Но я не стал брать нынешний матч. Не хотелось. А хотелось сидеть и сидеть, смотреть и смотреть на город, думая о…

Ни о чём не думая. Совершенно.

Я и не думал.

Спохватился лишь без четверти восемь. Это по местному времени, а по Москве без четверти десять.

Наскоро приоделся, и — в ресторан. Он здесь недалеко, одна минута на лифте. Вверх.

Поднялся, посмотрел на часы. Есть минута в запасе.

Ага, голубчики собрались. И это хорошо. Для нас организовали подобие банкетного стола, а, может, он и прежде тут был. На двенадцать человек. Правда, нас девять — я, Миколчук, трое шахматистов, два переводчика, врач и Алла Георгиевна. Никого не забыл? Никого.

При моем приближении все встали. Молодцы. Вижу, Адольф Андреевич провёл разъяснительную работу.

— Добрый всем вечер, — поприветствовал я собравшихся. — Как вам, вероятно, сказал наш технический руководитель, завтракаем и ужинаем мы здесь, в ресторане. Все вместе. Чтобы не потеряться, да. Обедаем — по обстановке. Завтраки оплачены, за ужины платит каждый за себя. Не жадничать! Экономить в меру! А, главное, ничего, слышите, ничего не готовить в номере. Если же вдруг такое случится — гранд амиго, центрифуго, на самолет и в Москву ту-ту немедленно. Это касается всех! Командировочные выданы не для того, чтобы над ними трястись, командировочные выданы, чтобы правильно питаться, и не позорить высокое звание советского человека готовкой супа в цветочной вазе! Ни-ни-ни! Никто не должен опозориться, ни вы, ни я!

Я знал, что говорил. И знал, что разговоры разговорами, а экономить всё равно будут. Но суп варить — это вряд ли. Проследят, и Миколчук, и Женя. Тут и следить нечего — после готовки номер пахнет несколько часов, либо гороховым супом, либо супом вермишелевым. Мы об этом ещё перед отлётом обсуждали: не позориться!

После ужина ко мне подошел Женя:

— Вот, Михаил Владленович, — и подал листок бумажки.

— Что это?

— Номер телефона Дина Рида! Я позвонил в общество немецко-советской дружбы, и там его выцарапал!

— Я был уверен, Женя, что вы меня не подведёте! А теперь мы пойдем, погуляем немножко. Это полезно.

— Вечером? По Берлину?

— Не волнуйтесь, Женя, Берлин — самая безопасная в мире столица. После Москвы, разумеется.

И мы погуляли полчасика.

В безопасности, да. Госбезопасность здесь на высоком профессиональном уровне.

21 сентября 1979 года, пятница

Дружба, фройндшафт

Кубик покатился по зелёному сукну, остановился. Четыре!

Алла Георгиевна, для нас просто Алла, застенчиво улыбнулась. Вспышки стали ещё обильнее, но её это не смущало: мгновения славы сладостны. Завтра фотографии появятся на страницах газет всего мира!

Анатолий сам бросал кубик. Решил собственноручно испытать судьбу. Поместил кубик в стаканчик чёрного дерева, потряс его — и выбросил кость.

Три!

В сумме, значит, семь очков. Нечет. Поэтому завтра, в первой партии, ему играть белыми, таковы условия жеребьёвки, проведенной столь необычным способом.

Алла виновато посмотрела на меня.

— Повезло — ответил я. — Последнюю партию буду играть белыми, а последняя партия, она самая важная в матче.

И Алла засияла.

На самом деле все партии важны, все партии нужны, а жеребьёвка — отличный способ привлечь внимание к событию. Вот организаторы и стараются.

После жеребьёвки — неофициальная часть. Присутствует пресса, радио, телевидение, артисты, футболисты… Бэккенбауэр был, со мной фотографировался. Или я с ним. Прямая телетрансляция, прямой радиорепортаж. Для Западного Берлина этот матч — событие значительное. Весьма. Даже шампанское подали. Точнее, игристое рейнское. На радость присутствующим. Я обошёлся минералкой, но не «боржомом»: Берлин, да не тот! Нет здесь боржома. Но есть вода «Сент Примус». Примус, так примус. Не аппарат для готовки пищи, а просто — Первый. Вкус… Вкус воды, разбавленной водой.

Скрипичный квартет наигрывал популярные мелодии, можно танцевать. Алла и танцевала. С Бэккенбауэром, и вообще, пользовалась успехом. Соломенные волосы, голубые глаза, симпатичное лицо, спортивная фигура. Идеальный нордический тип. И одета в оригинальный костюм клайпедской швейной мастерской. Могут у нас шить, могут.

В общем, весело получилось. Но всё кончается, закончилось и веселье. Пора расходиться и разъезжаться.

Мы на двух автомобилях. «Волга», ГАЗ-21, баклажанного цвета, и немецкий «Вартбург», ярко-оранжевый. Оба представило дружеское ведомство. Вместе с водителями.

«Волга» выглядит достойно и во вражеском окружении. Старомодно, но благородно. Мы с Аллой Георгиевной, «просто Аллой», украшаем собой заднее, барское сидение, а на облучке — неприметный водитель и Миколчук в костюме из пятидесятых. Нет, у него есть и другие костюмы, современные, хотя и консервативные, но здесь и сейчас важно блюсти традиции, так он объяснил Алле свой выбор.

«Вартбург», он попроще. Чувствуется, что его дело — везти, а форсу если нет, то и не надо. В «Вартбурге» на переднем сидении рядом с водителем Ефим Петрович, а сзади в необиженной дружеской тесноте врач в штатском и переводчики в штатском. Молодых шахматистов же решили поберечь, рано им ещё капиталистическим воздухом дышать, пусть в отеле сидят, иммунитет вырабатывают.

Мы ехали по улицам, вечерний Берлин дразнил рекламами, призывая купить то одно, то другое, а лучше сразу всё. Если деньги есть.

Но с деньгами худо. Нет, командировочные все получили, на жизнь скромную, но пристойную хватит. Но только в нашем, в Восточном Берлине. Марки ГДР, вот какую валюту выдали нам. А западногерманских марок не дали. Зачем нам западногерманские марки? До места игры и обратно нас довезут, перекус для троих (меня, Миколчука и Ефима Петровича) в буфете за счет организаторов, а остальные перетерпят. Им положено стойко переносить все тяготы и лишения. В крайнем случае пусть бутерброды берут с собой, но чтобы без запаха. Кусочек хлеба и кусочек бутербродного маргарина. И есть культурно, не чавкая!

Зато не будет соблазнов пойти в чуждый нам кинотеатр посмотреть чуждое нам кино, купить чуждую нам книгу, и просто сесть в чужое такси или автобус, пошляться по чуждому городу. Приехал, сделал дело, уехал.

Предполагаю, что у Адольфа Андреевича есть эн-зе в дойчмарках, на непредвиденные, чрезвычайные ситуации. Но зачем нам чрезвычайные ситуации?

Я, конечно, могу попросить у организаторов толику западногерманских марок в счёт призовых, но не хочу срамиться перед державами, мол, какой же он голодранец, этот Чижик. Да и незачем мне просить, у меня в Немецком Банке денег достаточно. Но сейчас банки уже закрыты, это первое, и набивать карманы на виду неимущих сотоварищей — не лучший способ укрепить командный дух, это второе. Конечно, я могу каждому выделить энную сумму на мелкие расходы, но… Но это не моя команда. Один Ефим Петрович — моя кандидатура, остальные — волею пославшего мя Спорткомитета. И волею других товарищей, понятно. Как без других товарищей? С ними спокойнее.

Пункт «Чарли» — вроде того самого игольного ушка для верблюда. Никакой враг не пройдет! Западноберлинские стражи работали спустя рукава. Глянули мельком в бумаги, и махнули рукой, мол, проезжайте! Другое дело — погранцы братской ГДР! И документы чуть не на вкус пробовали, и багажники проверяли! И в ту сторону, и в эту! Вздумай шпион спрятаться, даже самый крохотный, с мышку — непременно найдут! Такие в ГДР замечательные пограничники!

В отель приехали аккурат к ужину. Он, ужин, был, скорее, символическим: мешал адреналин, плюс канапе, маленькие, но во множестве, поглощенные во время фуршета. И игристое рейнское: пусть пустые, но калории. Я, положим, рейнского не пил, но три бутербродика скушал, не удержался.

— Завтра начинаем. Меня не тревожить, все вопросы решает товарищ Миколчук, — сказал я отрешенно. Пусть видят: главный я, Адольф Андреевич — врио. Решает текучку административного плана.