Все это говорит о Михаиле, как о посредственном человеке и служащим. Военный не может быть «не рыба, не мясо», особенно в этом времени, когда военачальник впереди своих воинов. Военачальник — это яркая личность, иначе у меня не укладывается в голове, зачем он нужен, как вести людей в бой, если ты серая мышь? То, что должность командующего всеми войсками все еще остается у Палеологов, говорит за то, что они имеют серьезный политический вес.

— Твоего дядю я знаю, — отвечал я и обратился ко второму переговорщику на итальянском языке.

— Сеньор, кто я, вы знаете, кто вы? — выдал я немудренную фразу.

Смотрящий с презрением, словно он и был главным человеком на моем флагмане, головном корабле, не сразу ответил. Низкорослый, даже со скидкой на эпоху, в которой средний рост был метр шестьдесят, взирал на «меря» с низу вверх, как может смотреть муравей на большого шмеля. Вот она — добыча муравьиная, можно съесть и только некоторое недоразумение не позволяет это сделать. Шмель, то есть я, — живой, и может позволить себе не замечать такую мелочь, как муравей.

— Я Витале Конторини, мой род один из знатнейших в Венеции, — горделиво заявил венецианец на греческом языке.

— Садитесь, сеньоры! — сказал я так же на греческом, указывая на небольшой столик в центре большой палубы одного из венецианского гиганта, ставшего моим флагманом.

На столике лежало аккуратно нарезанное мясо, в будущем имевшее название «пршут», а пока просто «мясо», вино, финики, белый хлеб. Для морского путешествия, в котором и самые знатные аристократы лишают себя роскоши богато питаться, — вполне нормальное кушание.

Но не есть же я собираюсь. Так, дань вежливости. Я собираюсь вести переговоры, наверное, сложные. Нельзя было не заметить того, с какой чуть сдерживаемой злостью, венецианец рассматривал корабль, на котором сейчас находился.

— Мы знаем, какое вероломство произошло в Константинополе. Ты, юный командор Ордена смеешь принимать меня на корабле, хозяина которого я знал лично? — взбеленился Виталька.

— Достопочтенный Федор семьи Палеологов, — предельно учтиво, пока не обращая внимания на оскал венецианца, обратился я к подданному василевса. — Правильно ли я понимаю, что ты предаешь своего императора?

— Да как ты смеешь? — выкрикнул Федор, резко встал и выхватил свой меч, тоже самое сделал венецианец и еще пять воинов, сопровождающих их.

Я не дернулся, проявил максимальную сдержанность, мало того, так с внешне невозмутимым видом, еще и отпил вина. А вот моя команда… дюжина арбалетов в миг была направлена в сторону гостей, десяток Ефрема, заточенный на охрану, встал по бокам от меня.

— Опустите оружие! — обратился я к своим воинам. — Мои гости не такие глупцы, чтобы дать нам возможность убить их или взять в заложники. Они успокоятся и вложат клинки в ножны. Если же взять в плен, — это же так же может сработать? Я пообещаю освободить вас после бояили после того, как зайду в Борисфен, хотя мне более близко название реки Днепр.

— Но ты убийца! — выкрикнул дерзкий венецианский малыш.

В смелости ему не откажешь. Даже в невыгодной ситуации гнет свою линию. Но гибче нужно быть. Мне ли, русичу такие прописные истины дипломатии озвучивать для венецианца и византийца, представителей народа, о вероломстве которого легенды ходили и в будущем.

— И все же, присядьте! — с металлом в голосе, сказал я. — Еще одного предложения о благоразумии не будет. Сами понимаете, что мы разобьем вас, а вы без чести умрете.

— Но при этом и вы потеряете самое малое — три-четыре корабля. Да и у нас есть шансы на победу, — более спокойно, чем его венецианский приятель, говорил Палеолог.

— И византийский флот атакует нобилиссимаВизантии? — выкрикнул я.

Думал, что на переговорщиков озвучивание моего титула возымеет шокирующий эффект, но, нет, они выглядели чуть недоуменно и крутили по сторонам головами. Не сразу я понял, что они ищут того самого нобилиссима.

— Ах, да! Я не уточнил, а вы и не поняли. Перед отбытием из Константинополя, василевс Мануил Комнин даровал мне этот титул. Вот пергамент с дарованием мне права именоваться родственником императора, — я занес правую руку себе за плечо, и в ладонь сразу же вложили увесистую грамоту о даровании мне титула нобилиссима.

Я передал документ в руки Федора Палеолога. Если бы только в единичном варианте была грамота, то, конечно, ничего не давал бы марать пальцами, но у меня оставалась еще одна копия.

На самом деле, это весьма хитрый ход Мануила, и не только его, но и целой группы придворных. Они подобным образом вроде бы как делали меня подданным императора. И такое положение дел было обязательным, если я хотел бы иметь филиал Братства на территории Византии.

Вот она изуверская хитрость! Я уже нанял артели строителей и проплатил их услуги. На сербской земле строилась большая база Братства. Были наняты крестьяне-арендаторы, которые должны были обрабатывать землю вокруг базы, не для того, чтобы прокормиться полностью, а чтобы хоть немного снизить зависимость от нестабильных поставок продовольствия. Были собраны воины, произошла ротация, когда я оставлял полторы сотни русичей, нанимал пятьдесят катафрактариев для обучения, а с собой забирал часть сербов, греков, армян.

То есть, все было налажено, сделано, эти формирующиеся отряды уже становились частью моего планирования, как… «Последняя мелочь, воевода, мы не можем допустить, чтобы кто-то, кроме подданного василевса, стал иметь свое войско на территории империи, » — сказали мне, за день до отбытия из империи.

Можно было психануть и забрать всех своих людей, разрушить уже построенное, продать материалы для строительства и все такое, чтобы ничего от Братства не оставалось в империи, но я не порол горячку. Я предложил сделать меня нобилиссимом. В шутку, подразумевая, что этого не произойдет. Но, нет, пожалуйста, не жалко, будь им! С такой логикой отнеслись к моей дерзости.

Я знал, что при Комнинах сильно обесцениваются одни титулы, возникают другие, но, чтобы так… Византийство было проявлено в особых условиях ношения мной титула. Нобилиссимом я могу быть везде, кроме… вуаля… Византийской империи. А на территории Византии я — примикирий — глава императорского военного сопровождения. Этот титул позволяет мне иметь свой стяг, то есть флаг и иную символику Братства, земли и резиденцию в Константинополе. То есть, Братство получает юридическое обоснование владеть тем, чем уже владеет на территории Византии.

— Ты, выходит, что старше меня титулом, воевода… нобилиссим, — растерянно говорил Федор Палеолог.

— Получается. И я имею право отдать тебе приказ сопровождать меня и охранять. Так что, приказ выполнишь? — говорил я, усмехаясь.

— Я… я не знаю, — мямлил Федор.

Вот на такую реакцию я и надеялся, вопреки тому, что обстановка не предполагала верности представителя империи в Херсонесе своему императору. То, что произошло в Константинополе, тут уже известно. Но все равно венецианцы стоят бок-о-бок с византийцами и не пропускают именно византийцев, целого нобилиссима в моем лице.

— Хвьедар, ты клялся в дружбе со мной! — с нотками испуга напоминал о себе Витале Конторини.

— Решай, Палеолог. Уверен, что предательство не будет одобрено главой твоего рода Михаилом, — напирал я на византийца.

— Я не могу… я… жениться… я, — мямлил византиец, а после, так и вообще, расплакался.

Палеолог, предок, вероятного в будущем императора Византии, если история окончательно не свернет в другую сторону, он плакал, как может только женщина. Нет ничего более брезгливого для меня, как слезы мужчины, который опоясан мечом. Слабый характером? Паши землю, работай приказчиком у купца, да много чего можно делать, но нельзя опоясываться мечом.

— С тобой говорю, Витале, просто пропусти нас. Отведите корабли. Я делаю последнее предложение — четыре сотни марок серебром. Так вы сохраните честь и даже больше, сообщите о своей победе, — сказал я, борясь с внутренним протестом. — Я даю вам право заявить о своей победе при этом не жечь мосты, а пробовать договариваться с императором.