С середины моста мне видны обе стороны: Буда (или это Пешт?) позади меня и Пешт (или это Буда?) — впереди. Мы понимаем вещи, нащупывая их края, когда глаз их выхватывает, отделяет одно тело от другого. Мы узнаём города по их границам: необозначенным (сразу можно понять, где начинается пригород) или неотчуждаемым, крутой обрыв вниз со скалы или в воду. Город там, где он соединяет. Первый мост в Будапеште был построен в 1849 году. Как горожане Буды и Пешта справлялись до этого? Я не знаю. Неужели технологии не позволяли преодолеть столь большой промежуток или просто никто не хотел переходить с одной стороны на другую?

В восемнадцатом веке в немецком городе Кёнигсберге было семь мостов, и его жители, надеясь освободить себя от утомительных повторений, искали маршрут, который позволил бы пройти по всем семи мостам, не проходя ни по одному из них дважды. В Будапеште восемь мостов, перекинутых с одного берега на другой, или к четырем островам и от них — и эти два четных числа увеличивают наши шансы на то, чтобы передвигаться, ни разу не встретившись с прошлой версией себя.

Каждый мост в Будапеште построен в своем стиле — видимое доказательство хода времени. С севера на юг: мост Медьери (2008 года); мост Арпада, некогда Сталинский, построенный для рабочих (1950 года); мост Маргит (1876 года); старейший, Цепной мост (1849 года); мост Эржебет (1903 года), перестроенный в 1964 году; мост Свободы (1896 года, реконструированный в 2009-м); мост Петёфи, когда-то Хорти (1937 года — сайт сообщает, что это, возможно, наименее вдохновляющий мост из всех будапештских); и, наконец, мост Ракоци (1995 года), некогда Ладьманьоши, — он освещен фонарями, которые отражаются в обращенных вниз зеркалах. Есть еще Северный железнодорожный мост (1913 года, перестроенный в 2008-м) и Южный железнодорожный мост (1877 года, перестроенный в 1953-м), которые, посчитай мы их, всё равно дали бы четное число, и которые, поскольку их нельзя перейти пешком, мы учитывать не будем.

(Мы не будем? Легко вести подсчеты и соскользнуть в безличное — первое лицо, множественное число — размноженное, размытое, раздутое до авторитета. И для примера, насколько болезненно переходить от первого ко второму: «Его время сильно отличалось от ее. Иногда он требовал ответа сразу, а бывало, не отвечал неделями».)

Но вернемся к переходу мостов в описанном выше порядке: да, в Будапеште легко обойти все мосты, не пройдя по одному и тому же дважды. Это даже легко, ведь мосты на два острова тут считают за один. А что если я приехала увидеть мосты, а не город? Что если город случаен? Что если мосты — призрачные узлы этого алгоритма, а туристические улицы с их зáмками, парками, памятниками, магазинами, кафе — арки, лишь средства доставки до следующей точки перехода? Что если я хотела посетить не место, а время?

Если я хочу понимать ход времени хронологически, пока историческое время продолжает идти мимо меня в своем величественном темпе и в какие бы петли время ни скручивало мою жизнь, тогда, согласно датам завершения строительства, порядок мостов будет следующим: Цепной мост (1849), мост Маргит (1876), мост Свободы (1896), мост Эржебет (1903), мост Хорти (1937), мост Сталина (1950), мост Ракоци (1995), мост Медьери (2008) — то есть мост остается тем же мостом даже отреставрированный, переименованный, соединяющий берега в ровно тех же местах.

Пространство города не параллельно времени. Я могу не двигаться, но город меня перезапишет. Мне нужно только ждать. Если я буду считать, что Арпад не тождественен Сталинскому мосту, потому что он не носит прежнее имя, или что мост Эржебет 1903 года не равен совершенно другому мосту под тем же именем, построенному в 1964 году и соединяющему ровно те же точки, то я скорее расположу мосты в разрезе их последних воплощений, и порядок получится следующий: Цепной мост (1849: несмотря на то что дополнительные львы были установлены в 1852 году, этот мост остается старейшим), мост Петёфи (1937), мост Арпад (1950), мост Эржебет (1964), мост Ракоци (1995), мост Медьери (2008), мост Свободы (2009), мост Маргит (2011). В этом случае вместо того, чтобы идти от моста Эржебет до моста Свободы, мой путь пролегал бы сначала через Петёфи до Ракоци, хотя Петёфи переместился бы севернее, чтобы оказаться ниже Цепного моста. В любом случае, двигаясь с севера на юг, я бы хоть раз да и пересекла один и тот же мост дважды, и это был бы лишь вопрос времени.

Время может исчисляться расстоянием между началами и концами событий, а также сточной водой между ними. Как и города, события определены в границах, и проще всего придать им форму согласно их пространственным пределам: то лето в Париже или та зима в Братиславе. Я могу измерить время как разницу между этими границами, но я не знаю наверняка, оцениваю ли я разницу вместе и разницу в себе. Не существует единицы измерения маленькой личной перемены (считалась бы она десятками, как евро, или тысячами, как форинты?), не существует также и стандартного курса для обмена личного времени на историческое.

Что ж, я перейду этот мост в свое время. Пока меня устраивает балансировать на мосту, в пространстве между двумя однозначностями.

В 1735 году математик Леонард Эйлер объявил, что в Кёнигсберге, где берега реки были соединены нечетным количеством мостов, «Задачу о семи кёнигсбергских мостах» решить нельзя. Поскольку количество берегов с нечетным количеством мостов не равнялось двум (или нулю), то добраться до всех концов города, не переходя хотя бы один мост дважды, не представлялось возможным. Сегодня в Кёнигсберге пять мостов. Прошло время, и стало возможным пройти по всем мостам без повторов, если только вы не против оказаться на острове. Кроме того, город больше не носит название Кёнигсберг — теперь это Калининград. Сегодня он находится в России, а Пруссии — где он находился когда-то — уже даже не существует как страны, а значит, прошло еще больше времени, и проходило оно через разные курсы — политические, национальные. В 1945 году Советский Союз прогнал немцев: и военных, и мирных жителей. Сейчас в городе живут только русские и поляки, переселившиеся туда после Второй мировой войны, так что этот почти полностью разрушенный город теперь почти неузнаваем. Хотя на местных кладбищах всё еще можно встретить могилы немцев, в том числе Иммануила Канта, в Кёнигсберге больше нельзя пересечь один и тот же мост дважды. Он стал городом без памяти.

Перешла через реку и в Пеште (или в Буде?) оказалась на территории туров выходного дня. Пары, отметившие серебряную свадьбу, идут рука об руку. Я ни о чем не жалею. Они не выглядят счастливыми.

Районы Будапешта закручиваются по часовой стрелке растущими кругами. Первый район — в Буде, Пятый — в Пеште, а может, наоборот. Независимо от номера эти две половины центра города — бинарные: одна холмистая, другая плоская, одна — stary, другая — mlady, вот только это словацкий, не венгерский. Я недолго жила в Словакии, в Братиславе, на узкой границе с Будапештом. Вот как я оказалась здесь впервые. Всего пара часов на поезде, следуя за рекой, которая рассекает оба города.

Сверяясь с картой, иду в купальни «Рудаш», но, как и в Ницце, чувствую неумолимый подъем — на этот раз через заросший парк к Будапештскому замку. Я не собиралась никуда карабкаться, но дорожки вьются вверх, закручиваясь по часовой стрелке, как районы в Будапеште, как вода в раковине — хотя нет, я где-то читала, что вода в раковине может закручиваться в любом направлении, где бы в мире вы ни находились, причины на то сугубо локальные, как, например, наклон сливного отверстия.

Уже не так жарко, и я понимаю, сколько усилий прикладывала на юге, чтобы чувствовать себя комфортно. В Софии нежелательным было любое прикосновение. Здесь же я с облегчением надеваю свитер, куртку, прокладываю слои между собой и другими людьми. Закрученные, как штопор, улицы усеяны массажными салонами, местами, где за прикосновение платят, но их тротуары почти пустые, только статуи нагих женщин отстают от чугунных фасадов зданий в стиле ар-нуво. Они больше не поддерживающие кариатиды — спускаются с фасциев на улицы. Они почти среди нас.