— В чем подвох? Все, что я знаю о тебе, говорит, что ты не идешь на попятную. Половцы рассказывали о боях на Холме, где все пылало, замерзало, камни сами летали, боги языческие спускались, чтобы помочь тебе. Так почему ты не атакуешь? — уже присев, с не меньшей брезгливостью посмотрев на своего компаньона, спрашивал меня венецианец.

— Я не хочу и не могу потерять хотя бы корабль, — признался я. — Но я предлагаю тебе взглянуть на то, как буду топить твои корабли.

Я махнул рукой и лодку с бочонком пороха спустили на воду. Два гребца отбуксировали ее подальше от корабля, другая лодка, следовавшая следом, подобрала воинов. Через полторы минуты прогремел взрыв.

— Убирай, Витале Конторини, корабли! — сказал я жестко.

— Уберу! — сказал венецианец, впечатленный представлением.

А я подумал, что уже через два месяца, не позже, нужно подготовить флот и все-таки дать бой венецианцам, или византийцам-бунтовщикам. Но, кроме того, что нужна морская победа, в планах было воссоздать город Ольвию, чтобы была у нас база на выходе из Буга и Днепра. Вот уж не понимаю, почему после того, как город был разрушен гуннами, его не восстановили. Важнейшее же место! Ничего, недоработку исправим.

И эта была одной из причин, почему я не ввязываюсь в сражение. Все ресурсы, что имею, все должно быть употреблено на развитие. И в Ольвию отдельный караван будет готов ровно тогда, как будут разбиты крымские половцы.

Арон чувствовал себя не то что не в своей тарелке, а будто в некоем мифе, легенде, где рассказывается о славных, не сильно умных воинах. Сын народа Израиля, пусть внешне и предавший свое родство, ценил в людях более остального ум, хитрость. А сила — она, в понимании торговца, ставшего еще и дипломатом, последний аргумент, когда не сработали все остальные.

А вот мужчины, которые сидели напротив него, думали иначе. Они сами восхваляли лишь силу, а все поражения, которые прослеживаются в преданиях народа, связаны с тем, что героя обдурили, или боги отвернулись. Герой всегда молодец, а вот те, кто обманул его, те плохие.

И теперь Арон говорит, а они не верят. Он убеждает, а они убеждаться не хотят.

Прибыв на земли бодричей еще три недели назад, Арон никак не мог встретится со славянскими вождями. Наиболее сильные и знатные из них, Ратибор, Яромир и Никлот, были заняты как раз войной, которая началась еще до прихода Арона. Так что приходилось ждать и несколько терпеть неудобства. И то, Ратибор не смог прибыть на переговоры.

Полоцко-братскую миссию не впускали на славянские городища, или города… Что-то среднее между этими понятиями видел Арон и представитель Полоцкого княжества Вячеслав Святославович. Именно он, представитель полоцкой княжеской ветви представлял интересы не столько Полоцка, сколько всей Руси, так как лидерство Изяслава Киевского «Рогволодовыми внуками», или Изявлавовичами, так называлась полоцкая династия признано и клятвы произнесены.

Ожидание переговоров потребовало серьезных трат, прежде всего денег Братства. Бодричи задирали цены на продукты до безумия. За три недели ожидания Арону пришлось, чуть ли не со слезами на глазах, выделить двести семь полноценных серебряных гривен и не только для того, чтобы прокормить все три сотни человек, состоящих в миссии, а лишь на мелкие расходы, коня подковать, или досок прикупить. Продукты старались экономить и употреблять свои, иначе и серебра не хватит.

Славяне-бодричи оказались менее гостеприимны, чем даже балтские племена ливов и латгалов, через чьи земли Арону пришлось пройти. Торговец был уверен, что без двух с половиной сотен ратников, русскую миссию убили бы и разграбили еще при входе в земли вождя бодричей Никлота. Чужаков тут неохотно принимали

— Ну, все, хватит молчать. Я дозволяю тебе говорить, русич… Или ты не русич, но говорящий за них, — пробасил почти что полностью седовласый, с широченными плечами и грозным взглядом из-под нахмуренных бровей, вождь бодричей Никлот.

— Говори, Арон, я уже понял, чего ты хочешь, нужно, чтобы Никлот это осознал, — сказал Яромир, вождь руян.

— Это ты меня так слабоумным назвал, червь морской? — взбеленился Никлот и выхватил свою секиру.

Арон в отчаянии качал головой. Уже третья ссора между вождями. И не понять чего тут больше: реальной или наигранной. Торговец понимал, что воевода Владислав Богоярович несколько ошибся со своими выводами. Эти люди пока просто не понимают, какая опасность над ними нависла. И дело даже не столько в вероисповедании, разница в нем лишь позволяет оправдывать истинные цели. Датчане, саксонцы, другие германцы — все они стремятся заполучить более лучшие экономические выгоды.

Датчанам, к примеру, руяне, как кость в горле, не нужны они и германским торговым городам, которые уже готовы более тесно организовываться в торговый союз. Но руяне — это очень даже умелые и смелые корабелы, они не уступают ни в технологиях кораблестроения, ни в выучке и решительности в бою. Руянское пиратство — это бич Балтийского моря, многими все еще зовущееся Варяжским. Вот если убрать руян, взять их корабли, освоить их базы, так и Дания станет еще сильнее.

А для саксонского пфальцграфа важнее были земли, как, впрочем, и для остальных игроков. Это для церкви более нужнее новая паства, новые доходы, расширение влияния.

По сути, набирающая обороты война — это за то, чтобы контролировать Балтику и иметь возможность двигаться дальше, уже на земли балтов и восточных славян. Не закончится столетие, как авантюрист, называвшийся епископом Альбертом, создаст миссию в устье Двины, а уже в первый год следующего столетия на этом месте, как бы вдруг, появится мощнейшая крепость Рига.

Так придут крестоносцы, которые после сильно много крови попьют из Руси, и без того ослабленной усобицами.

Арон выждал минут десять, пока два драчливых воина не потолкаются, оскорбят друг друга и не обнимутся, вновь присаживаясь за стол. Такая вот у них манера общения, не понятная для торговца.

— Продолжай! — потребовал Никлот.

— Я представляю христианское православное Братство Андрея Первозванного, — начал было Арон, но его перебили.

— Если такие задохлики представляют рыцарский Орден, то какие же там рыцари? — сказал Никлот и все присутствующие рассмеялись.

В большом шатре, где Арон принимал вождей, находилось двенадцать гостей, сам торговец-дипломат, князь Вячеслав Святославович и двенадцать братьев, возглавляемых сотником Лисом, зятем Арона. Торговец инструктировал мужа своей дочери, чтобы он ни к коем случае не вмешивался в переговоры, но прозвучало оскорбление в сторону Братства. Такое смолчать было нельзя. Просто закончатся переговоры и суровые славянские воины с насмешками покинут шатер и потребуют убираться вон.

— Ты ли вождь, или кто иной, хочет спытать силу воинов нашего братства? — спросил Лис.

Сотник посмотрел на своего тестя, но тот только с огорчением вздохнул. Арон понял, что без того, чтобы побряцать оружием, не обойдется. Перед ним те мужи, которые не ценят переговоры, но уважают силу. И хорошо, что такой поворот был предусмотрен.

— А ты ли можешь встать против моего воина? — с усмешкой спросил Никлот.

— Могу я, может и мой воин, — спокойно отвечал Лис.

Никлот задумался, посмотрел на вождя племени руян, Яромир, более пристально посмотрел на Лиса.

Дело в том, что Никлот только что вернулся с богатейшей добычей, бодричам удалось взять приступом город Любек и эта победа вселила в головы славян веру, что их боги намного сильнее какого-то там распятого бога. И теперь, если проиграть даже в поединке христианину, то может несколько подорваться идеологическая основа безоговорочного превосходства язычества над христианством.

— Лютобор! — выкрикнул Никлот.

Его зов дублировали снаружи шатра и только через минут десять пришел тот самый Лютобор. И это не был гигант, пусть мужик и обладал ростом выше среднего, но весь вид поджарого, тренированного, с решительным злым взглядом, воина, говорил, что прибыл сильный ратник.