Тот, кто разрабатывал план, владел информацией, как сказали бы в будущем, «инсайдерской». И я даже догадываюсь, от кого именно исходило предательства. Я чувствую подвох… вот хочется сказать, что в нобилиссиме Никифоре, которого все еще считаю своим врагом, но Дионис… В нем еще больше червоточин.

— Я выслушаю вас после Совета, — сказал император, обращаясь сразу и ко мне и к моему… подельнику Ивару.

Я стал еще раз прокручивать в голове план действия, а василевс продолжил собрание, уже не обращая внимание ни на меня, ни на командира варяжской дружины.

— Я тебя прошу, младший воевода Никифор, не делай того, что должно! — нерешительно, даже с нотками мольбы, говорил Алексей.

— Да все я понимаю, но как на это реагировать? Это же жена воеводы, на нее покушалась…- обычно остававшийся спокойным при любых обстоятельствах, сейчас Никифор чуть ли не кричал.

Да! Это была Улита. Именно она совершила попытку вытравить ребенка из Марии-Тесы, жены воеводы Братства. И что теперь с этим делать, ни муж Улиты Степановны, Алексей, ни младший воевода, не знали. Мужчины больше разбирались в военной стратегии, тактике, а тут такое…

— Смерть на ней есть — служанка. Это близкая к Марии женщина. И вот еще, Алексей, ты должен понимать, что я все равно стою за Братство и чистоту помыслов и деяний. Так что ты не найдешь во мне соратника, если станешь простить все скрыть от воеводы, я не стану покрывать преступление. С Марией и с ее ребенком только Божьим промыслом ничего не случилось, — сказал Никифор и строго посмотрел на Алексея. — Ты мне брат, но Улиту следует казнить, уж больно злое преступление она совершила, а измыслила еще большую скверну.

Марии на самом деле повезло, если можно назвать везением жуткие токсикозы, что ее мучают уже как месяц. Вот и тогда она не съела отравленную кашу, а, только завидев блюдо, Марию начало рвать. На фоне того, что служанка умирала, рвота жены воеводы была воспринята, как проявление отравления.

— Я не дам ее казнить! — жестко припечатал Алексей. — Она мое дитя носит и я люблю ее.

Двое мужчин жестко и бескомпромиссно смотрели друг другу в глаза и никто не хотел уступать.

— А мы и не будем казнить Улиту Степановну, — в горницу вошел отец Спиридон, прерывая своим визитом безмолвное противостояние.

— Ты прости меня, настоятель, но тут решать, не тебе. Я поставлен над Братством в отсутствие Владислава Богояровича, — сказал Никифор.

— Это так, но уже загублена одна душа, а можно загубить еще две: Улиты, да того дитя, что у нее под сердцем. А еще и вы рассоритесь. Не допущу! — последние слова отец Спиридон выкрикнул и ударил о пол своим массивным посохом, который в последнее время носил.

— Так как же, отче, поступить-то? — сказал Алексей и развел руками.

— А то не Улита Степановна сделала, а бесы, которые в нее вселились. Это они хотели извести не Марию, а сына воеводы нашего. И родится отрок Владиславовичем нареченный и станет он грозой для людей, пришедших из Степи и захвативших уже полмира, и восторжествует Свет над Тьмой… — Спиридон выдавал пророчество, а оба мужчины встали на колени и неистово крестились.

«Рано, сильно рано… А, вдруг, дочь родится, а не сын?» — промелькнула мысль в голове Спирки, ставшего уважаемым отцом Спиридоном.

Некоторые «пророчества» были подготовлены заранее, причем, составлены таким образом, чтобы, если и не попасть в самую цель, то быть в своих предсказаниях где-то рядом с вероятными будущими событиями. Вот, например, сейчас Спирка предрекал, что сын воеводы, особенно его внук станут чуть ли не спасителями Руси от нашествия каких-то там непонятных степняков. Вроде бы половцев разбили, они сейчас неорганизованные и, напротив, ищут в своем большинстве союз с Русью, но нет, еще кто-то придет, намного злее.

Зачем это все? Спирка до конца и сам не понимал, но одна из причин была очевидной — Владислав заранее готовит обоснование для высокого статуса своего сына и всего рода. Ну, кто же будет сомневаться в праве быть среди первых на Руси человеком, которому предписано сыграть важную роль в деле выживаемости русских земель, или даже их возвышении.

— И станет ему помощником тот, что из чрева Улиты выйдет, — закончил свое «предсказание» Спиридон.

Алексей и Никифор стояли и мутными взглядами взирали на Спиридона. Религиозный экстаз поглотил двух мужчин, особенно истово верующего младшего воеводу. Увлекся и Спиридон. Он так заказывал глаза, что почти не было видно зрачков, только белок, что придавало происходящему еще больший мистический антураж.

— Так что с женой моей будет? — спросил Алексей, уже запутавшийся в том, что твориться вокруг его и внутри его.

— Пусть скажет боярыня Мария! — сказал Спиридон.

С женой воеводы, прибывший для разбирательств произошедшего, Спиридон поговорил. Это прежде всего было сделано. Женщина, ребенка которого хотели вытравить, сперва жаждала смерти отравительнице. Улита еще и не рассчитала количество яда и была убита служанка и няня Тесы, которую девушка знала с детства.

Спиридону пришлось долго и настойчиво объяснять, к каким последствиям может привести казнь Улиты, тем более, что виру за служанку Алексей выдал в тройном размере — целых двести сорок гривен, учитывая незнатное происхождение половецкой служанки, сумма выглядела запредельной.

Мария поняла, что своей настойчивостью и желанием убить Улиту, она только навредит своему мужу, то есть, сделает то, чего не хочет, чего не может допустить. Муж — он ее любимый, он ей дарован Богом. Так что жалко было служанку, но предложенный вариант как именно поступить, озвученный Спиридоном, женщина приняла.

Спиридон опередил жену воеводы, которой нужно было перед выходом привести себя в порядок, но уже через минуту после «пророчества», Мария отчитывала всех собравшихся мужчин, а они терпели это, не перебивали.

— Ты, Алексей, более остальных должен был следить за женой своей. И подумай о том, что она на чужих мужей заглядывается. В чем причина ненависти ко мне? Думаю, понимаешь — любит она Владислава. Но он мой! Дальше, ты, Никифор… Не тебе ли была поручена моя охрана? Не справляешься, так я брату своему пошлю, чтобы прислал добрых воинов из Орды… — не громко, но жестко, проникновенно, говорила Мария-Теса.

На самом деле, Мария позволила Спиридону себя уговорить. Она понимала, что казнь Улиты сильно помешает ее мужу. Мало того, это помешает и ей. Она слышала, что народ, причем и местные племена черемисов и русичи, все недолюбливают кипчаков. Еще не хватало, чтобы люди говорили, что кипчатская дочь убивает местную женщину, ну, или что-то в этом духе.

— Она родит, но сразу же отправится в монастырь женский, — вынесла приговор Мария. — В Суздаль, в Покровский.

Там, под Суздалем, всего в тридцати верстах от Воеводино начали строить монастырь. Пока большей частью деревянный, но часовенка, из которой и родиться монастырь, будет из кирпича, который обжигается во Владино. Как раз получится так, что как Улита родит, монастырь уже сможет принимать «невест Христа». Улита, как пока что самая знатная из потенциальных монахинь, могла бы стать игуменьей.

— Это твое решение, боярыня? — спросил Никифор.

— Мое, но и Якима Степановича, брата Улиты, — сказала Мария.

Алексей был ни жив, ни мертв. Он понимал, что решение с монастырем — это очень правильно, лучшее из того, что могло быть. Вот только тоска съедала мужчину. Потеряв одну семью, он, получается, что теряет и другую.

— Не кручинься, брат, Господь видит твои тревоги, он вознаградит, — Никифор попытался поддержать Алексея.

— Все готово к выходу? — резко спросил Алексей, встал с лавки и стал ходить по горнице, будто убегая от сложных мыслей. — Нужно спешить к воеводе, а у нас здесь еще дела.

— Все готово. Завтра по утру можем уже посылать передовую полутысячу, а самим выходить послезавтра, — несколько обрадовано отвечал Никифор.