— Та самая.

— Она же — Ирия Таррент. Любовница обоих Тенмаров, ревинтеровского капитанишки Эдингема, виршеплета Констанса Лерона, моего безумного братца и словеонского князя Всеслава.

Слуги шепчутся, что Эрик изменился. Если и да, то всё это в нем было и прежде. Когда он заставил Алису смотреть на будущую казнь мятежников.

И сколько в Бастарда нужно влить вина, чтобы он наконец свалился? Бочку? Две?

— Про Всеслава — вранье. Про вашего брата, к счастью, тоже.

И впрямь безумного. Но не больше, чем теперь ты сам. И ты не родился больным ребенком.

— Значит, правда про остальных? Брак с Роджером Ревинтером — это такая шутка? Разве ты не обещала любовь и верность, и что там у тебя есть еще — твоему кузену Констансу Лерону?

А что ты сам пообещал Алисе, что она предпочла укрыться под покровом михаилитской церкви?

— Любовь не обещала, верность — тем более, — усмехнулась Ирия. — А всё прочее Констанс получил и так.

Где-нибудь в другом, более справедливом мире.

— Знаешь, а мне нравится бесстыдство. Ты, по крайней мере, честна. Шлюха — она и есть шлюха. Красивая потаскуха. И ничего больше.

— Именно так, — усмехнулась Ирия. — Разница лишь в цене. Но я, скорее, кокетка и распутница. Я же не беру плату.

— Да, иначе точно прыгнула бы под моего слабоумного братца. А ты предпочитаешь выбирать сама, да? Значит, не обещала любовь? Констанс Лерон писал о тебе уйму глупейших стихов. Ирия Таррент, Ирэн Вегрэ… — протянул, перечисляя бывший Бастард.

Значит, Ревинтер ее всё же выдал. Или еще кто.

— Сколько же мужчин любили тебя?

Правду не удастся скрыть, едва он завалит пленницу куда угодно. Или притиснет к стене. Но до тех пор…

— Ни одного. Анри Тенмар любил вашу сестру Кармэн, его отец — свою жену. Алан Эдингем не разобрался сам.

И вовремя удрал подальше.

— А Констанс Лерон?

Уже не узнать. Жаль, он не удрал еще дальше Алана Эдингема.

— Он любил свою выдумку. Прекрасные фантазии об идеальной даме.

— За них глупый поэтишка и умер. Хотя нет — за то, что помешал моему отдыху. Так вот, Ирэн, я отправлю тебя туда, где тебе самое место. В мою новую спальню. Но не сегодня и не завтра. Сейчас ты пока поживешь… допустим, вот здесь. Вполне уютно, не находишь?

В прежних комнатах Алисы⁈

Милые котята и трогательные собачки с огромными добрыми глазами. Нежно-голубой, как летнее небо, потолок. Бежево-розовые ковры. На них уже вновь остались глубокие следы грязных сапогов. Ладно хоть пустых бутылок пока не валяется.

Выжили ли наивная Соланж с трогательной малышкой Софи, проницательная умница Стефани, добрая, простодушная Жаклин? Безобидная старушка Одетта с ее воспоминаниями далекой юности? Про Алису твердят все, остальные забыты.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Возможно, удобнее будет, если я займу не комнаты моей кузины-королевы, а жилище поскромнее — родовой особняк Тенмаров?

И смазать салом резвые пятки оттуда точно проще. Даже при вооруженной охране. Эриковской. И даже трезвой.

— Не удобнее, — отрезал спятивший от вседозволенности очередной безумец эвитанского престола. — Видишь ли — сейчас у меня полно юных дев. И их я еще распробовал не всех. У каждой из этих девок еще есть что скрывать и терять. В отличие от тебя. Но не страдай — до распутных красоток вроде тебя очередь тоже дойдет. А пока, — усмехнулся он, — постарайся меня не разозлить. И для этого, будь добра: впредь со мной НЕ СПОРЬ.

4

Даже странно, что в комнате Роджера всё осталось, как было. При нем и… при матери. Отец не тронул ничего. А королевские мародеры любого из трех королей не добрались. Были слишком заняты особняками роскошнее? Бертольд Ревинтер всегда славился скромностью.

Прежде он распоряжался Роджером, как частью себя. С тех пор прошла целая жизнь. Насколько теперь младший сын способен ему противостоять?

И как он взглянет в серые глаза девушки, чье лицо так старался забыть? Той, что его лицо столько раз видела в кошмарах?

Роджер ведь так ничего для нее и не сделал. Это не он спасал Эйду из монастыря. И во всех дальнейших скитаниях. Вовсе не родной отец искал и спасал Мирабеллу.

С кем поделиться собственными мыслями? Уж точно не с отцом. Не поймет и через века — даже будь у них таковые в запасе. Хоть оба Ревинтера сейчас и на одной стороне. На стороне спасения семьи.

Вот только семья — расширилась. Причем не только в сторону Эйды. Роджер, насколько сможет, не позволит вредить и Ирии. Даже если она сама легко передумает, едва представится удобный случай. Сестра Эйды ведь еще так и не отомстила. А ждала этого годами.

Анри Тенмар стал Роджеру почти другом. Жаль, лишь почти. Но для большего нужно было самому натворить меньше. Зачеркнуть можно не всё. За себя Тенмар простить смог. За семью друга — нет. До конца — никогда.

Как не простит до конца и Ирия Таррент. Полностью — никогда. Хоть века пролети. Даже если сейчас они пусть не друзья, так союзники.

Впереди — свадьба. Которой Роджер сначала не хотел, но согласился. Потом попытался настоять, но слишком мягкотело. А теперь опоздал на годы.

Нет. Еще больше. Нормальные люди сначала женятся, а уже потом зачинают детей.

А так, как тогда, вообще ничего не должно было случиться. Никогда.

Ведь могло же выйти иначе? Роджер никогда не пошел бы на поводу у отца. Поступил бы в Академию. И не оказался в Лиаре. А еще лучше — Арно Ильдани остался бы жив. И никакого мятежа.

И где-нибудь в другой, не сложившейся жизни Роджер мог просто встретить светловолосую, сероглазую девушку из Лиара…

Размечтался. Живи в той реальности, что создал сам. Напару с отцом. Долго ведь старались.

Анри Тенмар точно придумал бы, как всё исправить. Вот только он бы в это никогда и не вляпался.

А Бертольд Ревинтер выход не подскажет, потому что не видит вины Роджера вообще. Как и своей.

Кстати, с отца надо и начинать. Обсудить живописные сны о топких трясинах, горящих созвездиях и кровных клятвах. А заодно — готов ли он разменять жизнь нелюбимой невестки на жизнь младшего сына или проще потерпеть до конца их (или своих) дней обоих. А то папенька ведь еще далеко не обо всём осведомлен.

И случайность или жестокая шутка, что их с Эйдой дочь кто-то без них назвал Мирабеллой? В честь матери Роджера.

Взяла ли девочка хоть что-нибудь от нее? Роджер толком не помнит лицо матери в жизни, но ведь есть портрет. В ее комнате, где всё осталось почти как при ней. Там мама как живая. И столь же печальная.

А еще стоит поискать доверенного гонца. Не отцовского. Тот сначала предупредит самого отца. А папенька в свою очередь промедлит с предупреждением врага. У того ведь уже не осталось заложников. И его смерть ни Роджеру, ни Мирабелле, ни даже Эйде во вред не пойдет.

Но что делать, если Роджеру Анри Тенмар — больше не враг?

А верного гонца младшему сыну найти куда тяжелее, чем влиятельному отцу. Но проще, чем пленной Ирии. Меньше слежки, больше свободы. И дом — свой, а не Эрика.

А если письмо перехватят? И вот уж тогда развернутся… Особенно с шантажом.

Саму Ирию упоминать нельзя. Как бы Анри ни обрадовался, что она жива. Но вдруг он еще не слышал и о ее смерти?

«Анри, помнишь легенду о Четырех и Пятом? Я тут порылся в книгах и нашел еще одну — об Острове Ястреба в одном северном море или озере…»

Глава десятая.

Эвитан, Лютена.

1

Никто так и не пришел спасти их с Мирабеллой. Та страшная боль расколола Эйде голову. И теперь черные жрецы убьют ее дочь!

Жар и лед сменяют друг друга, как ухабы дороги с севера на юг, по которой трясется карета. Ничего не видно за окном — черное сукно застилает свет. Эйду везут в Лютену, где казнят ее родных. Скоро очередной привал, и Роджер Ревинтер опять заявится.

Если яростная боль в голове хоть на миг ослабеет — Эйда решится бежать. Потому что Ирия и Диего правы: надо драться до конца. Как Ири, как сестра Диего Элгэ.