— Что так? Хвораете, товарищ?
Ирония почти и не скрывалась. В глазах тренера я был кем? В глазах тренера я был альфонсом. Любителем примазаться к славным людям, примазаться и пожить за чужой счет. Попросту, паразитом. Глистой. В новеньком адидасовском костюмчике. И руки холёные.
— Нет, я здоров. Но ведь подобные тренировки, — я показал на Лису, которая лупила ногами по закрывшейся партнерше, — они без травм не обходятся?
— Бывают и травмы, как без этого, — согласился тренер даже как бы с удовольствием. — Бывают.
— Вот. А у меня работа тонкая, — я простёр перед собой руки, пошевелил пальцами, — меня мелкая моторика кормит. Травмы для меня нож острый. Никак нельзя мне травмы получать. Да и к чему мне это? Москва не Чикаго, в Москве преступности нет. Моя милиция меня бережет.
— Это точно, — опомнился тренер. Вдруг я, да нажалуюсь? — Москва точно не Чикаго. И даже мелкую преступность к лету, к Олимпиаде, изведем полностью. На сто первый километр, в целях профилактики.
— Потом-то алкоголики, тунеядцы и хулиганы вернутся. Ведь граждане же.
— Может, да, а может, и нет, — загадочно сказал тренер, и занялся своими прямыми обязанностями.
А я своими. Вязать узлы. Одновременно и левой рукой, и правой. Полезно, и на душе спокойнее становится.
Сегодняшние газеты вышли с большим портретом Стельбова на первой странице. А Би-Би-Си считает, что многое ещё впереди. По Конституции Стельбов теперь первый человек в стране, но и по сталинской конституции первым человеком был Калинин, однако реальная роль его была, скорее, представительской. Как распределятся роли теперь, покажет ближайшее будущее, заключили эксперты Би-Би-Си.
Конечно, покажет будущее. Этак и я могу пророчествовать.
Я-таки позвонил Тритьякову, рассказал о преследовавших меня салатных «Жигулях». Генерал обещал незамедлительно принять меры. Какие меры — не сказал, но сегодня утром «Жигулей» на хвосте не было. Зато трижды я замечал милицейские «Волги». Бережёт меня моя милиция!
Я и не сомневался.
Девочкам я тоже сказал о «Жигулях». Пусть поглядывают.
Сегодня утром бравый гаишник привез нам новые номера, и сам же их привинтил. И старые оставил. И бумагу дал, что оба номера правомочны. Такое иногда практикуется.
«Волга» у нас обычного серого цвета, а что мотор фордовский, так это не видно. Правда, кузов «универсал», такие у частников редко бывают. Вот нам и дали номер автомобиля, принадлежащего МПС, то бишь Министерства Путей Сообщения. Нечаянной путаницы не случится: — та «Волга» в ремонте, и будет в ремонте долго.
У нас не Чикаго. Далеко и совсем нет. Однако кое-что порой и у нас бывает, нам ли не знать. Значит, с ними нам вести незримый бой, так назначено судьбой.
И вот сейчас, напитанные адреналином и эндорфинами, девочки радовались: тренер оценил подготовку как удовлетворительную.
И очень может быть. Но только для гражданских лиц. С другой стороны, мы же и есть гражданские, не так ли?
— А вот молодой человек подготовкой пренебрегает, — наябедничал тренер девочкам.
— Он? Не обижайте его, он чувствительный.
— Мужчина должен уметь постоять и за себя, и за других!
— Вы его на стрельбище проверьте, он стрелять горазд! — девочкам стало за меня обидно.
— Стрелять? Надеюсь, не до зарплаты? — опять позволил себе вольность тренер.
Подкалывает он меня. Третирует. Специально, что ли?
И вот мы в тире. Молодые и суровые бойцы внутренних дел оттачивают стрелковое мастерство. Бах-бах-бах!
Я поспешил вставить в уши затычки-беруши. Доказано, что у спортсменов, занимающихся стрелковым спортом, слух снижен на сорок процентов по сравнению со спортсменами — легкоатлетами. Читал автореферат диссертации. Для общего развития, да.
— Здесь один товарищ… — сказал тренер, и тут же все посмотрели на меня. Он, видно, в большом авторитете, этот тренер. — Один товарищ, он хочет показать, как умеет стрелять. Мы ведь не прочь поучиться, перенять опыт, а?
Ему ответили одобрительным гудением, мол, пусть покажет, пусть. А мы посмеёмся.
Другой тренер, помоложе, стрелковый, спросил меня, стрелял ли я когда-нибудь из пистолета Макарова.
Было дело, ответил я. На сборах. После пятого курса.
Значит, умеете?
Ну, в принципе дело нехитрое.
Тогда слушайте: на восемь секунд появляются мишени, числом пять. Ростовые. На расстоянии двадцать пять метров. Ваша задача — поразить их за это время. Вам дается пять патронов…
— Но ведь магазин пистолета Макарова вмещает восемь патронов… — перебил я тренера.
— А патронов пять, что непонятно?
И вот дали мне пять патронов. Я, как сумел, поместил их в магазин, а магазин вставил в рукоять пистолета. Ничего, справился.
— Курсант… То есть лейтенант Чижик к стрельбе готов!
— Готов пугать котов, — сказал кто-то из стрелков.
— Антифон наденьте, — подсказал тренер.
Надел.
Дослал патрон. Принял стойку Вивера. И стал ждать.
Мишени появились как бы внезапно. Но не внезапно, их появлению предшествовал скрип, так что у меня была маленькая фора.
Бах-бах-бах-бах-бах. Всё, патроны кончились. Никаких контрольных выстрелов.
— Чижик стрельбу закончил, — доложил я. Снял антифон, извлек из ушей беруши.
Итогами стрельбы стрелок остался доволен. Сойдёт для штатского. Все пять мишеней поражены. Если бы потренироваться, то из меня мог бы выйти толк. А так есть дефекты. Ни одного выстрела в центр мишени, все по периферии.
— Ну, я же не спортсмен. И стреляю редко. Раз в год, или два, — стал оправдываться я. — Для меня и этот результат — достижение. А что не в центр мишени… Во-первых, на нападающих могут быть бронежилеты. Во-вторых, если пуля попадет в колено, или в голову, мало не покажется. В третьих, нужно ведь и в живых кого-то оставить. Для допроса, для проверки, на развод. А если всех положить, потом гадай, откуда взялись, кто их послал, ну, и тому подобное. В-четвёртых, выбирать не приходится, это же не просто мишени, это вооруженный противник, и он не смотрит на тебя, а стреляет. Цейтнот! А в цейтноте все средства хороши, — стал по-студенчески оправдываться я, и, похоже, оправдался. Больше вопросов ко мне не было.
И только на пути домой Ольга спросила:
— Ты сердишься, Чижик?
— Я боюсь, — честно ответил я. — Когда противник не знает, что я вооружен и опасен, у меня есть шанс. У нас, — поправился я. — А если знает, то шансов нет. Теперь они знают.
— Так это же не враги, а наоборот, это Особый Отряд.
— Особый отряд? В каком смысле особый?
— Секретный. Ты, Чижик, к девятому управлению приписан, так?
— Так точно.
— Комитета госбезопасности?
— И это верно.
— А особый отдел — это милиция. Эм Вэ Дэ. Нельзя все деньги прятать в один валенок. Здоровое социалистическое соревнование на пользу всем.
— Ну, разве что соревнование, — сказал я, и успокоился. Для вида.
На самом же деле причин для покоя нет. За рулем Ольга, штурман — Надежда, и мы мчались на все сто. Километров в час, в смысле. Шоссе здесь в две полосы, машин мало, вот и хочется показать удаль. Сто, сто десять, сто двадцать…
Но не это тревожило меня. Ну, ладно, МВД, пусть. Но зачем им знать, на что я способен, зачем? И неужели они ничего не слышали о моих прежних… как бы это выразится… достижениях?
Может, и не слышали. «Девятка» делиться сведениями с конкурентами не станет. Она и с не конкурентами делиться не станет. Что происходит в «девятке», в «девятке» и остаётся.
С другой стороны, опасность часто грозит не от троцкистов, не от недобитых фашистов, а от криминала, причем криминала мелкого, шпанки. И тут милиция сработает лучше госбезопасности — у неё и агентура есть в этой среде, и глаз намётан, цап-царап, и ваших нет.
А, главное, что может чижик, оказавшись между волком и крокодилом? Взлететь повыше на веточку, спрятаться в листве, молчать. Больше ничего.
Мне хотелось домой. Переодеться. Мой спортивный костюм пропах порохом, а я этого не люблю. Невесёлые ассоциации. Придётся отдавать в химчистку.