Вообще-то мне игры в «кто главнее» не нужны совершенно. Просто настроение скверное. Не злобное даже, а злобненькое. Причина на поверхности — переутомление.

Ужин вышел необременительный ни для желудка, ни для кошелька.

И я решил прогуляться, как и вчера. С Женей Ивановым, для надёжности и контроля. Сказал ему, что через двадцать минут встречаемся в вестибюле.

Двадцать минут — чтобы улеглась еда. И переодеться. В ресторан мы ходим при параде, чтобы не ронять честь советского человека. А на прогулку перед сном можно и нужно надеть что-нибудь спортивное. В моём случае — синяя динамовская олимпийка, с буквой «Д» спереди и «СССР» на спине.

Огляделся в зеркале. Болтается форма! ещё бы не болтаться, во мне сейчас шестьдесят один килограмм. До идеального турнирного веса не хватает девяти!

Сорвал я подготовку. Вернее, так получилось. То одно, то другое, то третье… В третьем классе, перед приёмом в пионеры, объясняли: пионерский салют означает «общественное выше личного!»

А ведь за матч потеряю ещё три-четыре килограммчика. Совсем лёгким на подъём стану. Налетит волшебный ветер, подхватит, и унесёт за океан, в далёкую страну Оз.

А я даже без Тотошки.

В назначенный срок я спустился в вестибюль. Лифты здесь шустрые, и с тридцать третьего этажа я спустился едва ли не быстрее, чем дома с восьмого.

Вместе с Женей меня ждала Алла. Сюрприз-сюрприз!

— Я тоже люблю гулять вечером, а одной мне страшно. Не прогоните?

Не прогнали, как прогнать?

И только подошли к выходу, как из лифта (лифт здесь открывается с бетховенскими звуками «К Элизе») выскочил доктор Григорянц.

— Тоже любите погулять перед сном? — любезно осведомился я (любезно не спрашивают, любезно именно осведомляются).

— Безусловно! Получасовая прогулка заменяет таблетку радедорма!

— А часовая — целых две, — поддержал я доктора. — Что ж, трое составляют консилиум, а четверо — и подавно.

И мы пошли группой, вчетвером.

Нет, я совсем не против своей компании. Особенно ночью и в чужом городе. Возможны провокации, твердит Миколчук, и я знаю, что это не пустые пугалки. Германия, конечно, в нашем лагере, лагере мира и социализма, но и здесь есть несознательные граждане, мечтающие о реванше и рисующие ночами мелом «88» на стенах и заборах. Не говоря уже об криминале, которого немного, но одинокому путнику много и не нужно. А когда вчетвером — это же совсем другое дело. Четверо — это прямо как мушкетеры! Женя и доктор Григорянц должны, думаю, иметь специальную физподготовку? Должны! Алла — мастер спорта по волейболу, а что такое волейбол? Мгновенная реакция и хлёсткие удары — это мне Пантера объяснила. Получается, я — слабое звено. Заграница, она и есть заграница, пистолет остался дома. Три-четыре подлых приёма я знаю, девочки научили, но одно дело тренировка, другое — улица. Ничего, может, ещё никого и не встретим.

Ночной Берлин похож на ночную Москву отсутствием ночной жизни. Хотя сегодня и пятница, завтра выходной, но на улицах малолюдно, автомобилей мало, заведений, где можно хорошо провести ночь, не видно. Возможно, и есть такие. А возможно, нет. Социализм!

И вот мы идём, Женя Иванов пытается шутить, Алла Георгиевна пытается смеяться, доктор Григорянц с интересом смотрит по сторонам, я тоже глазею.

Навстречу шумная группа, шесть человек, трое парней, три девицы, лет двадцати, двадцати двух. Идут, заняв весь тротуар. Ну, мы тоже.

Остановились друг против друга. Под фонарем — здесь их не так и много, фонарей. Нет сплошного светового пространства, экономят немцы.

Один из них ткнул пальцем в букву «Д» на моей «Олимпийке»:

— Что это?

Не совсем ткнул, палец остановился в вершке от груди. Один из подлых приемов, заученных мной, — схватить за палец и резко вывернуть на разгиб, вывихнуть, а удастся, так и сломать. Сразу, без угроз, без промедлений.

Но я вспомнил Тбилиси.

— Д — значит Динамо!

И тут началось! Парни завопили, девицы загалдели и полезли обниматься.

— О! Динамо!

Оказалось, болельщики, и сегодня берлинское «Динамо» победило «Магдебург». А вообще-то они студенты, физики и лирики.

Узнав, что мы из Союза, они очень мило спели хором по-русски:

Дружба, фройндшафт это корошо!

Дружба фройндшафт не запрещено!

Четыре раза!

Что делать? Пришлось ответить арией Тангейзера из первого акта. Ночь, место тихое, отчего бы и не спеть? К тому же я был в голосе.

— О, Вагнер, Вагнер! — и все зааплодировали. Сначала немцы, а потом уже и наши.

Мы немного погуляли вместе. Пели «Подмосковные вечера», «Катюшу» и — «Ленинские горы». Немцы начинали, мы подхватывали.

Увы, нам нужно было возвращаться.

— Товарищу Чижику завтра, то есть уже сегодня, играть важную партию, — по-немецки объяснил Женя. Как я и думал, немецкий у него академический. Почти школьный.

— О! Чижик! Чемпион!

И на прощание, уже на ступенях гостиницы, они очень мило спели:

Чижик, Пыжик, кте ты биль! На Фонтанке фотку пиль!

Я прямо растрогался.

Расстались по-приятельски, Алле даже дал телефон тот самый, кому я едва не сломал палец.

В номере я сидел в темноте, дожидаясь часа. Это в Берлине будет час, а в Сосновке все три. Время кошмаров. Лучше полчасика пободрствовать, зато потом спать спокойно.

Ночной Берлин подо мною как световая паутинка. Здесь реденькая, а дальше — густая. Западный Берлин электричества не жалеет, иллюминация, думаю, из космоса видна.

Понятно, заманивают, завлекают. Капитализм, ночная жизнь кипит, нехорошие излишества цветут пышным цветом, бегите к нам, будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин!

Я включил телевизор, опять советский, опять «Рубин», как в Польше. В экспортном исполнении.

По первой программе — «Aktuelle Kamera», это местное «Время». Рассказывали о визите Хонеккера. Сегодня он побывал в Ленинграде. Возложил венок на Пискаревском кладбище.

Переключил на западный канал. «Tagesthemen», опять новостная программа, эта побойчее, и о Хонеккере ни слова. Зато показали нас с Карповым! И Аллу тоже. Интересно, смотрит она телевизор, нет?

После новостей пустили американский фильм. С субтитрами. Ковбои преследуют негодяев, защищают справедливость, наводят верной рукой порядок. Только вот прямыми обязанностями, то есть скотоводством, не занимаются. Некогда, при такой-то жизни.

Ковбои быстро наскучили, видел один фильм — видел все, и я вернулся на канал ГДР. Ан нет ничего, кончилось вещание. Ну, правильно, трудовому народу необходим здоровый сон. Право на отдых, включая отдых от телевизора — великое завоевание социализма. А при безудержном капитализме телевидение местами круглосуточное, да не одна программа. Сиди и смотри, а думать не нужно, за вас думает телевизор.

И я решил подумать. Взять сегодняшний вечер, встречу с дружелюбными студентами, хорошо поющими русские и советские песни. Штази? Конечно. Без сомнений. Если «Катюша» и «Подмосковные вечера» студенты знать могут, это международные шлягеры, то «Ленинские горы» — очень вряд ли. Но давеча я спел «Ленинские горы» у себя в номере, потому — извольте, битте-дритте. Второе: была ли вечерняя встреча разработкой исключительно немецких друзей, или это совместная операция? Судя по тому, что и Алла, и Григорянц практически навязали свое присутствие, думаю, совместная. Примечание: Алла Георгиевна тоже в штатском. А то я сомневался, ага.

Какова цель операции? Показать, что я окружен друзьями. Плотно окружен. И потому могу быть совершенно спокойным.

Ну, а сломай я палец дружелюбному студенту, что тогда? Мигом из кустов появился бы рояль, то есть полиция, меня бы задержали, составили бы протокол. Затем Миколчук бы меня освободил, но я тогда уже был бы должником — и Миколчука, и немцев. Оно мне нужно? Оно мне не нужно. Хорошо, что я вовремя вспомнил и случай в Тбилиси, и наставления гуру Antonio Ilustrisimo: умение владеть собой важнее умения махать кулаками. Особенно если нет пистолета.