Разве что Эйде обвенчаться с Роджером Ревинтером, но уж без такого счастья как-нибудь обойдемся. Тут даже вдовство не поможет.

Да и от могущественных врагов лучше оказаться как можно дальше. От любых. Что-то их количество растет не по дням, а по минутам.

Жаль собственных обещаний Констансу. Но если он и впрямь сдержит слово (и не перегорит в своей скороспелой любви), Ирия найдет его. А дальше выбирать уже только ему. Расстаться или сбежать вместе. Вряд ли образованный поэт не знает бьёрнландского. Или хоть наречия Вольных Городов. Или теплой Идалии.

Только сначала — в Квирину. Анри заслуживает правды о родителях. О смерти отца и любви матери.

И уже потом — на свободу. С Эйдой и Мирабеллой.

И будут они все жить-поживать у далекого северного моря, чей рокот похож на шум волн Альварена. Как в сказке. Молодая вдова с дочерью и ее… младшая сестра? Если Констанс последует с ними. Если посмеет и не разлюбит.

Способна ли Ирия полюбить вновь — разберемся потом. А пока будем надеяться, она сумеет хоть быть благодарной.

Значит, сестра… или брат. Лучше старший. Брать себе слишком мало лет — нельзя. С другой стороны — слишком зрело Ирия выглядеть не сможет. В темных тонах Тенмара и при подходящей прическе она сойдет лет на двадцать, а то и за двадцать… но не в мужском камзоле. Здесь все ее годы видны сразу. Если не младше.

Ладно, часть юношей и в восемнадцать кажутся пятнадцатилетними. А совершеннолетие наступает в шестнадцать и в Бьёрнланде. Хоть в армию иди.

Всё это еще так далеко. Можно просчитать потом. А пока — ветер, скачка и резвая белоснежная лошадка. Получившая новое имя в память о верной Снежинке. Где ты, подружка? Будем надеяться, лошадей убивают только Люсьены. И только Вихрей.

И много миль до Квиринской границы — впереди. Три недели полной свободы.

Глава четвертая.

Мэнд, Тайран.

1

Итак, кто может попасть в королевский дворец? Хорошо охраняемый. До зубов вооруженными громилами.

Самый простой ответ: слуги. И поставщики провизии. Но для вторых путь открыт лишь днем. Когда слишком хорошо видно лица.

Зато первые могут явиться и поздним вечером. Помочь на ночном пиру. Или прибрать за гостями.

А следующий вопрос: что безопаснее — взять Беллу с собой или оставить здесь?

— Оставить, — усмехнулась она на колебания Грегори. — В крайнем случае, представлюсь по всей форме. Раз уж до сих пор не убили моих маму и брата — авось, не убьют и меня. Чем я опаснее-то? Тем, что на свободе? Так это легко поправимо. А я сопротивляться не стану — сдамся сразу. Еще и к маме попрошусь. Очень жалобно. Вдруг поверят — юной деве моих нежных лет?

— Да, их не убили. Но хорошее уточнение — пока, — заметил Вит. — В Эвитане меня и девчонок тоже сначала не тронули.

Вечереет. Скоро падут очередные сумерки Мэнда. Возможно, для них — последние.

Ночь — время не только ее Детей. Благодаря отважной, великодушной Анжелике.

А днем давно уже на улицу носа не высунуть. Стража рыщет по городу неустанно.

— Мою мать вообще держат отдельно. Может, сначала проберемся к ней?

— Сделаем так, — вздохнул Грегори. — Во дворец иду я. Один. И не спорь. Да, ты тоже не спорь, Вит. В дом королевского брата пробираетесь вы. Вдвоем. За старшего — Витольд. Белла, если он прикажет отступать — возражения не принимаются.

Черные глаза вспыхнули на миг — ярко-ярко. И погасли. За эти недели дочь Кармэн разучилась спорить. Почти.

Последний ужин, гаснут свечи, наступает последняя ночь. Сколько дней они провели плечом к плечу. Завтра их пути разойдутся.

Ты во многом права, аббатиса Анжелика. Прекрасная дочь графа, заточенная в монастыре, чтобы избежать худшей участи. Ты права, но ведь тоже понимаешь, что иногда выбора просто нет? Лучшего шанса уже не представится. Они и так ждали слишком долго. Меняя таверны, рискуя каждый день, каждый час быть схваченными и убитыми.

Завтра ночью дворец пирует. Отмечает Ночь Великого Ормоса. Когда еще во дворце найдется столько пьяной стражи?

Вит, если что — присмотри за Арабеллой. Уж как сумеешь.

Все-таки умирать в ее годы — чересчур даже для этого паршивого мира.

2

Завтра в столице какой-то местный праздник — Элениту на него не пригласят точно. Слишком мелкая сошка. В отличие от Виктора. Но вдруг ему удастся вырваться хоть на часок? Принести своей «лани» искорку радости.

Но любимый не вырвался, хоть Элен и прождала почти всю ночь. Не смыкала глаз, не могла читать — строки расплывались.

А потом пришли за ней самой. В самое темное время — перед рассветом. До которого еще нужно дожить. Но не всем так везет.

Смерть всегда приходит темной ночью. Сначала — краткое счастье, потом — жуткая гибель. Как расплата.

Нет, не так. Счастливы бывают многие — не все за это так платят. Просто Элен такая невезучая.

— Одевайтесь, сударыня. Вас хочет видеть Его Величество император.

Кто? Разве он — не король? Даже герцог? И зачем Его Величеству Элен? Неужели он… Всё и впрямь погибло!

Она не знала, что кончится этим! Творец милосердный!

Золотые статуи, алые ковры, черный страх. Кружится голова, пляшут каменные лики, багровеет ковер. Подкашиваются ноги.

Где радостный смех, здравицы, танцы? Что здесь за такой праздник Тьмы, страха и гробовой тишины?

Длинные коридоры… бесконечные… слишком короткие!

Потому что в конце пути — смерть. На кровавом троне.

Нет. В огромной спальне. Среди подушек и ковров — алых, тоже цвета крови. На них она будет не видна.

Элениту убьют не сразу.

Нет! Она верна любимому. Чего лишиться страшнее — чести или жизни⁈ Жанна бы выбрала второе, но Элен всегда презирала за это сестру. Как можно не сохранить себя — ради единственной любви, что придет рано или поздно?

Ноги подогнулись, приливом накатила дурнота. Творец милосердный!

— Не тряситесь, сударыня! — брезгливо поморщился убийца тысяч невинных. И насильник тоже весьма многих. — Поверьте, к моим услугам любая красавица Мэнда. Любая готова на всё, чтобы прожить лишний день. И любой муж или отец предоставит мне ее, чтобы прожить лишний день самому. На коленях умолять приползет. Поверьте, вы мне даже не интересны. Вы ведь отнюдь не красавица. Просто спальня намного удобнее. Сейчас же ночь.

Да. И потому он ждет ее в одной повязке на бедрах? Развалился на подушках, подобно восточному владыке из далеких сказок. Они там тоже все ненормальные. Развращенные убийцы!

— Ах, вы об антураже? — король (уже император!) небрежно махнул рукой. — Это просто театр.

Да он же сумасшедший! Просто безумец. Хуже Карла Эвитанского.

И значит, Элен — точно конец. Ее сейчас порвут в кровавые клочья — лишь бы его развеселить.

— Я же сказал: не тряситесь, глупая овца. Что в вас вообще нашел этот зарвавшийся наследничек — после Элгэ-то Илладэн? Знаете, почему еще вашей чести ничего не грозит? Здесь ведь всё еще никто не умер. А знаете, почему весь этот… антураж — такого цвета?

Виктор сказал бы: цвета страсти. Если Элен суждено обнять его еще хоть раз — она будет умолять о других цветах. Любых. Когда они будут уже далеко-далеко… давно в безопасности!

«Зарвавшийся». Нет, нет, нет!

— Да, вы правильно догадались. Ну так вот: убьют здесь вас. Медленно, не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. К моему вящему удовольствию. Если вы немедленно не выложите все подробности вашего глупого заговора. Всё, во что вас сдуру посвятил ваш не менее глупый любовник — сын своей идиотки-мамаши. Кстати, в отличие от вас — красавицы, так что ее я, возможно, пощажу. Ну же! Не забывайте: я с легкостью убил собственную семью. Это тоже правда.

Он легко поднялся на ноги, тряхнув безупречно-черной гривой волос. И на гладком лице — ни морщины. Но ему же не меньше пятидесяти!

Кому он приносит жертвы, чтобы сохранить молодость⁈ Неужели правда — все Мэндские легенды⁈ Почему Элен прохлопала глупыми ушами, чей завтра праздник?