Удивительно быстро построенная арена была метров в сто в длину, по ее центру были что-то вроде перил, разграничивающие полосы для разбегов противников. По две стороны от ристалищ, а их было два: одно для конных, другое для поединков на мечах и групповых поединков, возвышались трибуны в четыре ряда. Центральная ложа была занята монаршими особами, по бокам от них располагали еще две ложи, в каждой по отдельности восседали европейцы и византийцы.

И вот я должен теперь не ударить в грязь лицом. Этот бой нужно выигрывать.

Отмашка от распорядителя и я пришпориваю коня, тот становится на дыбы, но уже через пару секунд начинает разгон. Противник так же спешит на встречу. Наши копья без наконечников, но от этого не так уж и спокойнее. Травма, а то и смерть, весьма вероятны, потому сердце отстукивает дробь не меньше, чем в реальном бою, а даже больше. Внимание сотен глаз, особенно монарших персон, нагнетало волнение, подавить которое было крайне сложно.

Перехожу в каскад, в своей манере держу копье дальше от того места, где должен быть наконечник. Еще и пристаю, сгибаюсь и максимально подаюсь вперед увеличивая в общем не менее, чем на метр копье. Это, как сказали бы игроманы из будущего, — читерство. Конь умница, несет меня плавно, словно летим, сзади чуть свистят крылья, впрямь ангелом можно себя возомнить. Но вот остается десять шагов, пять…

Удар!!! Копье ломается, чуть выворачивается кисть, но не критично. Важнее — результат, а боль в кисти можно пережить.

— Уа-а-а! — орет толпа.

Гийом Шато Моран маркиз де Жюси остается в седле, но покачивается из стороны в сторону, того и гляди, что упадет. Победа. Если бы противник был в нормальном состоянии, при этом удержался в седле, то можно продолжать. Вместе с тем, я имею право подскакать и толкнуть копьем противника, увеличивая шансы на то, что он все-таки свалится. Но у меня поломанное копье, через перегородку оно не достанет до маркиза. Слезать с коня и бежать к сопернику считаю не правильным.

Так что нужно быстрее скакать за вторым копьем и заканчивать этот бой. Быстро добравшись до Ефрема, который выполнял функции моего оруженосца, я взял второе копье, но…

— Дамскую милость дарует дама рыцарю Гийому Шато Морану маркизу де Жюси, — прокричал распорядитель, а к моему противнику уже устремлялся всадник, на конце копья которого был то ли шарф, то ли платок с вышитой лилией.

Алианора спасает моего противника. Теперь я не имею права его добить. Казалось, что это бесчестие — прятаться за юбку женщины, но на турнире такое норма.

И тут вверх взвился Андреевский Стяг, нет их было много, на турнире присутствовали все сотники Братства, у части их них были стяги. Прямо сердце защемило. Не посрамил, выиграл главный поединок, официальный вызов — это очень ответственно. По ходу турнира можно поражение списать на усталость, что господь «устал видеть победы одного и того же рыцаря», еще на что-нибудь. Когда много схваток, считается, что нельзя постоянно выигрывать, что поединок конных рыцарей это часто даже лотерея. А вот главный бой — это и мастерство и Божья воля, Суд Господа. Так что важно было показать, что Господь с Братством.

Улыбаясь от радости, причем не стесняясь, во все свои тридцать зубов, к сожалению, два зуба выбили раньше, я ехал к стойлу, где разденусь, сниму шлем с забралом, благодаря которому, то, что меня не видят, имею возможность выплеснуть эмоции. Там же ополоснусь от конского и своего пота, и пойду смотреть с трибуны за тем, как мужики друг-друга мутузят. Мои бои на сегодня закончились. Начинался что-то вроде квалификационный предтурнир.

Сейчас толпу развлекали жонглеры, танцоры, но уже готовились рыцари для поединков. Что ж, развлечемся, а после домой. Если получится, даст Бог уже не будет неожиданностей. Нужно выбить еще венецианцев из Херсонеса, чтобы запустить проект «Из варяг в греки 2.0», а тоска по дому все больше захватывает. Я не успеваю к рождению своего первенца, а это неправильно. Нет, все же нужно успеть, да и роды самому принять. Может и не пойду воевать Херсонес.

Я стоял на флагмане моего флота и впервые терялся. Я сухопутный! Вот так я оправдывался перед самим собой. Напротив моего флота выстроились корабли венецианцев и вместе с ними византийские. И без оптических приборов было отчетливо видно, что бойцы условного противника готовятся к сражению. Готовились и мы. И не то, чтобы я опасался этого боя. По численности, так сказать, вымпелов, нас больше, как и по числу воинов, но, как именно нужно командовать боем в море, я понятия не имел.

Рядом были люди, которые понятие о таких баталиях иметь обязаны. Но, тогда я лишний? А вот это не нравилось. Да и опыта ведения морских сражений почти никто из членов команд не имел, кроме тех греческих и армянских матросов, которых пришлось нанять.

— Воевода, отчего кручинишься? Али не веришь, что одолеем? — вечный оптимист заряжал и меня своим позитивом, но все равно мыслей дурных хватало.

— Победим, это да. Огнем жечь будем, гранаты кинем. Но потеряем свои корабли и людей, — отвечал я. — Но ты прав, бегать не станем, это точно.

— Воевода, они и сами понимают, что не выдюжат. Может, поговоришь с ними? Пусть пропустят! — предложил адмирал Братства.

— Говорить можно, наверное, нужно, — с сожалением сказал я. — Сперва я рассчитывал, что они пропустят такой большой флот, а оно воно как. Готовятся в бою!

Да уж! Неприятно, когда обстоятельства складываются, что лучше договориться, чем прорываться.

— Без потерь не выйдет? Кучно стоят, почти один к одному. Можно лодку с порохом на скопление направить, выйдет? — спрашивал я у Вторуши, но, на самом деле, и сам видел, что не получится.

Вторуша все то время, что мы находились в Византии, учился. Я оплатил его обучение на одном из военных кораблей ромеев. При этом заплатил так, чтобы этот византийский корабль почти постоянно находился в море и маневрировал, как в бою. Уже в пути я вновь рассказывал адмиралу-дуке о том, что сам видел в иной жизни. Понятно, что в художественных фильмах не особо наберешься понимания о тактиках морских сражений, но все же кое-что в теории знал и я. К примеру против ветра на парусах можно ходить не только зигзагами, но и петлять.

Основными причинами, почему я не хотел сражения, были люди, сами корабли, более чем ценные для Руси и для Братства, ну и огромное количество ресурсов, которые погружены на суда. Мы перегружены, маломаневренные, а на каждом корабле есть немало гражданских. Они станут только своим присутствием мешать воинам, кроме того, терять даже десяток ценных ремесленников никак нельзя. А узнают те же венецианцы, что у нас практически в рабстве их соплеменники, так вовсе озвереют, будут биться до последнего. Мотивированного противника мне не нужно.

Ну и ресурсы. На кораблях мы перевозим самое ценное. Да тут золота только десять с половиной талантов, а это больше двухсот семидесяти килограмм. Серебра везу восемь тысяч марок — более тысячи шестьсот килограммов в металле. Я собираюсь начать чеканку монеты для улучшения товаро-денежного оборота на Руси, и не хочу, чтобы необязательное сражение перечеркнуло всю ту работу, что была проведена и обесценило те жизни, которые были отданы во время решения «венецианского» вопроса и дуэли с маркизом — двух наиболее прибыльных мероприятия, если не считать весьма выгодную торговлю.

— Давай, Вторуша, делай, что там у вас, морских, нужно, чтобы вызвать на переговоры, — я окончательно решил использовать Слово, то есть дипломатию.

Огонь будет, но позже. Жаль, с этим придется повременить. Используя более ранние и не конкретные сведения, я планировал сходу взять Херсонес. Войска Братства должно было хватить для решения этой задачи. Но… не учел я один фактор — половцев, те Орды, которые перешли за Крымский перешеек и тут, по меркам степи, набились, как шпроты в банке. Оказывается, что часть непримиримых борцов с Русью переправилась сюда. Я думал, что все к хану Башкорду проследовали, но, нет, в Крым ушли, паразиты.