода переменчива, сейчас ясно, а через час может пойти дождь, потому Тигран Вартанович взял зонтик. Японский, складной. А у меня был свой, под стать костюму. Не нынешней хлипкой конструкции, а надежный зонт немецкой работы. Куда тяжелее обыкновенного, зато прочный, прекрасная сталь и чёрное дерево. Можно безбоязненно опираться как на трость. Куплен в Вене по случаю.

Но дождя не будет, так, по крайней мере, прогнозировало «Морское радио».

Поднялись на дюны. Вид серого моря и серого неба не будоражил, но нам и не нужно волнений. Алые паруса — это для Чёрного моря. Или Средиземного. А тут вдали стоял небольшой кораблик, видно, пограничники стерегли рубежи нашей Родины. Далеко, на горизонте, флага не разобрать, но спокойнее думать, что свой, что граница на замке, мышь не проскочит.

Спустились к морю. Воздух особенный, насыщенный микроскопическими капельками. Глазу не видно, но организм чувствует. В этих капельках — соли йода, брома, хлора… По утверждению курортологов, очень полезные, особенно для москвичей. В Москве последнее время ощущается недостаток йода, даже предлагают всю пищевую соль йодировать. Но скоро сказка сказывается.

Волны набегали робко, осторожно, опасаясь, будто кто-то здесь, на берегу, ухватит их за заднюю ножку и утащит в дюны. Убаюкивающее шуршание воды. Даже спать захотелось. Улечься на песочек, и подремать.

Полусонным я и вернулся назад, уселся в кресло, и в самом деле подремал.

А потом — ужин.

Зал заполнен на три четверти, люди солидные, и по повадкам видно, и по посадке головы, никто не тараторит, говорят веско, скупо, слова свои ценят.

Камбала, картофельные клёцки, кефир. Не много, не мало. В меру.

Я за одним столом с Петросянами. У Тиграна Вартановича то же меню, и он немного страдает, но Рона Яковлевна довольна. Острого и пряного Тигранчику каждый день вредно, а особенно вредно на ночь. Правильное питание — залог здоровья.

— Мы, шахматисты — бродячие артисты, — сказал Петросян. — Скитаемся по чужим углам, развлекаем публику, и стараемся не думать, нужны ли мы нам.

— Не хандри, Тигранчик, не хандри, — уговаривала его жена, но Тигран и не думал хандрить. Он говорил совершенно серьёзно. О наболевшем.

— Если завтра какое-нибудь явление, космические лучи, или вирус, вдруг напрочь сотрут у людей память о шахматах, что изменится в мире? Ничего не изменится! Знаете, в семьдесят пятом мы в журнале решили завести рубрику, «Шахматы на войне». К тридцатилетию победы над Германией. И стали собирать материалы. О шахматистах нашлось немало историй. Кто-то отправился на фронт, добровольцем или по призыву, и воевал. Кто-то ковал победу в тылу, взять хоть Котова, который работал конструктором на военном заводе, и за работу получил орден Ленина. Но то шахматисты, а шахматы? В госпиталях выздоравливающие порой играли в шахматы, но это не совсем то, согласитесь. В карты они играли несравненно чаще.

А письма от читателей приходят и приходят, «расскажите, как шахматная стратегия помогала планировать сражения, операцию „Багратион“ или взятие Берлина».

Действительно, как?

А никак. Шахматы — игра. Одна из. Единственная польза на войне — позволяла не короткое время отвлечься. Но вообще-то на фронте не до шахмат было.

Петросян доел последнюю клёцку, и добавил:

— У немцев почти так же, но с организацией получше. Создали Lazarettbetreuung Schach, и учили выздоравливающих азам шахматной игры, проводили соревнования, гроссмейстеры давали сеансы одновременной игры. Ефим Боголюбов давал, да и Алехин поучаствовал. Но об этом мы писать не могли, — и он решительно принялся за кефир.

Так прошел первый полноценный день нашего тренировочного сбора.

25 августа 1979 года, суббота

Как тренируются тигры и чижики — 2

В представлении человека несведущего, на сборах шахматисты много играют в шахматы, изучают дебюты, разбирают партии противников.

Представление это возникло не на ровном месте: в своих интервью многие гроссмейстеры утверждают, что обыкновенно уделяют шахматам семь, восемь, десять часов ежедневно.

Ага, конечно.

Натуралисты, наблюдавшие образ жизни тигров, знают, что те не тренируются вообще. Не прыгают часами перед тем, как выйти на охоту. И гепарды не бегают часами попусту, прежде, чем погнаться за газелью. И чижики не выписывают в небе пируэты ради тренировки. И ласточки. Никто не тренируется, не тратит энергии попусту. Искусство ради искусства животный мир не приемлет.

Так почему у людей иначе?

А у людей по-разному. Кто-то изучает дебюты, как великий Ботвинник. Кто-то изучает соперника, как великий Алехин. Кто-то вообще ничего не делает, как великий Капабланка. Мне ближе позиция Ласкера, который считал, что для поддержания спортивной формы вне турниров достаточно уделять шахматам минут сорок, сорок пять.

Дебюты? Обмениваться дебютными идеями — это как обмениваться обувью. Разные размеры, разная полнота, кто-то любит высокий каблук, кто-то низкий… Задача дебюта — получить «свою» позицию, а она потому и «своя», что для каждого разная. Один стремится атаковать, другой играет от обороны, третьему вынь да положь открытую линию, за это он готов отдать пешку или две, четвёртый эти пешки охотно возьмет, пусть соперник докажет, что отдал их не зря, пятый…

Играть? Ну уж нет. Это как перед марафоном пробежать ранним утром километров пятнадцать «для разминочки».

А вот изучать партии соперников — это дело. Это помогает понять ход мыслей соперника. Я как-то купил в Лоун Пайне детектив в мягкой обложке, «Мыслить как преступник». Идея схожа, только изучать логику Фишера или Карпова несравненно приятнее, чем логику преступника. Да и полезнее.

И мы с Тиграном Вартановичем решили написать книгу о матче на звание абсолютного чемпиона мира. Великом Матче, как его называют в американской прессе. Он состоялся в семьдесят пятом году, Фишер — Карпов, игра до шести побед, шесть — три в пользу Фишера.

У нас до сих пор не вышло книги об этом матче. Решили — не нужно это. Один — американец, другой — невозвращенец, о котором лучше лишний раз не вспоминать.

Но мы, я и Петросян, решили исправить этот недочёт. Нет, все сорок семь партий мы анализировать не будем. Только результативные. Девять партий — этого вполне достаточно.

Сначала Тигран Вартанович опубликует наш труд в журнале «64 — Шахматное обозрение», в котором он главный редактор. В рубрике «Глазами чемпионов». А потом предложим уже в виде книги издательству «Физкультура и Спорт», да и заграница подтянется. За рубежом, конечно, об этом матче книги уже вышли, но одно дело, когда автор Реймонд Кин, а другое — когда два чемпиона мира, Тигран Петросян и Михаил Чижик.

И вот мы разбираем партию, а Рона Яковлевна записывает, записывает… В ту самую тетрадь тем самым карандашом, что купила в книжном магазине поселка Нида.

Через полтора часа она сказала «Стоп, Тигранчик» — и мы прекратили наше занятия. Хорошего понемножку. Тише едешь, дальше будешь. Не стоит весь порох изводить на салюты.

Мы расстались. А то ведь надоедим другу, за сбор. Это лишнее.

На территории санатория маленький окультуреный сосновый бор, туда я и пошёл с книгой Томаса Манна и радиоприемником «Sony». В музыкальном салоне настройщик рояля делал свою работу. Рояль я опробовал в первый же вечер. Инструмент хороший, даже замечательный,«Blüthner» двадцать шестого года, но расстроен.

Ну да, немножко расстроен, сказала ответственная по культурно-массовой работе. По плану настройка рояля состоится в октябре.

Но меня-то в октябре здесь не будет.

Жаль, но что же поделать.

А можно позвонить настройщику?

Пятрасу Винаускасу? Можно, но зачем?

Поговорить.

Настройщики роялей, особенно хорошие настройщики — люди избалованные. Но я его убедил, и вот сегодня он приехал из самой из Клайпеды — и трудится.